Случай Ковальского (Сборник научно-фантастических рассказов)

Муравьи! Вот что пришло мне в голову уже после первых попыток установить контакт с этими существами. Я, разумеется, прекрасно понимал, что это подобие только внешнее. Наши наблюдения были поверхностными, мы не знали структуры вицинианского общества и, естественно, не могли еще говорить об аналогиях с «обществом» муравьев или пчел. Но я ухватился за эту аналогию, как за единственный — так мне тогда казалось — ключ к пониманию явлений, свидетелями которых мы были.

Совершенно ясно, что такая гипотеза опиралась на весьма шаткие основы. Мы не обнаружили никаких признаков биологического разделения функций между отдельными особями или группами, обслуживающими машины. Даже вициниане, выполняющие в этом обществе роль связных, или, может быть, инженеров, ничем не отличались от остальных работников.

Могло ли коллективное руководство сложными приборами и производственными процессами носить инстинктивный характер? Думать так не было никаких оснований. Наоборот, эти существа, как я уже говорил, проявляли своеобразный разум, были способны к обучению и передаче опыта другим группам, делали выводы из совершенных ошибок.

Я, например, проделал такой эксперимент: подал одному вицинианину фонарик, который до того зажигал и гасил в его присутствии. Некоторое время вицинианин ощупывал фонарик своими хватательными конечностями, потом начал крутить выключатель и наконец зажег его. После нескольких попыток он отдал мне фонарик и вернулся к своей группе. Не прошло и пяти минут, как ко мне подошел другой вицинианин — я заметил, что он был как бы руководителем этой группы, — и протянул «лапу» за фонариком. Взяв фонарик, он сразу же, без лишних манипуляций, зажег и погасил его. Повторив этот «маневр» несколько раз, он вдруг перестал интересоваться фонарем, возвратил его мне и вернулся к работе.

Ничто не указывало на то, что способности управлять машинами были у вициниан врожденными, унаследованными, а не приобретенными. Более поздние тщательные наблюдения показали, что «обучение» молодых индивидуумов происходит почти в каждой рабочей группе. Мы также не замечали, чтобы непосредственно родители передавали опыт детям. Самое любопытное, что кормлением и воспитанием потомства занимаются здесь поочередно все взрослые. Так что тут нет никаких специализированных мамок, нянек или учителей.

И все же я чувствовал, что в организации этого общества есть что-то от муравьев.

Но тогда кто разговаривал с нами через гигантскую направленную антенну? Несомненно, где-то должен был существовать центр управления этим обществом, центр вполне сознательный, стремящийся к познанию мира и мыслящий подобно человеку.

Упрек Ортена, что я считаю вициниан муравьями, был глупейшим измышлением. Такой гипотезы не выдвинул бы ни один здравомыслящий биолог. Если я говорю о «структуре муравейника», то только в смысле некоторых чисто внешних аналогий в поведении этих существ и муравьев. В действительности я лишь предположил, что до сих пор мы имели дело только с частью общества, исполняющей производственные функции, и что этими существами управляет центр, состоящий из других существ, быть может даже особого вида, наделенных разумом, подобным нашему. Правда, такого руководящего центра мы нигде не могли обнаружить, но я был глубоко убежден, что он существует и его можно найти.

Ортен тоже придерживался такого мнения. Но он питал слабость к автоматам и, как математик и кибернетик, выдвинул гипотезу, согласно которой хозяевами планеты являются не вициниане, а искусственный мозг с разбросанными повсеместно исполнительными органами и нелокализованной памятью. Этого «великого робота» могли, по его мнению, создать далекие предки вициниан. А сами вициниане в конце концов превратились в невольников робота и постепенно деградировали в результате симбиоза с автоматами.

Гипотеза не выдерживала критики уже хотя бы из-за резких контрастов в уровне техники, особенно автоматизации, а также из-за той роли, которую исполняли живые вициниане почти во всех областях производства и даже в ядерной энергетике. Правда, Ортен именно это считал доказательством регресса, утверждая, что исполнение вицинианами функций, типичных для автоматов, является проявлением тенденции «великого робота» перекладывать элементарные общественные задания на плечи живых существ, одаренных способностью саморепродукции и большой универсальностью. Создание самовоспроизводящихся искусственных систем, даже относительно простых, с узкой специализацией не окупалось бы на современном уровне вицинианской техники.

Свою гипотезу Ортен пытался довольно искусственно увязать с результатами археологических исследований. Еще во время предварительных планетологических съемок группа Кольца обнаружила среди разросшихся промышленных центров руины каких-то древних строений. Были найдены и другие значительно лучше сохранившиеся постройки в некоторых пустынных районах и джунглях Вицинии.

В течение шести недель трудно составить себе истинное представление о путях развития незнакомой цивилизацйи, тем не менее обработка данных показала, что структура вицинианских обществ двадцать тысячелетий назад принципиально отличалась от современной. Строения, обнаруженные Кольцем, вероятнее всего, некогда были чем-то вроде дворцов, в которых жило небольшое число лиц. По уровню развития они были несравненно выше нынешних обитателей Вицинии. Кто-то из группы даже предположил, что «дворцы» — не что иное, как укрепления, где обитала тогдашняя вицинианская элита, управлявшая обществом, члены которого жили в гораздо худших, чем она, условиях. Нам до сих пор не удалось отыскать следы строений, служивших жилищами для других общественных групп древней Вицинии. По-видимому, это были сооружения весьма примитивные, не выдержавшие испытания временем.

В одном месте среди руин был найден подземный зал, а в нем тридцать две хорошо сохранившиеся статуи древних властителей Вицинии. Как показало просвечивание, статуи оказались саркофагами. Очевидно, на Вицинии существовал обычай покрывать тела умерших керамитовой оболочкой, очень устойчивой к коррозии. Интересно, что почти все скелеты на несколько сантиметров больше среднего роста современного вицинианина и отличаются, как правило, некоторыми особенностями строения черепа. Уровень техники периода «дворцовой культуры» был относительно высоким, особенно в области биохимии, но мы нигде не нашли следов современной автоматизации. Следовательно, если и можно было говорить о регрессе, то скорее общественно-биологического, а не технического характера. Мне рассуждения Ортена казались чересчур надуманными. Прежде всего я не видел смысла в гипотезе о существовании «великого робота» как системы, распыленной по всей планете. Мои мысли подтверждались скрупулезным, многодневным изучением каналов связи между отдельными промышленными центрами — после передачи анализатору собранных автоматами данных мы получили в результате кривую Кроненберга — Грибова. Она свидетельствовала о существовании автономных систем и вздорности гипотезы Ортена.

Анализатор не мог ошибиться, и все-таки этот упрямый осел Ортен не сдавался!

И проиграл! Проиграл! Проиграл??

Нет! Проиграл я!

Я только зря нервничаю и теряю время. Кислорода осталось меньше чем на четыре часа, а ведь то, что я продиктовал — всего лишь вступление. Буду краток.

Итак, началось с кривой Кроненберга — Грибова. Ортен был упрям. Впрочем, если бы речь шла о чем-либо другом, все могло обернуться иначе… Ортена я невзлюбил с начала экспедиции. Пожалуй, это не совсем точно. Первое время я пытался с ним поладить, завязать дружбу или хотя бы товарищеские отношения. Но из этого ничего не вышло. Он никогда не отличался искренностью. Ортен не из тех людей, которые выставляют свое Я для всеобщего обозрения. Его надо сначала раскусить, но, и раскусив, не будешь уверен, понял ли этого человека до конца.

Конфликт между нами возник уже в первые месяцы полета. Правда, до открытого столкновения не дошло, однако обоим было ясно, что о дружбе не может быть и речи.