Черный Ферзь

Затянувшееся молчание нарушил Элефант:

— Когда собираетесь обратно?

— Сейчас, — объявил Глубокоуважаемый Гость. — Я и так подзадержался…

— Погостили бы! — излишне радушно воскликнул Господин Председатель — так обычно делают заведомо неприемлемые предложения.

Полутьма в глазах постепенно просветляется. Над ней склоняется смутно знакомое лицо, осторожно целуют в губы, гладят по щеке:

— Все будет хорошо, Кузнечик. Все будет хорошо…

Глава двенадцатая. ГОРОД

Сердолик оттянул ворот свитера как-будто ему стало трудно дышать. Хотя, чем черт не шутит? Может так и есть…

А если очередной просчет? И все выкладки штатных психологов оказались никчемной бумажкой? Бумажкой, не имеющей никакого отношения к действительности? И вместо «конструктивного диалога» (Вандерер с тяжелой ненавистью выудил из памяти особо поразившее словосочетание, поразившее до побелевших костяшек стиснутых кулаков, до пота на лысине), как клялись собственной матерью штатные мозговеды и духоприказчики, он сейчас собственными глазами увидит…

Что? Как Сердолик, словно дешевый фокусник, вытащит из-за пазухи ярко-красную пилюлю, с пафосом брякнет нечто вроде: «Яд, мудрецом предложенный, возьми…», сглотнет отраву и примется мучительно умирать, всеми судорогами взывая к справедливому воспомоществованию собственной персоне и не менее справедливому возмездию виновникам сего безобразия со стороны непререкаемой, единственно верной Высокой Теории Прививания?

Убью, — со свинцовой решимостью определился Вандерер. Всех штатных психологов. Посажу на звездолет и загоню в подпространство до скончания времен. Заставлю повторить геройский поступок экипажа «Тьмы». Устрою аварийную высадку на Флакше, умгекеркехертфлакш!

Но смакование подробностей агонии штатных психологов или их же не менее мучительного бессмертия облегчения не принесли. Поскольку как не ему, основателю и бессменному руководителю Kontrollkomission, понимать, что иных мозговедов и душеприказчиков у него нет и не будет. Ибо надобны ему не умные, а верные…

На сколько он отвлекся? Мгновение? Миг? Однако этого оказалось достаточно, чтобы ситуация радикально изменилась.

Сердолик все еще держался длинными пальцами за ворот свитера, будто уже не дышать трудно, а вообще надоел ему неизменный балахон крупной вязки из дромадерской шерсти, и он счел уместным стянуть его прямо сейчас, во время самого важного разговора в его жизни… его человеческой жизни, поскольку независимо от принятого им решения человеческое существование его пресечется и начнется… а вот здесь и находилась проклятая развилка, точка бифуркации, кехертфлакш…

Глаза «отпрыска неизвестного отца» (как он и его «единоутробные» братья и сестры проходили по всем закрытым донесениям) смотрели куда-то позади Вандерера, наливаясь странным купажом эмоций — удивлением, непониманием, отвращением, жалостью, решимостью и, конечно же, страхом.

Сердолик сглотнул, кадык дернулся, и Вандерер еле сдержался, чтобы не обернуться и не посмотреть — куда вперился испытуемый. Он лишь позволил себе крохотное движение и стиснул рукоятку любимого «герцога».

— Так-так-так, — сказали из-за спины, что больше походило не на возглас смешливого и натужного удивления, а на краткий взрык тяжелого пулемета, уверенно поразившего цель. — Кажется мы столкнулись с попыткой заговора против… как у вас говорится? Человечества?

Двое… Нет, кроме запаха человеческих тел ощущалось нечто еще — тяжелое, искусственное и неуместное.

Вандерер с безупречно сыгранной старческой немощью повернулся к вошедшим и почти истерично каркнул:

— Что ему здесь нужно?! Откуда он здесь? Сердолик!

Ферц победно улыбался. Как будто ему выпала удача раскрыть шпионскую сеть материковых выродков в самом сердце Адмиралтейства. Он переводил взгляд с Сердолика на Вандерера, шевелил кончиком короткого носа и разве что не потирал в величайшем довольстве руки.

Рядом с Ферцем башней возвышался робот — древняя ходячая рухлядь с зачем-то опущенными визорами — державший на руках бывшую жену Сердолика. Короткая юбка женщины задралась почти на пояс, и левая рука робота впивалась пальцами в ее оголенное бедро, а правая сомкнулась на шее. Нет нужды взывать к провидцам, дабы понять — одно движение манипулятором сломает бывшей жене позвонки.

Вот так летят ко всем чертям тщательно разработанные планы. Гаденыш, с яростью подумал Вандерер. Ладно, тебя оставим на закуску, а сейчас самое главное — Сердолик. И если нужно, то он не задумываясь разменяет ферзя на пешку. Потому что пешка уже готова ступить на последнюю линию доски и стать… А вот чем ей предстоит стать надо еще посмотреть. Возможно, такой фигуры даже правилами не предусмотрено. Плевать на правила. Только бы испытуемый не кинулся, очертя голову, на выручку жены, хоть и бывшей. Только бы не кинулся…

Словно услышав обращенную к нему мольбу немощного старикана, Сердолик отпустил ворот свитера, руки его безвольно повисли, и он бесцветным голосом произнес:

— Вы разве не знали? Я думал вы обладаете даром всезнания.

— Дар всезнания обеспечивается хорошей сетью информаторов… — проворчал словно бы самому себе Вандерер. Угрюмый «герцог» холодил ладонь, и он все сильнее сжимал рифленую рукоять, точно пытаясь выдавить из нее чудесные капли того самого зелья, что придают уверенность даже в самых жутких проступках. — Serdolic, wissen Sie, wer ist das?

Отпрыск неизвестного отца разлепил пересохшие губы:

— Vermute. Er ist streng geheimer Fremdgeschichteverbesserungsfachmann.

Догадывается. Он, кехертфлакш, догадывается! Может, это у них на роду записано? Или, точнее, на дурацких штуковинах — зажигателях? В таких дерьмовых ситуациях полагалось тяжело вздохнуть и посыпать лысину пеплом, ибо ничего иного предпринять уже невозможно. Вот прокол так прокол. Всем проколам прокол. Тщательно выверенная, подготовленная операция, в которую вовлечены сотни специалистов, вбухано кехертфлакш сколько ресурсов, нервов поставлена под угрозу срыва! И из-за кого?!

Много-много лет назад он не успел за этим прытким мальцом… Успеет ли теперь?

— Хватит тарабарщины! — крикнул Ферц. — Оставаться на своих местах! Оружие на пол! Одно резкое движение, и ей свернут шею. Конги!

Робот качнул своей ношей, словно демонстрируя Сердолику и Вандереру непреклонную решимость выполнить все приказы Ферца.

Бывшая жена продолжала покоиться в его объятиях безвольной куклой. И могло показаться, что так оно и есть — нет никакого человека с его выдуманной свободой воли, а имеется искусно сделанный фантош, совершающий жуткую пляску жизни, подчиняясь молчаливому приказу сомкнутой на шее лапы мертворожденного чудовища.

— Ты ошибаешься, Ферц, — сказал Сердолик. — Ты очень ошибаешься. Роботы не могут причинить вред человеку…

Ферц оскалился:

— Ты о дурацких законах роботехники? Ефрейтор Конги больше им не подчиняется. Он мобилизован по законам военного времени и перешел в мое полное подчинение.

— Это невозможно… Скажите ему, Вандерер! — Сердолик, забыв о предупреждении Ферца не двигаться, резко повернулся к Вандереру.

— Возможно, — кратко ответствовал Вандерер.

— Каким образом? Почему?!

— Хочешь все узнать? Спроси меня, Сердолик! — рассмеялся Ферц.

И тут бывшая жена, словно очнувшись после забытья, открыла глаза и сказала:

— Он никогда не отличался сообразительностью, Ферц. Это же так просто, Корнеол… Потому что Конги должен был следить за тобой! И в случае необходимости — убить! — она неожиданно легко освободилась из рук держащего ее Конги, оправила юбку, выпрямилась, потирая пятна на шее. — Или как там у вас говорится, Вандерер, — устранить угрозу?

Лазарет, оборудованный в Башне, ничем не отличался от тысяч таких же полуавтоматических «цирюлен», как их называли космонавты, следопыты и звероловы, разбросанных по всей периферии Ойкумены. Несколько узких коек, что лепестками раскрылись вокруг киберхирурга, готового многочисленными щупальцами произвести сколь угодно сложную операцию, капли мониторов над обтянутыми антисептическими наволочками подголовниками, почти незаметные вспышки стерилизаторов, тихие вздохи кондиционеров и общая атмосфера, странным образом располагающая к болезни, — привет психодизайнерам, переборщивших в стремлении создать ощущение уюта и покоя у потенциальных пользователей.