Twinfinity Soul (СИ)

Вскоре Онка начала прижимать меня к себе руками, медленно разрывая обещанье своё на кусочки. Начинала гладить меня кончиками пальцев, заставляя тело моё дрожать нестерпимо.

«Повернись ко мне, Иорфей. Я не хочу, чтобы они смотрели на твоё смущённое лицо». - От слов её мне становилось плохо. Сгорало тело моё от стыда огромного. Не знаю почему, но я не стал задаваться вопросами. Повернулся я к ней, заливаясь красками от взгляда тёплого. Покрываясь толстыми слоями стыда и смущения от улыбки и рук нежных. Пододвинула она к себе моё тело дрожащее, коснувшись губами моего уха. И прошептала она в ухо моё:

- «Расслабь веки свои, юный Иорфей, но не засыпай. Я раскрою перед тобой все тайны…»

***

«Когда-то давно, когда я ещё была юной девушкой, у меня была сестра. Сестра моя была одной из лучниц, что стояли на стенах и предупреждали о появлении людей. Однажды она увидела… человека. Одного. Он был вооружён и бодр, но сестра моя, в отличие от остальных лучниц, не решалась натягивать тетиву своего лука, ибо он был беззащитен в её глазах. Одинок и слаб.

Ей позволили спуститься со стен и поговорить с человеком, и потом она привела его к нам, разделив с ним свои идеи. Человек этот хотел мира. Бросил он оружие и склонил перед нами голову. Он хотел стереть распри между нами. Доказать людям, что мы можем жить в мире.

Ему позволили жить среди нас, и он оказался… как и ты, Иорфей… довольно… приятным. Моя сестра решила завладеть этим «лакомым кусочком» первой, а затем и вовсе отдаться ему. Целиком и полностью. Вскоре на свет появилось крохотное человеческое дитя. Нежное и беззащитное. Дитя, приносящее только улыбку своей счастливой матери. Ничего сильнее в жизни своей не любила сестра моя, поверь мне, и это дитя стало огромным доказательством того, что человек может жить рядом с нами. В мире и любви.

Человек, как и моя сестра, решили остановить предстоящую битву вместе. Показать людям чадо это и доказать, что их любовь безгранична. Что мы можем жить вместе. Люди назвали человека «Еретиком». Убили его без малейшего повода. А моя сестра… она спряталась. Отдала своё дитя убийцам и убежала.

Несколько лет моя сестра терпела это горе, но потом, не выдержав позора и боли… ушла. Прокляла себя ужасными словами прямо на глазах Старейшин и сказала им, что за подобный ужас её должны были наказать. Она наказала сама себя, и наказание её было… жестоким. Она ступила вглубь Горизонта. Заперла себя среди нескончаемой белизны. И она не вернётся оттуда, если только кто-то… не заставит её забыть и простить эту ошибку».

***

«Неужели ты говоришь мне…» - Онка поняла мой вопрос мгновенно, не позволив мне произнести его полностью. Аккуратно щекотала моё ухо она кончиком носа, словно кивая мне, отвечая нежным: «Угу» на слова мои.

Эта история… Это была история о моих родителях. История моего рождения. И намёки Онки были мне ясны. Её сестра – моя родная мать-Даемон – ждала меня в неизведанных краях Горизонта. Изливала свою горесть в одиночестве, не прощая себя за ошибку свою. И спросил я Онку:

- «Как звали твою сестру? Мою… мать?»

Но она не отвечала мне. Лишь крепче она прижала тело моё руками нежными, вновь коснувшись губами уха моего. В теле моём, среди дрожи и смущения, ползало странное чувство. Ощущение того, что она… засыпала. Повернулся я к ней, и увидел веки закрытые. Чувствовал её лёгкое, спокойное дыхание своим плечом. Как можно аккуратнее коснулся я руки Онки, стараясь разбудить её толчками лёгкими. Но она не спала. Она улыбалась мне, сладко промычав что-то себе под нос. Вскоре я вновь оказался в непосредственной близости, в объятьях нежных, слушая её ласковый шёпот:

«Ты ведь мне веришь, да?» - прошептала она, проведя рукою по груди моей. Словно специально она вытягивала из меня краски смущения и стыда, заставляя меня сдерживать их в себе. Вновь я услышал ласковый смех Онки, тихий и нежный, а за смехом этим – касания нежные. Коснулась она пальцами моей шеи и прошептала: - «Ми-ка. Мою любимую сестрёнку зовут Ми’ка. И я хочу, чтобы ты спас её от печали. Хочу вновь увидеть улыбку на её лице. Я хочу… увидеть свою любимую сестрёнку, Иорфей.»

«Но как?! Ведь я ни разу не видел её!» - с волнением в шёпоте своём я выказывал недовольство и задавался вопросами новыми. Онка же вновь успокоила меня, ласково шипя в моё ухо. Прижимая меня к себе и щекоча пальцами шею мою. Под шёпот и ласку эту я засыпал, сам того не замечая. И только во сне своём крепком я слышал:

- «Я расскажу тебе».

Отдых мой был до жути странным, но ещё никогда не испытывал я подобного уюта и тепла в жизни своей. Во снах своих я слушал истории Онки, что убаюкивала меня своими историями и едва различимым шёпотом. Истории и сказы эти остались глубоко в памяти моей, и ощущения от сна с Онкой… Они заставляли меня краснеть от стыда. Я спал с Даемоном-женщиной, а она, в свою очередь, наслаждалась сном со мной, обнимая меня, подобно кукле тряпичной.

Вечный стыд ждёт меня за подобный грех. За… сон с женщиной. Вот только Онка наоборот… гордилась мною. Даже Анку – муж её и брат кровный – гордился моей решимостью, хваля меня словами добрыми. Даже если он, как и все остальные Даемоны, прознали эту хитрую ложь – взгляды их не изменились. На меня стали смотреть с улыбками и очами яркими, и мне не нравилось это.

«Раз уж юный Иорфей решил не ждать и сделать всё сегодня – пускай так и будет. Пускай этот день будет сиять только для него». - этими словами благословлял меня Анку, и я был рад их слышать, вот только…

«С-сегодня? Что это должно значить? И что значит… День?» - никогда ещё мне не приходилось слышать подобных слов. Вопросы эти были довольно глупыми для Даемона, но Анку и Онка, провожающие меня в сторону врат, к Горизонту, делились со мной всеми тайнами и отвечали мне на все возможные вопросы.

Они объяснили мне, что есть «День» и что есть «Сегодня». Рассказали мне про Утро и Вечер, Полдень и Ночь. Про Полночь, Рассвет и Закат. Объяснили мне разнообразную суть слова День, с улыбками рассказывая мне про Месяца и Года, Минуты и Секунды. Я же… не знал этого, объясняя им свою глупость:

– «Может… в тёмных небесах не увидели мы истинное течение времени…. И потому мы используем лишь часы, недели и года?»

«Вам, людям, сложно без солнца. Вот и вся загадка». - объяснил мне Анку, смеясь и улыбаясь, взъерошив волосы на голове моей. Он выставлял из меня маленького мальчика, который не знает ничего про мир вокруг. И тогда я решил схитрить, спросив их:

- «А если люди… – люди, то кто вы?»

Ответить на этот вопрос они не смогли. Хотели, но не могли. И Анку, и Онка, переглядываясь между собой, остановились, стараясь найти хоть какой-то ответ на свой вопрос.

«Ну…» - Онка, стараниями своими, лишь запутала себя. – «У нас много братьев и сестёр, матерей и отцов…»

«Я имею ввиду не это, Онка», - и вновь я задал свой вопрос, усыпав его подсказками небольшими. Теперь вопрос этот они должны были понять без особого труда: – «Если я один, то я – человек. Если человек не один, то это – люди. Род наш – людской. Кто ты, Онка? Кем вы будете вместе с Анку? Как вы называете ваш род?»

Каждый свой вопрос я задавал аккуратно, образовывая для Анку и Онка небольшую паузу, в которой у них появлялась возможность поразмыслить над моими словами. Знаю я, что подобными вопросами мне приходится задерживать себя, но мой интерес… стал дорогой монетой в этот час. Анку чесал голову в раздумьях, а Онка, обратив свой взгляд в небо, поглаживала свои длинные локоны. И вскоре, спустя… минуту, если я верно понял смысл этого слова… Я услышал ответ:

- «Мы… не знаем».

Онка и Анку… Их ответ был одинаков.

«Никому не приходилось встречать животных и… прочих живых существ, когда все жили в «Старом» мире. Все мы – большая семья, и мы обращаемся друг к другу как к членам семьи, даже если кто-то, по какой-то причине… не являлся нам кровным членом семьи», - объяснила свой ответ Онка, сверкая неуверенностью в своих глазах. Подобной истине я не был удивлён. Анку же поступил иначе. Он поступил… мудро, найдя удобную середину для своего ответа: