Что там, за дверью?

— Существует врачебная тайна… — начал Себастьян и замолчал под свирепым взглядом жены.

Так, — сказал он. — Давай что-то решать, Пам. Или — или. Или мы показываем Элен врачу, или я разговариваю с миссис Бакли.

Оба решения были плохими.

— А если… — проговорила Памела, глядя мужу в глаза и заставляя его не отводить взгляд. — Если ты поговоришь с Фионой? Она могла бы проделать все анализы так, что никто…

— Пам! — воскликнул пораженный Себастьян. — Ты хочешь, чтобы я…

— Другого выхода нет, не правда ли, дорогой?

Памела сказала это со странной интонацией — одновременного осуждения, прощения, необходимости и единственности предложенного выхода.

Года три назад у Себастьяна случился небольшой роман с доктором Фионой Беннетт, небольшой в том смысле, что не очень длительный, не очень бурный и, к счастью для семьи, благополучно закончившийся. Неизвестно, правда, что могло бы произойти, будь у Памелы другой характер. Однажды она застала мужа с этой женщиной — ничего предосудительного, они сидели на скамейке в больничном парке, у Басса были тогда проблемы с легкими — слишком много курил, — доктор Беннетт назначила ему курс физиотерапии и убедила бросить курить, чего Памеле не удалось за годы семейной жизни. Памела заехала в больницу после работы, шла к главному корпусу по боковой аллее, где больше тени, и увидела… Мирная беседа, но у Басса так сияло лицо… Памела повернулась и ушла, и вечером ничего не сказала мужу, хотя слова вертелись на языке разные, в том числе такие, каких Памела никогда в жизни не произносила вслух.

Всю ночь она лежала без сна и думала, а утром сказала:

«Если у нас не будет ребенка, мы долго не продержимся».

Так они оказались связаны одной нитью — их приемная дочь Элен и доктор Беннетт, которая, скорее всего, ничего не знала о давнем утреннем разговоре.

— Пожалуй, — пробормотал Себастьян, — это действительно выход. Правда, я уже столько времени не видел мисс Беннетт…

Памела промолчала. Она не была уверена в том, что муж говорит правду, но и в том, что он лжет, у нее не было ни малейшей уверенности.

— Договорились, — сказал Себастьян, запуская программу анимации, — завтра же позвоню. Уверяю тебя, дорогая, это, скорее всего, ерунда, о которой не стоит беспокоиться.

Сам он так не думал.

Элен появилась в их жизни чуть больше года назад — немного грустный, хрупкий, нежный и очень отзывчивый ребенок. Памела и Себастьян были женаты седьмой год, любили друг друга еще со школы, оба не сомневались, что поженятся, как только получат аттестаты, но все оказалось сложнее: у Пам умер отец, а Басс поступил в компьютерный колледж, днем учился, а вечерами приходилось подрабатывать, и только ночи и уикенды, да и то не всегда, оставались для встреч с его любимой Памелой. Они не то чтобы охладели друг к другу в те годы, но стали понимать: любовь — самое ценное, что есть в их жизни, но жизнь на самом деле состоит из мелочей, и если с ними не справиться…

Поженились они, когда Себастьян устроился в фирму «Орион» и сделал свой первый мультимедийный клип. Памела работала в супермаркете кассиршей, уставала, конечно, но, в общем, не больше мужа, и все было в порядке, когда выяснилось — на четвертом году семейной жизни, — что детей у них быть не может. Странным образом ни Памела, ни Себастьян не были виновны в этой, как сказали им врачи, генетической аномалии — и у Пам, и у Басса с любым другим партнером все прекрасно получилось бы, но вот друг с другом… Какие-то гены оказались рецессивными, а результат… И ничего нельзя было поделать, разве что развестись и начинать жизнь сначала.

«Есть два выхода, — сказал им врач, с которым они консультировались в клинике святого Чарлза. — Первый: донорская сперма от другого мужчины»…

«Нет!» — одновременно воскликнули Памела и Себастьян, и доктор, не сбавляя темпа, перешел ко второму варианту:

«Тогда вам остается одно: взять на воспитание ребенка, лучше в младенческом возрасте, чтобы ощущения материнства и отцовства могли формироваться наиболее естественным образом»…

Так они и поступили. Правда, прежде чем в их доме появилась Элен, прошло еще чуть больше года, время было нервным, иногда обоим казалось, что напрасно они ввязались в эту историю, но, когда Памела увидела среди сидевших рядком на маленьких стульчиках русских детишек странную тихую девочку со светлыми косичками и удивительно пронзительным умоляющим взглядом огромных черных глаз, все ее сомнения не то чтобы рассеялись — Памеле показалось, что их никогда и не было, они с Бассом мечтали о такой дочери, и разве не знаком судьбы было то, что именно в этом заволжском городишке со странным, только в России и возможным названием Римско-Корсаковск, которое и выговорить невозможно, не приняв предварительно по-русски «сто грамм на грудь», оказалась девочка, которую Памела уже много раз видела в своих снах — именно ее, Памела не сомневалась в этом, именно такую, светленькую, с косичками и огромными черными глазами?

Оформление документов оказалось процедурой предельно забюрократизированной, пройти этот путь самостоятельно Памела и Себастьян никогда не сумели бы. Слава богу, все взяла на себя русская посредническая фирма, и, хотя Басс был уверен, что большая часть заплаченных ими денег ушла на взятки чиновникам и какие-то не очень, возможно, законные юридические процедуры, но сделано все было — надо отдать должное — достаточно быстро. За девочкой, которую в России звали Еленой Петровной Ершовой, Себастьян ездил один, без жены, готовившей дом к приему ребенка.

Он привез с собой подарки — как же без них? — и, когда Леночку привели в кабинет директрисы детского дома, до тошноты приторной Ларисы Авдеевны, Себастьян достал из пакета огромного белого доброго Годзилу с черными глазами, такими же, как у Лены, только стеклянными, пустыми и холодными. Девочка, никогда в жизни не видевшая таких дорогих игрушек, не удостоила подарок даже взглядом, она прошла через всю комнату, глядя только на Себастьяна, уткнулась носом ему в колени, обняла за ноги и сказала:

«Папа».

Себастьян знал к тому времени немало русских слов — две сотни наверняка, — но сразу все забыл, он только и смог взять девочку на руки, прижать к себе и почувствовать, как быстро бьется ее сердце…

«Леночка очень привязчивая, — то ли с неодобрением, то ли со скрытым намеком сказала директриса. — Вы уж ее любите, не обижайте, а то ведь»…

Когда Себастьян вернулся с Элен в Хадсон, Памела ждала их на вокзале, муж нес девочку на руках, потому что она уснула по дороге из Нью-Йорка. Он передал ребенка жене, и Элен — Себастьян стал называть ее на свой манер, как только они пересекли границу России, — не проснувшись, обняла Памелу за шею, потерлась о нее носом и что-то пробормотала.

«Мне послышалось, — спросила Памела, — или она назвала меня мамой?»

«А как ей еще тебя называть, милая?» — улыбнулся Себастьян и полез обратно в вагон — за вещами.

Себастьяну нужно было время, чтобы подготовиться к разговору: Фиону он не видел почти три года, расстались они тогда без сожаления, оба были уверены, что больше не увидятся — им стали не нужны эти встречи, и с какими словами обратиться сейчас к бывшей любовнице, Себастьян не знал, всякое слово могло оказаться деструктивным, разговора не получится, и к какому врачу тогда обращаться, он не имел ни малейшего представления.

Утром по дороге на работу Себастьян отвез Элен в детский сад, убедился, что синяк под лопаткой невозможно заметить, если не снять с девочки обтягивающего платьица, и в фирме, уже сидя за компьютером, продолжал думать о том, что скажет Фионе и поймет ли она его правильно.

В одиннадцать, будто что-то подтолкнуло его изнутри, Себастьян набрал номер телефона, который, как оказалось, прекрасно помнил, и, услышав знакомое «Это доктор Беннетт», произнес:

— Фиона, это Себастьян, извини, что я тебя беспокою…

— Господи, Басс! — отозвалась доктор Беннетт с такой откровенной радостью, что Себастьяну стало не по себе: неужели он ошибся, неужели их встречи были для Фионы гораздо важнее, чем она старалась изобразить? — Басс, я так рада тебя слышать!