Туманность Иридии (СИ)

- Чего ты хочешь? - едва ворочая языком, спросила Карла. Андре на минуту растерялся, сбившись с выбранного пути в своих мыслях.

- Как это, чего я хочу? - немного обиженно и с долей угрозы в голосе спросил он. - А ты не поняла? Мы сейчас сядем в эти машины и решим, кто из нас лучше теперь.

Карла в изумлении уставилась на Андре.

- Ты сошёл с ума... - прошептала она. Андре одним прыжком оказался рядом с ней, поставил её на ноги, встряхнув так, что заныли сломанные ребра, и зашипел прямо в лицо женщине, брызгая на неё слюной, смешанной с пеной:

- Да, черт тебя побери, я сумасшедший! Довольна? Ты сама довела меня до этого. Все те, кто смотрел меня, так и сказали: есть причина, зацикленность, некая точка отсчёта. И эта точка - ты, Карла Миролич. Сучка Миролич, из-за которой я лишился всего! - заорал он. - И ты сейчас сядешь в эту чёртову кабину, натянешь на себя чёртов шлем, и мы поднимемся в чёртово небо!

На мгновение у Карлы промелькнула надежда. Истребители военного образца должны были быть под завязку набиты оружием. Да и даже без боекомплекта такой подарок, как машина с вертикальным взлётом и посадкой, способная выходить за слои атмосферы, давала явно больше преимуществ для бегства, чем пески Гефеи. Андре будто прочёл её мысли. Он вытянул указательный палец, медленно покачав им из стороны в сторону перед лицом Карлы, и медленно, с улыбкой сказал, наслаждаясь каждым словом:

- Не-е-ет, сучка Миролич, даже не думай вбить в меня пару гвоздей по дороге. Твоё вооружение заблокировано, ведущий звена я, а ты просто тварь, которая сейчас сядет в кабину и оторвёт машину от земли. А если ты откажешься повторять мои заданные манёвры, я нажму на маленькую кнопочку, и ты распадёшься на сотню кусков вместе с истребителем.

Вот это было уже перебором. Карла сверкнула глазами, отодвинув в сознании боль от ушибов и унизительных побоев. Какой-то чёртов наркоман и сумасшедший собирался сломать её волю, навязать ей выбор, который она, возможно, и сама бы сделала. Андре желал подчинить Карлу, сломить её, унизить и заставить пережить то безволие, в котором сам пребывал долгие годы. Такого Миролич позволить не могла. "Если ты хочешь соревнований, ты их получишь, ублюдок, - подумала она. - Но вот только на моих условиях". Она опустила плечи, сжав зубы и наслаждаясь острой болью, пронзившей её лицо от этого действия. Весь её вид говорил пилоту именно то, на что он рассчитывал. Карла мысленно улыбалась.

Глава 22

Дариус подбросил на ладони выпуклый многогранный овал - хранилище сознания искина, и снова поймал его, когда последние лучи утопающего в океане солнца блеснули на полупрозрачных стенках кристалла. Мужчина прошёлся вдоль береговой линии, слушая тихий шёпот накатывающих на берег волн, вдыхая запахи океана и разнообразной живности в его недрах.

Где-то за облаками его братья продолжали сражаться с противником, только теперь Дариус никак не мог понять, кто из занявших позиции на орбите близ Гефеи были его сородичами. Сознание Гроса оказалось совершенно пустым. Он и рад был бы объяснить кому-то, что с ним было, но пока что не мог объяснить этого даже себе. Нет, его память хранила куски пережитого, периодически перемежающиеся с картинками, выловленными словно со стороны, глазами других участников событий. К примеру, именно таким воспоминанием оказалось спасение этой женщины, Карлы Миролич. Дариус до сих пор не знал, как к ней относиться. Карилис подобрал её, взял пилотом в свою команду, хотя всё это время прекрасно обходился без пилотов и женщин. Аша, с её священными обетами и обязательствами перед кланом, не в счёт. Карла пришла на его место, хотя Дариус понимал, обычный человек без подготовки вряд ли заменил опытного экзекутора и доверенное лицо комитетчика Карилиса. Грос с досады пнул большой песчаный холмик, разлетевшийся крупинками каменной пыли повсюду.

Он опять подбросил кристалл с личностью искина. Про Индиго Дариус вообще предпочитал молчать. Воспоминания о том, как искин трепетно и нежно пытался познать человеческую натуру, вызывали у Дариуса смешанные чувства. Кислота и скепсис усиленно смешивались в них с цинизмом и радостным недоумением. "Интересно, - подумал Шей, - если бы Индиго сейчас побывал в моей голове, он продолжил бы так же уважать людей и стараться познать их?"

Дариус задумался сильнее. Он прошёл за свою карьеру через многое, что отбивало любую охоту не просто познавать, а даже знаться со многими представителями рода человеческого. Матери, прикрывающиеся своими детьми от плохой жизни на окраинах индустриальных городов. Искренне считающие, что наплодить новое потомство проще, чем достать карточки на еду и витамины. Отцы, бросающие такие семьи, снимающие с себя ответственность и выгораживающие свою совесть чеком на круглую сумму за то, что отдали себя на опыты или в центры заместительной хирургии. Подросшее потомство, не оценившее вклад таких родных, или же наоборот, выросшее с чувством ненависти и обиды за подобное. Потомство, уходившее в низовья клановых рек, опускающееся так низко, что превращалось в одну неотличимую друг от друга биомассу.

Дариус видел высшее общество, лицемерно распахивающее объятия в показной заботе о своих подданных перед глазками парящих повсюду камер операторов. Он смотрел в глаза генералам и адмиралам, отдавшим приказ остаться и продолжать заградительный огонь до последнего патрона или ракеты там, где уже не было смысла поддерживать оборону. Они все пожимали плечами, сурово поглядывая в камеры, отвечая на вопросы репортёров о своей службе на отдалённых рубежах Конгломерата.

Грос лично убивал, был ранен, выбирал между человеком и чужаком, иногда в пользу последнего. Дариус не мог бы сказать о себе, что он верующий человек. Единый всегда был для него чем-то далёким, неприкосновенным и имеющим слишком много забот, помимо одного единственного человека Дариуса. Он не хотел лишний раз отвлекать Единого от его обязанностей. Где-то далеко, под покровом ночи сотня-другая гвардейцев нуждалась в его внимании больше, с трепетом и нарастающим ужасом ожидая первых лучей рассвета. С ним придёт новый бой, последний и решающий. И те, кто перед рассветом горячо и искренне молился в окопах, размазывая слезы по грязным рожам, нуждались в чудесах больше, чем он.

Но иногда, примерно, как сегодня, Грос не мог понять, за что Единый благоволит к нему, сохраняя жизнь и память. Дариус чувствовал себя сконфуженно, будто получил шикарный и дорогой подарок, когда на эти же средства можно было спасти от голода и смерти небольшую деревню. И вроде бы он не просил о чуде. Вроде бы он даже смирился со своей участью, осознавая перед смертью, что Ян всё сделал правильно. И даже его стыд, а, как результат, его раздражительность вперемешку с накатывающей меланхолией, были неоправданными в глазах постороннего наблюдателя. Но где-то в глубине души, в самой её темной части Дариус был рад, что снова жил. И пусть он не помнил множества событий, в которых участвовал опосредованно, следя за ними через сеть комм-устройств искина, но он был рад дышать и смотреть. Но теперь, понимая, что не заслужил этого дара снова, Дариус был грустен и опечален почти до гнетущего чувства несправедливости. Он жил взаймы, он держал в руках чужую, пусть и искусственную, жизнь, глупо глядя на кристалл в своих руках и пытаясь понять, что ему с ним делать.

Раскатистый боевой клич аламхадцев вывел Дариуса из задумчивости. Он не поймал кристалл, который в очередной раз подбросил на ладони, инстинктивно нагнувшись, чтобы поднять его с песка. В этот миг над головой у него просвистел клинок, вонзившийся в ствол дерева с мохнатой корой поблизости. Грос присел, осматриваясь. Монументальная фигура Аши выдвинулась из-за деревьев на возвышении. Солнечный свет как раз покидал землю, когда женщина начала спускаться к Дариусу, держа короткое копье в вытянутой руке. Традиционное оружие для битвы с озлобленными духами, над которым Дариус не раз посмеивался, пока Аша не видела, теперь представляло неприятную угрозу жизни экзекутора. Дариус выругался, поднял кристалл, сунул его за пазуху и попытался скрыться между деревьями. Аша спускалась в тень, наползавшую на землю после захода солнца. Она словно погружалась в мир мёртвых, бесстрашно ступая в него с гордо поднятой головой. Весь облик аламхадки говорил Дариусу, что она действительно намерена его убить. Грос никогда серьёзно не относился к зацикленности Аши на своей религии, воспринимая её ритуалы и отправления по ним, как и свой вялый нейтралитет к Единому. Если для неё это было важно, пусть выполняет всё, что ей требуется, он не станет мешать. Но кто же знал, что однажды важным для неё окажется насадить Дариуса на своё копье, как бабочку на иголку?