Последняя легенда Анкаианы

Нестор моргнул, прогнав мелькнувшее воспоминание секундной давности Алик наклонил голову, запустил руку в гущу спутанных волос. Следующее, резкое и только лишь угаданное движение было направлено сторону где сидел он сам, и где чуть дальше приходил в себя рыжий агент. И через мгновение Нестору в руку упала неровная тяжелая прядь цвета мокрого пепла.

Кэсси подняла голову, снова почувствовала как плеч коснулись когти и зажмурилась. И прошло довольно много времени прежде, чем поняла что в ушах ее давно затухает эхо щелкнувшего входного замка.

32. Психи.

В глаза плеснул яркий свет, сильный ветер и истошные крики вспугнутых чаек.

Они уже стихали. На руку упал высохший лист плюща и распался. Халат в двух местах неприятно прилипал к спине. Она потрогала пальцами горло, но не успела понять, что там есть, потому что прежде нащупала надетую на шею золотую цепочку. Вытащила и узнала кулон, после чего без сил и без мыслей опустилась на крыльцо.

Прислонившись головой к дверной притолоке и забылась, не закрывая глаз. Словно в каком-то вялом, потустороннем сне кружили перед ней в белом небе чайки и завывал в барханах ветер, изредка срывая с плюща хрупкий лист и унося прочь.

Кажется, она все же заснула и долго не могла заставить себя пробудиться, несмотря на холод. Потом все же очнулась, но шевельнуться не получалось, словно ее придавило к земле огромным грузом.

Рядом сидел Нестор и рассматривал раны и цепочку на ее обнаженных плечах. И не было в его глазах ни ужаса, ни сочувствия, только странная грусть и не менее странное спокойствие. Но ведь мы оба - смертники, подумала Кэсси. Или были ими.

Он подал ей одеяло, которое она, видимо, при выходе рефлекторно завернулась, и которое потом упало. Он помог ей добраться до оськиной постели и сделал им обоим чай.

- Спасибо, Несс, - прошептала Кэсси чуть слышно. - Сколько времени?

Нестор не ответил, а только взял со столика что-то и протянул в ее сторону. Кэсси разглядела пирожок. С капустой.

- Как сказал один мой знакомый, - задумчиво проронил Нестор, глядя, как она механически его ест, - "Пусть я и не единственный в мире, кто умеет печь пирожки, но я единственный, у кого это умение осталось, как воспоминание о несбывшейся мечте"... Дабы сохранить свое умение в веках, он научил меня. Только не спрашивай, кто это был, тебе нельзя сильно переживать... Некоторые думают, что время везде одинаково, но это те, кто всего не знает. На улице семь утра. Твой рыжий друг здесь, обклеенный пластырем. Я объяснил, что мы очень устали и хотим спать, но кажется, он не понял.

Генрих и правда пришел с кухни.

- Ты не мог бы выйти? - пробубнил он Нессу. - Я бы хотел поговорить наедине со своей подружкой.

Несс всмотрелся в лицо подружки и что-то для себя уяснил.

- Не мог бы, - ответил он. - Я как раз хотел предложить ей стать моей девушкой... Только сначала я догадался, в отличие от тебя, принести ей попить и поесть.

Кэсси оторвалась от пирожка.

- Но... Несс... ведь я люблю... кого-то другого, - напомнила она мягко. Показалось вдруг, что все это уже было с ней когда-то, и она знала, что произойдет дальше.

- Да, - энергично кивнул Несс и веско добавил, - Это-то мне в тебе и нравится.

Генрих, слишком внимательно наблюдавший эту сцену, очевидно, переживал ее в первый раз, отчего не выдержал и вылетел из оськиного дома, словно пущенный из пращи камень, бормоча что-то про психов.

Нестор проводил его нелюбопытным взглядом.

Кэсси между тем уснула, а проснувшись, нашла рядом принесенный Нестором из прихожей листик, наискось пересеченный неровными строчками из едва разбираемых слов. Буквы, составляющие их, были почти не связаны между собой и каждая заканчивалась кривым, словно обрывающимся в пропасть штрихом.

Все сказано.

Я был не уверен, что решусь на это, но теперь мне легче, потому что не осталось ничего непережитого из желаемого.

Это было раньше, но оно то, что ты хотела знать о моей душе.

Непонятный ответ

на незаданный кем-то вопрос,

Вектор сложных узоров

из светлой мозаики ночи,

Сладострастная дымка

из вечных мотивов и грез,

Ускоряющих времени ход,

Не обяжут мой путь стать короче.

Вечный сон,

что, увы, исцелен от забвенья,

Словно высохший лист,

бесприютный в бесснежную зиму...

...Словно капля росы,

потускневшей от черного дыма,

Неподвижно, мертво и бесцельно

мое отраженье.

Но для тех, кому в холоде может

почудиться пламя,

Что способно раскрасить рисунок,

не стоящий цвета.

Есть душа - как бесцветный обман,

как стена в обрамлении багета,

Как пустое и пыльное

зеркало в траурной раме.

Генрих не прав - не потерять ничего и потерять ничто - разные вещи.

А.Г.

33. Дыра.

Только ближе к вечеру неимоверным усилием воли она сумела побороть слабость, подняться и покормить животных, которые, кажется, весь день не подходили к ней. Наклоняясь, она прижимала руку к груди, стараясь не признаваться себе в том, что таким образом удерживает кулон, чтоб тот не оказался перед глазами. Она не желала пока заходить в дом, а вовсе наоборот, оказаться от него подальше. Что и сделала.

Последовал провал в памяти, после которого она пришла в себя возле образовавшегося после землетрясения большого пролома в стене коридора. Черная, неровная дыра пересекалась острыми краями обломанных и расщепленных досок, словно символ разрухи и пустоты.

Прямо под дырой пристроился с бутылкой отвратительного вида алкаш, пытающийся оторвать пробку об найденный где-то сверкающий гнутый штатив, и безуспешно, потому что штатив был слишком гладкий. Кэсси нашарила в кармане халата брелок с открывалкой и протянула ему.

- Ой, спасибо, дочка, - сказал алкаш, не поднимая головы, чтобы побыстрее расправиться с бутылкой.

- Дядя, - сказала Кэсси голосом, которого сама испугалась. - Дай глоток, и пойду.

- Могу и больше, чем глоток, - проскрипел алкаш, и достал с виду новый пластиковый стаканчик. - Я ж не эгоист, я с понятием...

Кэсси следила, как он наливает в стаканчик водки, и молилась, чтобы ему больше не пришло в голову ничего, что можно было бы сказать. Неприятно болели спина, лопатка, шишка на голове и шея. Еще почему-то ухо.

Молитвы пропали всуе.

- Издавна известны три степени эгоизма, - вещал кравчий. - Нормальная, средняя, это вот, в натуре, человек и есть. А две крайние - это бог и вампир.

- Что?!

Дядька протянул ей стакан.

- И человеку, как мы знаем из истории, чтобы подняться до бога, требуется жизнь, полная жертв, подвигов и великих свершений. А вот вампиру для этого достаточно один раз свою жизнь отдать. Что для него так же трудно, как человеку стать святым...

Кэсси на что-то присела, выпив только половину стакана.

- А если б он этого не сделал? - спросила она через некоторое время.

- Ему пришлось бы отнять твою жизнь.

- Значит, он сказал правду?

- Это уже тебе лучше знать...

Кэсси посмотрела на собеседника. Тот впервые вежливо обратил к ней лицо.

- Кто ты? - спросила она.

- Для него я посылал чертиков, - он выпрямился и расправил плечи. - А для тебя я Дилфоэр.

Кэсси всмотрелась. Это был уже второй встретившийся ей бог. И он, в отличие от первого выглядел более серьезным и даже несколько чопорным. А когда распрямился, то еще и намного повыше ростом. Много непонятного было в нем, и только одна черта оказалась из тех, что не повторяются.

- Ты похож на Арно, - сказала она.

Верховный бог в очень знакомой манере рассмеялся.

- Кое-что творец волен выбирать сам. Только Дилфоэр и черти знали, что сам Дилфоэр образуется полностью лишь тогда, когда появится настоящий Дзанк, потому что весь пантеон вообще может существовать только при наличии Анкаианы и ее бога. Арно был человеком. Он был похож на Дилфоэра меньше, чем Аланкрес - на Дзанка. Просто есть такая вещь, как отчетность...