Русская фантастика 2010

Вроде никого… Или «хвост» прошел мимо, потом отзвонился следующему: «Клиент сделал передышку, подхвати его».

Начинало смеркаться. Солнце, палач всей Европы, нехотя опускалось за портовые строения, а на востоке поднималась синяя вечерняя тень. «Прохлада — NO! Духота — YES!»

Энгеран достал камеру, открыл экран, поймал береговой пейзаж и сделал несколько кадров. Урбанистический закат человечества…

Убаюкивающе плескалась у опор вода.

«Рыба», — подумал Энгеран, проследив движение под водой — в прозрачной тени скользил силуэт, похожий на ската. На поверхности за ним едва заметно расходились углом волны.

Из воды приподнялся гладкий горб с шишками выступов — он ровно плыл вперед, волна от него стала сильней.

«Черепаха? Тюлень?» — заработала мысль.

Здесь не водятся тюлени, а черепахи тем более.

«Дельфин? Немцы их замечали в Балтике — море потеплело, стали заплывать дельфины…»

Энгеран машинально захватил цель видоискателем и повел, включив запись. Пригодится!

Словно ощутив слежку, горб беспокойно приподнялся; мелькнули какие-то полосы, похожие на изогнутые щитки жалюзи, на миг вскинулся гибкий плоский хвост, вроде сплющенного позвоночника, сужающегося к концу, — и все без всплеска ушло в глубину.

Обмерев, Энгеран стоял у перил с камерой в руках, с каждой секундой все яснее понимая: «Тазы… Год назад их снимала на «Сентине» Ласса. Они здесь. Они в Глетской заводи».

«Слушай… это живое или техногенное? Не-ет, таких животных не бывает! Водоплавающий робот… Военные разработки? Типа беспилотника, только подводный. Удобно для разведки. Ставить мины, охотиться за диверсантами… А тяжелая вода? платина?.. Уложусь я с материалом в десять дней? То есть — уложусь ли вообще?..»

Взгляд 3

Ступени познания

Проходили ночи без отдыха — давящие, потные, изнуряющие, словно подневольная работа. Серо-красное зарево колеблющимся куполом стояло над ночным Маэном, затуманивая звезды, а луна в этой призрачной пелене обретала ядовитый химически-желтый оттенок.

Город лежал как коралловый риф, обсохший в отлив, — пористая плоская громада с лужицами озер и ручейками каналов. Фосфоресцирующими червями скользили по трещинам улиц цепочки машин. Уходили по эстакадам в депо поезда надземки — белые змеи с огненными глазами. Люди маялись и извивались в порах квартир — тягостная безысходная истома, влажная нагота, полусон-полуявь в объятиях удушливых кошмаров.

Нагретые за день мостовые и стены отдавали воздуху скопившееся в них тепло. Некуда бежать, негде укрыться от всепроникающего жара. Даже вода, остывая, усиливала гнетущее действие ночи.

«Теплоемкость воды в 10 раз больше, чем железа». — Нагнув пониже колпак лампы, Энгеран читал блокнот Лассы, постепенно теряя понятие о том, где он и зачем сидит над этими записками. Рядом светился наладонник.

Муха спала голышом, блестящая от испарины, бессильная и трогательная; постанывая во сне, она переворачивалась то на живот, то на спину.

«Океан покрывает 71 % поверхности Земли. Это пустыня, там никого нет. Судов много только в портах, а в океане они как пылинки и ходят по изученным маршрутам. Давно никто не блуждает в поисках. Есть районы шириной в тысячи миль, где судно проплывает едва ли раз в десять лет. Считается, что спутники все видят с орбиты, поэтому искать нечего».

Который час? Оглядевшись, Энгеран осознал, что утратил чувство времени. Половина второго? Или третьего?.. Серое свечение в окнах не менялось, время без солнца замерло. Оно оживет утром, когда машины зашумят по набережной, а красный столбик термометра поползет вверх.

Открыл окно. Сейчас можно. Колеса перестали вздымать пыль, а выхлопную гарь унес ленивый бриз. В темные комнаты проник мягкий шелест волн. Вода шлепала по береговому граниту как живая, будто хотела по нему взобраться, растечься амебой, затопить город.

«Шельф, или материковая отмель, занимает 25 % дна океана. Это больше половины всей суши. Глубина до 200 метров, дальше идет континентальный склон».

Безумие двинулось в путь. Оно путешествует ночью, как тени могильника. Когда пациенты в Бордене спят, бред покидает их и просачивается наружу. Галлюцинации собираются на станции электрички — смутная толпа неясных образов, патлатых и горбатых, с шепотом и хихиканьем, — и белый поезд открывает перед ними двери. Они едут вербовать новеньких в свою компанию. Станция за станцией — и вот прозрачная Ласса неслышно идет к дому Мухи, чтобы слиться с воспаленным разумом репортера, одержимого бессонницей.

«Первый метровый слой воды поглощает 60 % солнечных лучей. На глубине 100 м темно, как у арапа в желудке, здесь виден лишь 1 % света. На 1000 м свет улавливает только специальный фотоэлемент. Дальше лежит полная тьма. Там ад. Холод, мрак и голоса. Давление растет, на 5 км оно составляет 500 атмосфер и плющит доску до толщины фанеры».

Скованная тишина дома дала едва заметную трещину. Сквозь дыхание реки за окном и спертую влажность комнат еле-еле послышался скрип. Словно когти скребутся в дверь. Оторвавшись от блокнота, Энгеран оцепенел, вслушиваясь — что там?

«Наверное, так и случается. Никто потом не рассказывает, как оно начиналось. Психи поступают в клинику готовенькими, с развернутым богатым бредом, потеряв причины и концы. Вся жизнь, вся память кажутся им только подготовкой к приступу шизофрении — будто они родились, чтобы сойти с ума. Однажды к тебе сквозь стену входит поющая девушка, парень в татуировках, хромой старик, берет за руку и уводит твою душу в клинику. Тело бесится, ловит пауков, звонит в ООН и в ДНБ, слушает приказы марсиан из розетки, а потом круг замыкается — приезжают сильные молчаливые мужчины и воссоединяют душу с телом в камере Бордена. Там, на игле, ты находишь себя и успокаиваешься».

Строки в блокноте звучали как колдовские заклинания. Чем дольше их читаешь, тем сильнее разгорается потусторонний ночной свет, а собственная статья о могильнике уже не кажется смешной. Тот, кто дочитает блокнот до последней страницы, попадет в дурку. А тот, кто его написал, попал туда первым.

«Водоросли живут до 200 м, в среднем до 100 м. Это самый насыщенный жизнью слой. Глубина недоступна. Любой дурак может взлететь на 2 км в корзине с шаром и газовой горелкой. А чтобы опуститься на 2 км, нужна тяжелая сложная техника. Мы знаем дно океана хуже, чем Луну».

Царапающий звук повторился. Энгеран вскочил и быстро подошел к двери. Экран видеофона пуст. Снаружи — никого. В смысле, нет человека, стоящего перед «глазком». А если гость ползает? Движется горизонтально?..

Он не решился даже прикоснуться к ручке. Стоял и ждал, стараясь не думать о том, что может быть за дверью. Зачем-то взял длинную ложку для обуви, взял тихо-тихо, медленным плавным движением. Все-таки старая, железная, на меч похожа.

А может, это не за дверью? Где-то в стене? Или за окном?

Вернулся на цыпочках к столу и погасил лампу.

«Можно подумать, оно идет на свет!.. Ты идиот, Энге. Темнота — как водка, она дурманит, поднимает изнутри все потаенное».

Выждав и успокоившись, он вновь зажег лампу и сел к блокноту. Но краткие сводки о жизни в океане путали, морочили его, не наводя ни на какие мысли. Энгеран напрягал мозг, отцеживая из текста полезные крохи.

«Давление, — занес он в наладонник. — 5 км = 500 атм. В промышленной химии создается искусственно, увеличивает затраты. На дне оно бесплатное, само по себе. Реакции с катализаторами при высоком давлении? Платина».

Потом еще:

«По теории тяжелая вода накапливается в глубоких донных впадинах. Концентрация? Выгодна ли добыча? Стоимость разведки?»

Сверху послышались скрип и шорох. Он вспомнил — выше только крыша. Положил руку на ложку для обуви и зашептал: