Единоборец

ить это сразу, не заставляя их гнаться за нами по нашим следам.

Мы продолжаем идти вокруг стены, надеясь увидеть что-нибудь, напоминающее двери. Наконец, я замечаю распиленный ствол на расстоянии примерно двух метров от земли. Что-то среднее между дверью и окном. Вначале я вежливо стучу, но никто не отвечает. Впрочем, если это на самом деле человеческое поселение, то нас уже давно заметили. Если люди потрудились построить такую стену, то они уж точно потрудятся поставить и часовых.

– Это мертвая крепость, – говорит Клара. – Они все умерли, разве ты не видишь?

Я просовываю в щель гибкий металлический щуп и начинаю исследовать заслонку. Кто бы ни был с той стороны, он никак не реагирует на вторжение. Сбрасываю проволочную петлю и отодвигаю короткое бревно. Ход открыт, достаточный, чтобы смог пролезть человек, не страдающий излишней полнотой.

Я включаю сканер опасности, но прибор молчит. Внутри ничего подозрительного. Просовываю руку, потом вторую, потом мгновенно проскальзываю весь. Никого. Похоже, что это действительно мертвая крепость. Но подождем. Судя по диаметру сооружения, здесь могло бы скрываться много народу. Человек сто здесь бы поместилось. Достаточно для совершенно самостоятельного долговременного поселения. Здесь должно быть много комнат. Я втаскиваю Клару и ставлю бревно на место. Набрасываю проволочную петлю. Не знаю, насколько эффективна такая защита от местной живности, но людям, построившим крепость, было виднее.

– Останешься здесь, – говорю я, – закроешься изнутри. Если случится что-то неожиданное, я услышу и приду на помощь.

– Куда ты идешь? Я боюсь, не оставляй меня.

– Осмотрю здесь все.

– Может быть, мы уйдем? Здесь все равно никого нет.

– Вот именно это я и проверю.

Я прикрываю дверь за собой. Хоть эта внутренняя преграда и совсем хилая, все же, нужно поднять шум, если срываешь ее с проволочных колец. Внутри кольцевой коридор с земляным полом. Я анализирую запахи. Запах огня, дыма, запах человека, запах смерти. Я втягиваю ноздрями воздух и двигаюсь в направлении человека.

Вскоре я обнаруживаю их: десяток полуголых больных людей, большинство из которых в состоянии беспамятства. Включаю фонарь, но лишь один старик оборачивается на свет. В его огромном рту нет ни одного зуба, от этого рот похож на открывающуюся и закрывающуюся рану. Когда он смыкает пустые челюсти, кажется, что он может закрыть глаз нижней губой.

– О, ты вернулся! – шамкает старик. – Наконец-то ты вернулся. Но тебя не было так долго, что наши дети успели состариться и умереть. Подойди поближе, чтобы я мог тебя разглядеть.

Я подхожу поближе, и старик ощупывает меня пальцами. Видимо, со зрением у него совсем плохо.

– Но это не ты! – восклицает он и отталкивает мою руку.

– Извини, отец, я не тот, кого ты ждал.

– Ты пришел из города?

– Да.

– Поэтому ты такой большой и сильный. Скоро ты станешь таким же, как и я.

– Почему?

– Здесь все отравлено. Люди болеют и умирают.

Я беру его руку в свою. Сухая, больная