Вилька и Мишка в тылу врага

-Вот, Сёма, даже контуженного рассмешил своими фантазиями. Что, шпион, есть хочешь?

-Нет, - отрицательно покачал головой, - тошнит.

-Ясно, сотрясение мозга. Ладно, Сёма, скажи своим, пусть отведут его в баню. Помоется, поест, отдохнёт, потом продолжим разговор. Есть у меня план…

Вошедший красноармеец проводил меня к постройке, явно это была баня. Когда я вошёл в предбанник, к своему удивлению, увидел Мишку. Мишка уже раздевался.

-Ну, вы мойтесь, я посторожу, - сказал красноармеец, выходя за дверь.

Ничего не сказав, я начал раздеваться. Мишка, искоса поглядывая, разделся и юркнул в мыльню. На него я не злился. Каждый выживает, как умеет. Тем более, недавно он спас меня от верной смерти. Сняв трусы, я осмотрел свою маленькую мошонку. Та была уже синяя. «Ничего себе - подумал я, - удар, у него поставлен! Как бы наследства не лишил!».

В мыльне нашёл шайку, налил воды, поискал мыло. Мылом завладел Мишка, тщательно намыливая голову.

-Миша, дай мыло, пожалуйста, - попросил я. Мишка застыл. Потом протянул мне кусок мыла и мочалку. Я с трудом поднялся, взял принадлежности и начал мыть свою голову. Грязи было невероятно много, боли тоже.

-Миша, потри спину, мне не добраться, больно, - попросил я.

Мишка не стал противиться, начал мыть меня и спереди, и сзади.

С удивлением я заметил, что Мишка не обрезан. Интересно, подумал я, какой же он тогда еврей?

Когда мы помылись и вышли в предбанник, то своей одежды не обнаружили.

на полке лежали двое кальсон с рубашками, в одну из них нас обоих можно было завернуть. Зато висели два вафельных полотенца. Мы вытерлись и сели, не зная, что делать дальше.

Тут открылась дверь, и заглянул красноармеец с винтовкой на плече:

-Помылись уже? Одевайтесь.

-Где наша одежда? – вредным голосом спросил Мишка.

-Не беспокойтесь. Она такая грязная, что мы решили её постирать. Уже, наверно, сушится.

Если бы не больная голова, я подумал бы, что стирать удобнее в бане, но гул в ушах не проходил, и думать было лениво.

-Вилька… - подал голос Мишка.

-Что? – спросил я, думая, как сделать, чтобы кальсоны не спадали.

-Прости меня, – шмыгнул носом Мишка.

-За что? – удивился я.

-Как за что? За то, что сдал тебя. Тебя же били, я вижу.

-Били, - согласился я. - Зато не убили. Забудь, Мишка. Может, я прикажу тебе сдать меня, чтобы хоть ты выжил.

-Я никогда так не сделаю! Знаешь, как мне было стыдно?! Лучше бы нас расстреляли, зато вместе. Не хочу больше пережить такой стыд. Хуже смерти.

-Что ты знаешь о смерти, Мишка…

-Понимаю, что ничего. Ты пережил смерть, побои, пытки, а я струсил, - горько сказал Мишка.

-Какие твои годы, Мишка, - вздохнул я. – Пошли, не обижаюсь я на тебя. Если бы нас обоих расстреляли, кто бы рассказал, как я героически погиб?

-Не-е-е-т, - дрожащим голосом сказал Мишка, - лучше смерть, чем такой позор!

Мы вышли из бани, и нас повели в сторону полевой кухни. Нам пришлось держать кальсоны руками, чтобы они не спали, хорошо, хоть ботинки оставили.

На столе под навесом стояли чашки с кашей. Каша оказалась пшённая, с волоконцами мяса. Пожилой повар, увидев, что пришли мальчишки, нашёл в котле побольше каши с тушёнкой, и добавил нам в чашки. Получились две приличные горки.

мы поблагодарили повара и принялись есть. Меня всё ещё тошнило, но я подумал, что в следующий раз поесть придётся неизвестно, когда, и старался запихать всё, что есть, в урчащий желудок. Мишка мёл всё подряд. Когда съел кашу, принялся за компот, при этом поглядывая на мою голову.

-Ты всегда был белым, Вилька, - наконец, раскрыл рот Мишка, только не пойму, что не так с твоими волосами?

-Поседел он, - хмуро сказал повар, - эх, война проклятая! Вам бы в игрушечную войнушку играть, а не в настоящую!

Красноармеец отвёл нас в одну из хат и сказал:

-Располагайтесь и спите. До завтра, - и вышел. А я с облегчением вздохнул: до чего устал за сегодня! На лавке было какое-то тряпьё. Я зарылся в него и сразу уснул.

Утро пришло, как будто ночи не было. Едва рассвело, нас разбудили, велели посетить уборную и умыться. Потом повели в сельсовет, бултыхающихся в безразмерных кальсонах.

Нас завели в знакомый уже кабинет. Сесть не предложили. На столе я увидел сложенную стопкой нашу одежду. Немного погодя зашли командир с комиссаром.

-О, какие красавчики! – сказал Гнилов, постукивая своим стеком по голенищу сапога.

Сегодня, выспавшемуся и без сильного гула в голове, мне стало жутко. Хорошо, что вчера был в отупении, было всё равно, расстреляют, или оставят мучиться дальше.

-Да, отмылись, выспались, - согласился командир, усаживаясь за стол.

-Ну, так вот, господа шпионы, - весело начал он, - решили мы вас отпустить, - он замолчал, пристально наблюдая за нашей реакцией.

Мне не понравилось его предложение. Был здесь какой-то подвох.

-Что за это мы должны сделать? – глядя в пол, спросил я.

-Не поверите, - откинулся на спинку стула командир, - ничего. Вот ваша одежда. Теперь слушайте. Под левым карманом штанов у вас зашито ложное донесение. Если попадётесь немцам, после долгих пыток, - улыбка, - вы отдаёте его им. В правом кармане – настоящее. Это отдаёте нашим.

-Тоже после пыток? – хрипло спросил я.

-Шутник, - усмехнулся Гнилов, - лучше вам никому не попадаться. Идите всё время на восток, может, повезёт. Мы остаёмся здесь, будем сдерживать противника, сколько сможем, чтобы больше беженцев смогло уйти. Задача ясна?

-Задача ясна, - сказал я.

-Переодевайтесь.

-Прямо здесь? – удивился Мишка.

-А что тебя не устраивает? – спросил Гнилов, - тебе предоставить примерочную?

-Не спорь, Мишка, - буркнул я, - всё лучше, чем в этой хламиде.

Мы быстро переоделись в ставшую уже родной одежду и снова встали перед командирами.

-Меня беспокоит еврей, - поморщился комиссар, - сразу расстреляют.

-Может, сделаем из него испанца? – предложил я, сам не понимая, откуда взялась эта идея.

-Что ты имеешь ввиду? – поинтересовался командир.

-Он необрезанный. Пусть будет Мигель. Как твоя фамилия, Миш?

-Санкин, - проворчал Мишка.

-Во! Будет Санчес! Мигель Санчес! Санчо с ранчо.

-Сам ты сранчо! – возмутился Мишка, - мужчины заржали.

-Да не кто! - оправдывался я, - а откуда! Санчо с Ранчо. Ранчо, понимаешь? Вот если бы ты испанский знал!

-Я знаю испанский, - неожиданно сказал Мишка-Мигель.

Все замолчали, переваривая новость.

-У меня папа испанец, а мама еврейка. Я ещё немного немецкий знаю.

-Да ты находка! – восхитился командир, - тебя бы в разведку, цены бы не было!

-До первого немца, - скептически сказал Гнилов, - они не стали бы проверять, похож, значит еврей, а евреев или в гетто, или к стенке.

-Значит, не должен попасться, понял, Мигель? Понял, Вилли?

-Поняли мы, - угрюмо ответил я.

-Извините, ребята, но это единственный наш шанс известить командование о нас, - сказал командир, - мы не вернёмся. Все останемся здесь. Так что делать вам с нами нечего. Сейчас идите на кухню, берите вещмешки, и в путь.

Командир вышел из-за стола и протянул нам руку: - Зовут меня Зосима Петрович, запомните, и прощайте. Комиссара звать Семён Михайлович, как Будённого. Запомните тоже, передайте нашим, где мы погибли. Всё, идите.

Мы с Мишкой зашли на кухню, где пожилой повар… ну, как пожилой, лет за сорок.

Я, почему-то подумал, что сам старше него, хотя был ребёнком.

-Меня все кличут Митричем, - представился повар, передавая нам вещмешки, - здесь хлеб, сало, консервы. Откроете? Нож опасно вам давать, найдут, не пощадят.

-Откроем, дядя Митрич, - уверенно сказал я, - есть захотим, откроем.

Митрич привлёк нас к себе и поцеловал в лоб каждого:

-Дома такие же двое остались, - смахнул он слезу, - ещё двое воюют. Ну, всё, идите, не ровен час немцы нападут.

Простившись с Митричем, вышли на околицу, где постовые, не утерпев, пожали нам руки и указали на дорогу, по которой нам предстояло идти.