Миры Джона Уиндема. Том 1

— А ты не думаешь, что государство, имеющее хорошо развитую систему социального обеспечения, может просто-напросто проявить бескорыстный интерес к тому, как эта система функционирует?

— Брось трепаться, Бернард, — остановил я его.

Но он не бросил. Он еще многое рассказал мне о Детях и о положении в Мидвиче, однако от ответа все же уклонился.

Из Трайна мы выехали сразу после ленча и добрались до Мидвича к двум часам дня. Как мне показалось, местечко ничуть не изменилось, как будто прошла только неделя, а не восемь лет. На площади у муниципалитета, где должно было состояться следствие, уже собрался народ.

— Похоже, — сказал Бернард, останавливая машину, — тебе придется перенести свои визиты на более поздний час. Тут собрался весь Мидвич.

— Ты думаешь это надолго? — спросил я.

— Полагаю, чистая формальность. Возможно, все кончится через полчаса.

— Ты будешь свидетелем? — спросил я, удивляясь про себя, зачем ему надо было тащиться из Лондона, если все это пустая формальность.

— Нет. Так, понаблюдаю… — ответил он.

Я решил, что насчет отсрочки визитов он прав, и проследовал за ним.

Зал наполнялся; как много было знакомых лиц! Без сомнения, все жители деревушки, разве что кроме неспособных двигаться, пришли на следствие.

Этого я понять никак не мог. Все они, конечно, знали жертву — молодого Джима Паули, но вряд ли этого было достаточно, чтобы собраться здесь всем, и уж совсем мало для объяснения той напряженности, которая пронизывала воздух. После нескольких минут я уже не верил, что все пройдет так гладко и формально, как предрекал Бернард. Я просто кожей ощущал, что взрыв неизбежен, и только оставалось неясным, кто подожжет запал.

И… ровным счетом ничего не произошло. Следствие действительно велось формально и закончилось быстро, через полчаса.

Я заметил, что Зиллейби немедля вышел из зала. Он поджидал нас у входа и поздоровался со мной так, будто мы расстались всего два дня назад.

— А вы-то как тут оказались? Я считал, что вы в Индии.

— В Канаде, — ответил я. — А тут случайно. — И объяснил, что это Бернард захватил меня с собой.

Зиллейби повернулся к Бернарду.

— Удовлетворены? — спросил он.

Бернард еле заметно пожал плечами.

— А как же иначе?

В эту минуту, лавируя между расходящимися зрителями, мимо прошли юноша и девушка. Я успел бросить беглый взгляд на их лица и теперь с удивлением смотрел им вслед.

— Но не может же быть, чтобы?..

— Да, это они, — ответил Зиллейби. — Разве вы не обратили внимание на их глаза?

— Но ведь это невероятно! Им же только девять лет!

— Календарных, — согласился Зиллейби.

Я продолжал смотреть им в спину.

— Это… этого не может быть!

— Невероятное, позволю себе вам напомнить, более склонно случаться в Мидвиче, чем в других местах, — заметил Зиллейби. — Мы его тут как семечки лузгаем. Раз — и готово! Вот на невозможное времени требуется чуть побольше, но мы научились справляться и с ним. Разве полковник вас не предупредил?

— Отчасти, — признал я. — Но эти двое! Они выглядят лет на шестнадцать-семнадцать!

— Физиологически, я уверен, так оно и есть.

Я продолжал глядеть им вслед, не веря своим глазам.

— Если вы не торопитесь, зайдем к нам, выпьем чаю, — предложил Зиллейби.

Бернард, поглядев на меня, предложил воспользоваться его машиной.

— Хорошо, — согласился Зиллейби, — но правьте осторожно, помните, что слышали сегодня в зале.

— Как водитель, я не склонен к авантюрам, — отозвался Бернард.

— Молодой Паули был такой же и к тому же отлично водил машину.

Проехав немного, я увидел Кайл-Мэнор, купающийся; в послеполуденном солнечном сиянии, и сказал:

— Когда я был здесь впервые, он выглядел точно так же. Помню, я еще подумал, что, если подойти поближе, можно услышать, как дом мурлычет от удовольствия.

Зиллейби согласно кивнул головой.

— А когда я его увидел в первый раз, он показался мне чудесным местом, чтобы окончить свои дни в покое, хотя теперь, как выяснилось, покой как раз под большим вопросом.

Я пропустил это замечание мимо ушей. Мы поехали вдоль фасада дома и припарковались за углом, у конюшни. Зиллейби подвел нас к веранде и показал на камышовые кресла с подушками.

— Анжела вышла куда-то, но к чаю обещала вернуться.

Он откинулся на спинку кресла, долго и молча всматривался во что-то за лужайкой. Девять лет, истекших со времени Потерянного дня, были милостивы к нему. Прекрасные серебряные волосы, светящиеся в лучах августовского солнца, были еще густые. Морщинок вокруг глаз стало чуть больше, лицо чуть-чуть тоньше, морщины на нем чуть глубже, но сам он был все так же строен и подтянут.

Вдруг он повернулся к Бернарду.

— Итак, вы удовлетворены? Вы думаете, на этом все кончится?

— Надеюсь. Поделать-то ничего нельзя. Самое разумное — вынести тот вердикт, который вынесли они, — ответил Бернард.

— Хмм, — хмыкнул Зиллейби и повернулся ко мне. — А что вы — независимый наблюдатель — думаете о нашей маленькой шараде, разыгранной сегодня днем?

— Что? Ах, вы имеете в виду следствие! Мне показалось, что в атмосфере было нечто такое… Но само расследование шло, с моей точки зрения, вполне нормально. Парень вел машину неосторожно. Задел пешехода.

Затем, что было очень глупо, струхнул и попытался сбежать. Слишком сильно газанул, огибая угол церковной ограды, и в результате врезался в стену. А вам кажется, что заключение "смерть в результате несчастного случая" не соответствует? Пусть будет "убийство по неосторожности", что то же самое.

— Несчастный случай действительно имел место, — ответил Зиллейби, — и это вовсе не одно и то же, поскольку произошел он за несколько секунд до настоящего умышленного преступления. Разрешите мне рассказать вам, что произошло, так как полковнику я дал лишь краткую картину происшествия.

Зиллейби возвращался по дороге из Оппли со своей обычной послеобеденной прогулки Когда он приблизился к повороту на Хикхэм-лейн, оттуда вышли четверо Детей, которые повернули к Мидвичу идя друг за другом цепочкой прямо перед Зиллейби.

Это были три мальчика и девочка. Мальчики были так похожи, что он не смог бы их различить, даже если бы очень постарался. Зиллейби давно считал подобные попытки тратой времени. Большинство селян, за исключением нескольких женщин, которые, видно, искренне считали себя непогрешимыми, разделяли с ним это мнение, и Дети, кажется, уже привыкли к этому.

Как всегда, Зиллейби поразился тому, как быстро растут Дети и как повзрослели они за такое короткое время. Уже одно это ставило их вне общества как представителей совершенно другого вида. И дело тут было не в раннем созревании — ведь темп развития превышал нормальный почти вдвое.

Может быть, физически они были чуть субтильнее обычных детей, но облегченность костяка и худоба отнюдь не были следствием болезни или чересчур быстрого роста.

И опять же, как всегда, ему захотелось узнать их поближе и получше.

Надо сказать, что отсутствие прогресса в этом отношении зависело не от отсутствия стараний с его стороны. Наоборот, он очень старался, был терпелив и настойчив еще в те времена, когда Дети были совсем малышами.

Они принимали его лучше, чем других, а он, со своей стороны, понимал их так же хорошо, если не лучше, чем учителя из Грейнджа. Если судить по поведению, они были с ним дружелюбны, а так они относились далеко не к каждому, охотно с ним разговаривали, слушали, смеялись его шуткам, учились у него, но все это лежало лишь на поверхности, и он знал, что так будет всегда. Где-то сразу за поверхностью лежал жесткий барьер. Все, что он видел, все, что слышал, было лишь результатом их адаптации к новым условиям среды; их истинная сущность, истинное естество лежали по ту сторону барьера. Ощущение пропасти, разделяющей его и Детей, было до странности органичным и неперсонифицированным. В нем отсутствовали векторы чувств и симпатий. Реальная жизнь Детей протекала в каком-то недоступном людям мире, отделенном от окружающего внешнего потока жизни так же, как отделена от европейцев жизнь амазонских племен с их совершенно иными ценностями и этикой. Им было интересно, они охотно учились, но чувствовалось, что они просто накапливают знания. Они напоминали фигляра, обучающегося нужному ремеслу, которое, как бы великолепно он его ни освоил, не окажет никакого влияния ни на его характер, ни на его дальнейшую судьбу. А может ли, думал Зиллейби, кто-нибудь вообще стать для них близким. Ведь люди, работающие в Грейндже, отнюдь не заурядны, однако, насколько было известно, даже самые лучшие из них застывали перед тем же барьером.