Два мира. Том 2 (СИ)

— Сасори? — зазвучал старческий голос, дребезжащий, но достаточно сильный. — Бой закончился?

— Да, — ответил кукловод, глядя в глаза Анко. — Я исполняю своё обещание. Кабуто мёртв, поэтому после ты сможешь вернуться в Джодо.

— Хорошая новость, — откликнулась старушка — Чиё-сама, так её зовут. — Выпустишь меня?

Коснувшись ключевого элемента в вязи символов на кукле, Сасори снял печать, после чего марионетка раскрылась. Невысокая старушка проворно выскользнула из неё и уставилась на Анко.

— Бабушка, это Митараши Анко, — представил её Сасори. — Токубецу джонин из Конохи, мать моих будущих детей.

— Здравствуйте, Чиё-сама, — почтительно поклонилась Анко. — Для меня честь познакомиться с вами.

В своих интонациях она была уверена — учили, натаскивали изображать не только страсть, но и уважение. Кроме того, здесь Анко не совсем уж и играла: всё-таки если эта женщина обучила Сасори, она действительно достойна уважения.

Чиё молчала. Её взгляд бесцеремонно скользил по Анко, впитывая все детали, выискивая то, за что можно зацепиться.

— Самая проблемная женщина на свете, значит, — наконец проговорила она. — Ну-ну. Мы в Суне слышали о тебе, Змея, причём мало того, что зачтётся за плюс.

— Полагаю, вам доводилось слышать, что я плохо пою и играю на сямисэне, — произнесла Анко, удерживая кротость, но всё же с ноткой иронии. — Однако же обладаю другими талантами.

— Которые более чем устраивают меня, — протянул Сасори; ему, похоже, было от происходящего весело — вот же скотина, развлекается за её счёт! — Звук сямисэна мне никогда не нравился, в отличие от лязга стали.

— А пению предпочитаешь крики жертв, бьющихся в агонии от действий твоих ядов, — мягко дополнила Анко с тонкой улыбкой. Вот ещё она ему позволит веселиться одному!

Внимательно слушая их, Чиё хмыкнула себе под нос.

— Сасори, ты дашь нам минуток пять наедине? — спросила она.

— Если пообещаешь ничего не выкидывать, бабушка, — флегматично отозвался Сасори, просьбе совершенно не удивившийся.

— Обещаю.

— Я буду в соседней комнате, — сказал Сасори больше для Анко, вновь посмотрев ей в глаза. — Переброшусь парой слов со старой знакомой.

Анко в ответ мимолётно улыбнулась, давая понять, что не возражает, хотя мысленно поставила себе заметку разузнать, что за знакомая у него такая. Проводив его взглядом, пока не вышел, Анко повернулась обратно к старухе. Та сузила глаза — совсем как любит делать Сасори.

— Время идёт, а жизнь не меняется, — проговорила Чиё. — Один из Суны, другая из Конохи, нукенин и джонин, не в браке, а будет ребёнок… Ну хоть вместе его ждёте — тебе повезло, девочка.

— Во-первых, не одного, а двух, — сказала Анко, которой надоело косить под Хинату. Всё равно не работает. — Во-вторых, Сасори, как и прочие члены Акацуки, больше не является нукенином. В-третьих, обе деревни состоят в союзе, при этом что Хокаге, что Казекаге говорят о всесторонней интеграции — вот и интегрируемся. И да, я поняла, на что вы намекали. Я тоже думаю, что мне повезло: встретить Сасори при определённых условиях, узнать его, быть с ним. А если считаете, что коноховская Змея вашему внуку не пара — ну извините уж, так сложилось!

В конце своей порывистой речи Анко уже стояла, уперев руки в бока, глазами метая молнии. Будет эта старуха намекать ей на ситуацию «оттайдзюцил — и бросил» и смотреть свысока! Да, Анко в курсе, что не идеал, но и Сасори не подарок. На самом деле, настолько подходящих друг другу «не-подарков» ещё поискать.

— А тебе палец в рот не клади… Вот и чудно! — Анко аж дёрнулась от неожиданности. — С мужчинами из нашей семьи только такие справляются. Мой муж по матери был Узумаки, — пояснила Чиё, — тот ещё характер, я тебе доложу. Всю наследственность нам попортил в этом плане. Конечно, по другим показателям одни плюсы — я же думала, когда замуж выходила… — она тяжело вздохнула. — Я всегда думала, поэтому так много пожила. Продолжала жить, даже когда мои муж и сын погибли.

— Это дерьмовое существование, — сказала Анко, вспомнив то время, когда считала Сасори погибшим. Всё своё отчаяние и безумие. «Если это повторится, я лучше сразу прирежусь, — подумала Анко, но тут же одёрнула себя: — Нет, так нельзя. Теперь — нельзя».

— Иначе не скажешь, — кивнула Чиё, глядя на неё как-то иначе. Кажется, чуть с большим расположением. — Сасори, конечно, совсем не порывистый, в отличие от своего отца…

— Зато такие фортели горазд выкидывать, что не передать словами, — проворчала Анко.

Чиё приподняла брови в недоумении, затем снова вздохнула.

— Я говорю о нём, а ведь совсем не знаю, какой он теперь, — признала она с трудом. — Я помню его ребёнком, помню подростком, но ведь Сасори давно уже не такой, как в моих воспоминаниях… Ты, — обратилась она к Анко, — женщина, которую он выбрал в спутницы — скажи, каким он стал?

— Сводящим с ума своими повадками, — честно ответила Анко, встречая жадный взгляд старой марионеточницы, — циничным, язвительным, жёстким. У него всегда в запасе полно яда, и окружающие огребают по полной… Но если что-то случается с теми единицами, кто дорог ему, Сасори на многое готов. Сегодня он спас жизнь напарнику, даже дважды. Первый раз — когда напоил его зельем удачи, чтобы Дейдара мог подобраться ко врагу, который вообще даже близко не из лиги нас, простых смертных; второй — когда использовал ваше киндзюцу, чтобы не дать Дею сдохнуть до прихода медиков. И не важно, что после они поцапались. Слова ничего не значат, когда дела уже всё сказали.

Молча выслушав её, Чиё склонила голову.

— Вот как… — проговорила она, борясь то ли с подступающими слезами, то ли с улыбкой. Совладав с собой, она сказала: — Что ж, терпения тебе, Митараши Анко. Оно тебе пригодится.

— Спасибо, — кивнула Анко. Пожалуй, она поладила бы с этой старушкой, будь та жива и являйся частью её семьи. Сейчас же остаётся лишь вежливо поклониться, когда Чиё простится с ней и уйдёт в соседнюю комнату, чтобы сказать последние слова Сасори.

— Мадара.

— Хм? — откликнулся Мадара, не поднимая веки — чего смотреть на этого Сенджу? А глаза зудят.

— Ты как? — заботливо спросил Хаширама, устраиваясь в соседнем кресле — обивка тихо скрипнула, прогнувшись.

— Было хорошо, пока ты не заявился, — бросил Учиха. — Чего тебе?

— Да так, — произнёс Хаширама таким тоном, что Мадара с шипением открыл глаза. Выражение лица друга — расстроенное, виноватое — рассердило его ещё больше.

— Мать твою, Хаширама, скажи по-человечески, — процедил Мадара, выпрямляясь в кресле. — Что уже?

— Ну… на рассвете мы возвращаемся в свой мир, — принялся увиливать Сенджу. — Надо будет, кстати, поговорить с Цунаде — у Тобирамы есть мысли по поводу дальнейшего, и Цуне, и тебе стоит их услышать. А ещё я планирую выйти на передовую и помочь завершить войну — это то, что я ещё могу сделать, пока… — он замолчал.

— Хаширама, я тебе сейчас врежу, — абсолютно серьёзно сообщил Мадара.

— Давай не сейчас? — быстро попросил друг. — Но когда дома разберёмся с делами, можем и правда устроить небольшой спарринг. Что скажешь?

— Спарринг, госпиталь, онсэн? — хмыкнул Мадара, вспомнив старую программу развлечений.

— С удовольствием! — улыбнулся Хаши.

От его переигранной радости Мадара почувствовал, как тает собственная улыбка. Он отвернулся и принялся буравить взглядом пламя в камине, которое сам и разжёг.

— Я рад, что ты останешься в мире живых, Мадара, — прозвучал в тишине комнаты серьёзный голос Хаширамы. — Тобирама прав в своих выводах — сейчас очень сложный момент для Конохи… но мы с ним остаться и помочь разобраться со всем не можем. Так будет неправильно.

— А выигрывать для Альянса войну, значит, правильно? — буркнул Мадара огню. — Но вот как сложные переговоры-дипломатия — великий Первый Хокаге традиционно свинчивает.

— Я чувствую своим долгом сейчас, после победы над Кагуей, которая является благом в одинаковой мере для всех шиноби, остановить насилие в нашем мире, — отчеканил Хаши. — В остальном дело за живыми.