Администратор (СИ)

- Минерва, куда увольнять? Ты профессора по ЗоТИ нашла, чтобы профессора по предсказаниям гонять?

- Можно вовсе исключить этот предмет из программы, – поджала губы непримиримая шотландка.

- ЗоТИ? Так я бы с удовольствием. Но Министр очень просил так не делать. А я уже новую аббревиатуру придумал, план набросал... Представляешь, раскидать боггартов и гриндиллоу к УЗМС, люмосы всякие – Флитвику поручить разучивать. Я, признаться, вообще слабо понимаю, чем люмос помогает в защите от Темных Искусств. От темных коридоров, это да. Но от искусств, да чтоб с большой буквы этого слова...

- Альбус, твои вечные шутки!

- Какие шутки? Что надо-то? Чтоб могли определить наложенное на предмет проклятие, увидели ловушку, знали законодательство, сумели вызвать авроров или адвокатов (в зависимости от факультета, н-да). Чтоб бегали быстро, зигзагами, с преодолением препятствий, потому как это самый наипервейший навык самозащиты. А чему мы их учим? Никакой не защите! Боевиков-долбо... ё, гм, – тут директор вспомнил о присутствии дамы (это бывало с ним крайне редко. Большей частью наедине с Минервой, которую он с некоторых пор опасался, вспомнив кое-какие подробности из жизни сумрачной МакГонагалл).*

- Так что со сплетнями? – вернулась Минерва к началу разговора, сделав вид, что не заметила заминки.

- На Пасхальном балу объявлю по школе и все утихнет. Устраивает?

- Твоя эксцентричность... Объявлять такую простую вещь в торжественном антураже. – Не поняла смысла ответа зам.директора, уже вернувшись мыслями к школьным делам. – Знаешь, вот уже от отчаяния мысль: не позвать ли нам хоть на оставшиеся несколько месяцев Люпина? Глупость, конечно. Но мальчик так нуждается в деньгах. И в поддержке. И немного уверенности в себе и своей нужности ему тоже не повредит. Он ведь один из лучших выпускников. Оценки вполне позволяют ему претендовать на должность, ты знаешь...

- Чего ж молчала?!

- Прекрати шутить такими вещами! Он оборотень. Нас Совет Попечителей...

- Да ладно, нормальные деды, навроде меня. Не съедят нас, уж точно. А будут возбухать, все проверки буду на полнолуния переносить. Если кто и возмутится, так это Малфой. Но его я беру на себя. Нормальный мужик оказался, ты не гляди на внешность. Внешность, она иногда обманчива.

Фыркнув не то от смеха, не то от возмущения, Минерва перешла к другим, более обыденным делам по управлению школой, в которые, к ее огромному облегчению, директор впрягся во всю свою немалую мощь, в десятки раз упрощая работу заместителей.

Светлана Романова стояла перед зеркалом, почти уткнувшись носом в отражающую поверхность.

А глаза все такие же красивые, словно время их не коснулось. А грусть, тянущая тоска, что она испытывала от начала августа все эти дни, каждый день, только добавляет взгляду романтичной загадочности.

Но стоит сделать шаг назад...

А внутри все равно еще девчонка.

Хочется, чтобы он на работе не задерживался, чтобы ужин похвалил, чтобы посмотрел опять как на умницу-красавицу, а не на досадную помеху. Хочется, чтобы поделился тревогами, а не ходил, как сыч, поскрипывая зубами.

От сыновей отдалился. С внучкой больше не играет. Это первая зима, когда он ей горку во дворе не сделал.

Взрыв так всех напугал! Наглядно показал, что они могут в один момент лишиться своего Егорыча. А тот, словно чурбан бесчувственный, только обрадовался такому кошмару. Дела у него какие-то через это сладились.

И плевать ему, что жене страшно, что она плачет, что засыпает в стылой кровати – равнодушно приходит заполночь, спит, завтракает и снова уходит. Похудел. Бородой оброс. Еще эта дурацкая привычка всех угощать шипучими конфетами. Рот ими затыкает. Светлана одной угостилось, все на языке так прыгать начало, чуть зубы не выбило по ощущениям! И рот не раскрыть, потому что неприлично же, когда оттуда что-то такое выпрыгивает. Пришлось ей молча рассасывать леденец, выслушав равнодушную реплику мужа, что он спешит.

И молча смотреть ему в спину.

А со Старого Нового года где-то вдруг пришла ревность.

Ведь беспричинная. Совершенно точно – беспричинная ревность. К кому? К Нине Анатольевне?

Или к молоденькой библиотекарше, у которой муж-красавец и маленькие дети?

А сердце сжималось и перекручивалось: “Он не один. Он меня на кого-то променял”.

Зеркало отражало немолодую женщину в старомодной блузке с накладным кружевным воротником и классической юбке. На голове никаких начесов – строгий пучок. В глазах – смертельная, вымораживающая тоска. И решимость что-то изменить в нескладывающейся новой жизни.

Если муж загулял потому, что она “не модная”, она станет “модной”.

У нового профессора по ЗоТИ был старенький чемоданчик, старенькая мантия и тоскливый взгляд, который мог бы принадлежать затравленному зверю, а никак не лучшему студенту потока.

Но разрешение Министерства получено, согласие из Совета Попечителей выбито, Люциус Малфой утихомирен и даже забирать сына из школы передумал, так что посмотрим, насколько хорош мальчик окажется в преподавании.

Пока же Егорыч выделил пацану “подъемные” на одежку поприличнее, лично зачаровал многоразовый портключ (перстень, дополнительно зачарованный на неснимаемость), который срабатывал в день полнолуния и переносил оборотня в безопасное и уединенное место, где тот точно никому не навредит.

Еще директор назначил новому профессору уроки по зельеварению по утрам, до занятий. Романов планировал не просто готовить аконитовое зелье, он хотел научить недальновидного оборотня хорошо варить лекарство самостоятельно.

Вообще, директора неприятно удивила святая уверенность Люпина в том, что нужное зелье будет ему поставлять школьный зельевар. С чего бы? Как Егорыч ни любил озадачивать подчиненных, за рамки элементарной порядочности он не выходил никогда. Ну, почти. Но тут-то уж был как раз такой случай. Он оборотня в школу пригласил сам, ему и снабжать того нужным зельем, портключами и всем, чем необходимо.

Комментарий к Глава 8. Я старый солдат, и не знаю слов любви тут когда-нибудь будет вбоквелл. То, что знает о Минерве Дамблдор и знаем мы ))) Только верить не хотим. Потому что все улики косвенные )))

====== Глава 9. Пасха ======

- Еврей, Христос Воскрес!

- Ай, молодца!

старый нетолерантный анекдот

Егорыч, размышляя о наступающей Пасхе, снова испытывал непередаваемое желание взять больничный и попробовать разобраться в своих странных воспоминаниях, несовместимых с подсознанием и опытом тела, навыками, мнением окружающих...

Пасха. Значимый праздник. Настолько значимый, что в Пасхальную неделю школьникам предоставляют каникулярные дни.

Церковный праздник.

У колдунов.

Но даже и пусть. Почему бы колдунам не уверовать? Что они – не люди, что ли?

Но где тогда прочие атрибуты Веры?

Молельня, часовенка, хоть крошечная комнатенка с крестом на стене?! Как быть с невозможностью девять месяцев в году причащаться и исповедываться? Крестов нательных, кстати, директор, опять же, ни на ком не замечал. Амулеты, кулоны, подвески – сколько угодно. Крестов нет. Но Пасху отмечают. И есть привидение монаха, которое сетует, что ему не бывать Епископом, но не тревожится, что хотя бы раз в месяц дети не слушают проповеди. Это средневековый-то монах! А ведь в то время, в какое Толстый Монах жил, за трижды пропущенную воскресную проповедь отлучали от Церкви!

Директор ничего не понимал.

Подумал было напомнить всем, ждущим Пасхи, что она как бы подразумевает постные дни (почти месяц экономии на мясных блюдах), но, прикинув, что это и самому придется отказаться от колбасы и отбивных, решил замять тему.

Наступило Прощеное воскресение.

Директор, на планерке попросивший у своих сотрудников для себя отпущение грехов вверг всех в ступор. Пришлось распускать совещание и чесать в затылке.

Как-то нервно они отреагировали. Егорыч, конечно, не помнил в себе религиозного рвения. Скорее наоборот – некоторую склонность к атеизму (и в сознании, и в подсознании в этом плане конфликтов не возникало). Но все в школе ведь готовились отмечать Пасху! Значит, должен быть кулич на столе, яйца, круто сваренные в луковой шелухе, и бабушкин творог, откинутый на марлю и густо сдобренный изюмом, желтым, бабушкой же взбитым, сливочным маслом, сметаной и сахаром. И Прощеное воскресение должно быть. А до него – кулачные бои на льду Хогсмитского озера.