По ту сторону горизонта

Гамильтон от души радовался, что до сих пор не установлена телефонная связь с малыми планетами — это ж с ума можно сойти, по десять минут вибрируя между репликами; легче отправить письмо…

— Виноват, — сказал он, — забылся. Как представление? Толпы выглядят не слишком внушительно.

— Ну, сказать что было слишком тесно, конечно, трудно. Но ведь и единственный корабль — не Ноев ковчег. Однако с играми все о'кей. Деньжат у них было предостаточно, и они спешили их истратить. Вашему агенту мы сообщили.

— Естественно. Извещение я получу, но пока хотел бы узнать, какие игры пользовались большим успехом.

— Хорошо шла «Заблудившаяся комета» Да и «Затмения» тоже.

— А как насчет «Скачек» или «Найди свое дитя»?

— Неплохо, но не в такой степени. Гвоздь этой забегаловки — астрономия. Я вам об этом говорил.

— Да, и мне стоило прислушаться. Что ж, я внесу поправки. Изменить название «Скачек» можно прямо сейчас. Назовите их «Высокой орбитой», а лошадкам дайте имена астероидов. Пойдет?

— Хорошо. А цвет декораций изменим на полуночную синеву и серебро.

— Годится. В подтверждение вышлю вам стат. Все, наверное? Я заканчиваю.

— Одну минутку. Я сам попробовал разок рискнуть в «Заблудившейся комете», Феликс. Это замечательная игра.

— Сколько вы спустили?

Блюменталь взглянул на него с подозрением.

— Около восьмисот пятидесяти, если хотите знать. А с чего вы взяли, что я проиграл? Игра честная?

— Разумеется, честная. Но я сам создавал эту игру, Пит. Не забывайте этого. Она исключительно для лопухов. Держитесь от нее подальше.

— Но подождите же, я придумал способ с ней управиться. Думаю, вам следует об этом знать.

—  — Это вы так думаете, Пит. А я — знаю. Беспроигрышной стратегии в этой игре нет.

— Ну… хорошо.

— Ладно. Долгой жизни!

— И детей.

Едва линия освободилась, телефон возобновил свой настырный призыв:

— Полчаса прошло. Лучше обратите внимание, босс. У меня неприятности! Лучше…

Аппарат смолк лишь после того, как Гамильтон извлек стат из щели приемника. Там значилось. «Гражданину Гамильтону Феликсу 65-305-243 Б 47. Привет! Окружной Арбитр по генетике свидетельствует свое уважение и просит гражданина Гамильтона посетить его в его офисе завтра в десять утра». Стат был датирован вчерашним вечером и завершался постскриптумом с просьбой известить службу Арбитра, если указанное время будет сочтено неудобным, сославшись при этом на такой-то исходящий номер.

До десяти оставалось полчаса, и Гамильтон решил пойти.

Служба Арбитра поразила его уровнем автоматизации: либо ее было куда меньше, чем в подавляющем большинстве офисов — либо ее тщательно спрятали. Традиционные места роботов — например, секретарские — занимали люди, в большинстве своем — женщины, одни серьезные, другие веселые, но все как на подбор красивые и явно смышленые.

— Арбитр ждет вас.

Гамильтон встал, погасил сигарету в ближайшей пепельнице и взглянул на секретаршу.

— Должен ли я оставить вам пистолет?

— Только если сами хотите. Пойдемте со мной, пожалуйста.

Она проводила Гамильтона до дверей кабинета, открыла их и удалилась, пока он переступал порог.

— Доброе утро, сэр, — услышал он приятный голос.

— Доброе утро, — механически отозвался Гамильтон и замер, уставившись на Арбитра. — Будь я!..

Его правая рука рефлекторно потянулась к оружию, но остановилась на полпути. Арбитр оказался тем самым джентльменом, чей обед был нарушен вчера своенравной крабьей ногой. Гамильтон постарался восстановить душевное равновесие.

— Это не соответствует протоколу, сэр, — холодно проговорил он. — Если вы не были удовлетворены, следовало послать ко мне одного из ваших друзей.

Арбитр, взглянув на него, в свою очередь расхохотался. У кого-нибудь другого такой смех можно было бы счесть грубым, но у Арбитра он звучал воистину гомерически.

— Поверьте, сэр, для меня это такой же сюрприз, как и для вас. Мне и в голову не приходило, что джентльмен, вчера вечером обменявшийся со мной любезностями, окажется тем самым человеком, которого я хотел видеть сегодня утром. Что же до маленького осложнения в ресторане, то, по чести сказать, я вообще не придал бы ему значения, если бы вы сами меня к тому не вынудили. Я уже много лет не прибегал к оружию. Однако я забываю о приличиях — садитесь, сэр. Устраивайтесь поудобнее. Вы курите? Могу ли я предложить вам выпить?

— Вы очень любезны, Арбитр, — Гамильтон уселся.

— Меня зовут Мордан…

Это Гамильтон знал.

— … а друзья называют меня Клодом. И я хотел бы, чтобы разговор наш проходил в дружественном тоне.

— Благодарю вас… Клод.

— Не за что, Феликс. Возможно, у меня есть на то свои причины. Но скажите, что за дьявольскую игрушку вы применили вчера к этому нахальному типу? Она поразила меня.

С довольным видом Гамильтон продемонстрировал свое новое оружие.

— Да, — проговорил Арбитр" рассматривая его. — Простой тепловой двигатель на нитратном топливе. Кажется, я видел его схему — по-моему, на выставке, в Институте.

Слегка разочарованный тем, что Мордан нимало не удивился, Феликс признал, что он прав. Но Мордан не замедлил искупить грех, с живым интересом обсуждая конструкцию и характеристики пистолета.

— Если бы мне приходилось драться, я хотел бы иметь такой, — заключил он.

— Могу заказать для вас.

— Нет, нет. Вы очень любезны, но вряд ли он мне пригодится.

— Я хотел спросить… — Гамильтон закусил губу. — Извините, Клод… Но разве благоразумно человеку, который не дерется, показываться на людях при оружии?

— Вы не так меня поняли, — Мордан улыбнулся и указал на дальнюю стену кабинета, покрытую геометрическим узором из расположенных почти впритык друг к другу крохотных кружков, в центре каждого из которых темнела точка.

Молниеносным и свободным движением Арбитр выхватил из кобуры излучатель, находя цель прямо в восходящем движении. Казалось, оружие лишь на миг замерло на конце взмаха — и вернулось на место.

По стене пополз вверх маленький клуб дыма. А под ним распустился трилистник из новых соприкасающихся кружков; в центре каждого чернела маленькая точка. Гамильтон не проронил ни слова.