Воспоминания из будущего (СИ)

— Если тебе нужна моя помощь, я не оставлю тебя, Хейден. Выкладывай.

Кристенсен, отложив вилку, принялся докладывать профессору то, что хотел:

— Дело в том, что, когда мы были в лагере, я случайно подсмотрел сквозь замочную скважину, как в бальном зале обучали вальсу. Я подумал, что у меня, скорее всего, не получится взять курсы на базе, так как мне откажут — ну, вы понимаете, ведь я всё-таки не прошлое вижу, а будущее. Но они танцевали так красиво, так утончённо… Я не понимал, насколько сильно хочу обучиться вальсу, а вы, пребывая в лагере уже несколько лет, наверное, знаете, как его танцевать, так что…

Дыхание сбивалось, а слова не находили нужных мест в предложении. Капли пота стекали по лбу, голос дрожал. Он так и не мог выразить свою мысль полностью, но Юэн понял его, как если бы тот не говорил ничего. Профессор вытер губы салфеткой, отложил вилку в сторону и поднялся.

— Иди сюда, — он уже встал в нужную позу, раздвинув руки и ноги, как-то предполагали правила танца.

Jason Donovan — Sealed WIth A Kiss

Хейден, смущённо поднимаясь со стула, подошёл к Юэну, и тот сам руководствовался конечностями студента, направляя их в нужные стороны. Кристенсен каждый раз вздрагивал от прикосновения МакГрегора, дыхание замирало, а сердце билось всё чаще. Крепкие руки держали его собственные, и он позволял им управлять собой — это было тем единственным, чего он хотел в последнее время.

— Просто делай, что я скажу, — Юэн серьёзно, не моргая, посмотрел в глаза Хейдена и уловил его взволнованный взгляд. Тот никогда не был так близок ни с девушками, ни с мужчинами — его поведение выдавало этот факт. Но МакГрегор явно старался забыть о нём всякий раз, как на горизонте появлялся Кристенсен. От него веяло молодостью, девственностью, и, как бы Юэн того ни отрицал, это вызывало в нём сильнейшее желание завладеть мальчишкой.

Хейден кивнул, как только по радио заиграла приятная медленная музыка, и профессор принялся учить его танцу. Вначале он показывал первые движения: как переставлять шаги, с какой скоростью и темпом. Как вести партнёра в вальсе и как его держать, а потому и положил руки Кристенсена на свою талию, снова замечая, как тот вздрагивает и чуть ли не падает в обморок.

— Пожалуйста, держись, Хейден, — улыбнулся Юэн. — Второго обморока от тебя я не приму.

Кристенсен издал нервный смешок, и они продолжили. Левую ногу влево, к ней приставить правую, затем направить вперёд и направо. Нехитрые движения превращались в сущую пытку для Хейдена, когда руки Юэна лежали на его плечах. Он старался запоминать шаги, но всё, что он запомнил — горячее дыхание Юэна возле своей шеи, его прикосновения и голос, диктующий, что делать. Он уже не считал обучение вальсу у профессора отличной идеей, так как это приносило ему огромное количество неудобств.

Но в то же время — непередаваемое наслаждение.

Хотя мы прощаемся с летом… — доносилось из приёмника, и Хейден в первый раз посмел заглянуть в глаза Юэну, который всё твердил, что у того всё получится — нужно лишь много тренироваться.

Любимая, я обещаю тебе… — Юэн прижимал к себе студента, следя за его движениями. Тот, обомлев от столь сильной близости, постоянно сбивался с общего темпа и оступался, наступал МакГрегору на ноги, но тот не чувствовал боль — он просто продолжал двигаться дальше.

Что буду отправлять тебе всю свою любовь… — Помогая Хейдену, Юэн бормотал слова песни под носом, хотя Кристенсен подозревал, что тот обладает плавным и музыкальным голосом. Он наблюдал, как тот, возможно, погружаясь в воспоминания, профессионально танцевал, ведя за собой совершенного новичка.

В письме, запечатанном поцелуем… Эта песня навевала Юэну мысли о его прошлом и о тех утратах, что он пережил. В свои молодые годы он и не подозревал, что когда-то потеряет Еву, отдавшуюся власти Адама, но ещё больше он и представить себе не мог, что будет держать в своих руках её сына, пускай и приёмного. Тем не менее он видел этот блеск в глазах и то же испуганное, взволнованное выражение лица, и он понимал, что дело добром не кончится. Ещё одно прикосновение, ещё один полный влюблённости взгляд — и он не выдержит, хоть и пытался держать себя в руках больше всего.

— Вы чудесно поёте, — прошептал Хейден, заслышав, как Юэн повторяет текст песни.

— Я пою отвратительно, — усмехнулся тот. — Даже не пытайся мне льстить только потому, что тебе нечего сказать.

— Сплошная клевета, — не растерялся Кристенсен.

Они продолжили. По мере того как звучала песня, Хейден стал улучшать свои способности и теперь действительно старался двигаться в такт музыке, причём — правильно.

— Да, это будет холодное одинокое лето, — пропел Юэн, стараясь, чтобы диапазон его голоса не выходил за рамки шёпота.

— И я уже чувствую пустоту, — подпел Хейден, и МакГрегор с удивлением заглянул в его глаза.

Он расслабил руки на его плечах и сцепил их замком за шеей. Ладони Хейдена поползли вниз, скатываясь с талии профессора всё ниже к бёдрам, и он прижимался к нему.

— Но я буду посылать тебе все мои мечты каждый день… — Юэн сглотнул слюну, понимая, к чему всё приведёт. Он прикрыл глаза и оставил уста открытыми.

— … в письме, запечатанном поцелуем, — добавил Хейден и опустил голову, оказываясь ближе к губам профессора.

Юэн поднял руки, зарываясь пальцами в кудрях Кристенсена. Его губы уже были наравне с губами Хейдена, и они оба ощущали невыносимый жар. Кристенсен мог поклясться, что его сердце с такими ударами выпрыгнет из груди, а дыхание остановится и он так и растворится в этом моменте, прощаясь с внешним миром.

Юэн уже мог чувствовать влажные губы Хейдена, этого бесконечно привлекательного юноши, являющего собой истинное знание о красоте. Словно бог, тот оказался в его руках, а его доверчивые прикосновения служили благословением. Он овладевал этим телом, медленно, осторожно, как это рисовал в своих мечтах Хейден, боясь поспешить.

Слишком сильно боялся поспешить, потому что, когда их губы были готовы соединиться в потоке чувств, а руки — ласкать друг друга, тишину, словно гром, прорезала громкая трель, возвращавшая их обоих во внешний мир.

Юэн, в гневе раскрыв глаза, потянулся в карман за телефоном, отвечая на звонок. Хейден успел догадаться, кто звонит. Они убрали руки и встали друг от друга на расстоянии полуметра, пока МакГрегор слушал, что ему докладывал Лиам.

Хейден мог подслушать их разговор, но он был слишком расстроен и разозлён, чтобы воспринимать информацию. Только что он был готов получить искреннее наслаждение от поцелуя профессора и его ласковых прикосновений, о коих ему могли бы сниться блаженные сны, если бы он не видел в них фантастические миры. Интересно, каков на вкус мог бы быть его поцелуй? Такой же, каким одарила Падме Энакина? Или — более чувственный, более проникновенный, более страстный? Теперь о нём оставалось лишь мечтать.

А звонок Лиама перебил всё. И испортил день, который мог закончиться невероятно хорошо. Настолько невероятно, что лишь об одной мысли о возможности получить райское наслаждение, вновь оказавшись в объятиях опытного Юэна, явно знавшего, как обращаться с молодым телом.

Так и манили они друг друга — юность пыталась дотянуться до зрелости, а зрелость искала упоения в молодости.

Убрав телефон, Юэн грустно посмотрел на Хейдена и произнёс:

— Снова летим на базу. Лиам сказал, это срочно. Информация, которую они узнали, может в значительной мере повлиять на будущее, представленное нам судьбой.

========== Часть 25 ==========

Наспех вымыв посуду, они выбежали из дома, где их давно поджидало такси. Водитель справился о месте назначения и нажал педаль газа. И тогда они попрощались с тихим районом Нью-Йорка, вновь выехав в бесконечный поток шума, света и жизни.

Всё как в прошлый раз, когда Юэн впервые повёз Хейдена в лагерь. Тогда Кристенсеном овладевал лишь страх неизведанного, а сейчас — боль от утраты ласковых прикосновений Юэна. Призрак несвершённого поцелуя так и витал возле уст Хейдена, а горячее дыхание нависало над его шеей. Кристенсен даже не мог повернуться вправо, чтобы кинуть взгляд, полный нескольких чувств одновременно, но в зеркале водителя он видел, как профессор, положив подбородок на кулак, смотрел в окно, не видя перед собой ничего. И жизнь города не могла завладеть его вниманием. Видимо, они оба думали об одном и том же.