Вечная Любовь

Как это странно бывает в снах - зима, весна и лето сливаются в одном дне.

Еще деревья спят под снежной тяжестью. Словно это наша с тобой первая весна.

Еще кружатся белые метели.

Это февральская оттепель.

Зима ушла навсегда.

- Ты не исчезнешь больше?

- Постараюсь.

А мне все кажется, а мне все кажется, что ты вдруг скажешь: "Первое апреля..."

Только спроси, молча спроси меня - я прибегу туда, и рядом ты услышишь "Да".

А где-то далеко, в столице, по Тверской и Неглинной летит тополиный пух там, где когда-то, летом девяносто первого шли танки... И задумчивые ивы смотрят в воды Чистых прудов на Бульварном кольце.

- Помнишь, как мы были здесь тогда, в апреле?

- И как все изменилось. Значит, мы недаром здесь живем?

- Наверное...

Глава 19

Воды Леты

Снова тот же парк вокруг, и те же лица, и продолжается бесконечный день...

Это был лишь сон, прощальный сон...

Снова идет дождь, и течет вода по дороге под низкими нависшими тучами. Просто пойдем за этой водой, по ее течению, и она сама нас куда-нибудь выведет. А она вливается в какой-то тоннель... Вроде бы, его раньше здесь не было. Впрочем, откуда знать, что здесь было, а чего - нет, если почему-то отказали внутренние часы, и уже невозможно понять, в какой стране и в каком тысячелетии нахожусь, да и кто я? и в каком пространстве?

Тоннель между тем уходит все ниже и ниже, начинаются какие-то скользкие лестницы, и надо спускаться... Назад идти смысла нет.

Вроде бы какой-то свет там, в конце тоннеля.

Кажется, оказался в каком-то подземном городе... Это же не тоннель - это небо здесь такое. Черное над багровым горизонтом. Инфра-город. А эти воды под ногами ...

Это воды Флегетона, воды Стикса...

Но ведь еще не умер?

Да... Это схождение в ад заживо. И этот "свет в конце тоннеля" - на самом деле Солнце, отсюда оно не больше булавочной головки.

Орк, подземный город Дита... Впрочем, это так называлось во времена Гомера и Вергилия, а в последние две тысячи лет, после многих изменений подземных миров, здесь многое переменилось... Даже названия этих страдалищ.

Тоннель вел в сторону большого подземного зала внизу, где тысячи оборванных женщин как будто накачивали воздух в огромный аэростат.

Что это?..

"Это последний выдох повелителя этого мира", ответил беззвучный голос. Здесь время движется обратным ходом. Страдающие знают собственное будущее, но не знают собственного настоящего".

Так вот в чем тайна этой петли времени и пространства!

Надо просто сосредоточиться, сконцентрироваться и войти в будущее земного времени и в то пространство...

Вот он, этот день. Город расстилается внизу, видимый с высоты полета орла. Это твой Новый Город. Асфальт у твоего дома, мокрый от недавнего ночного дождя. Лишь подняться по лестнице, такой знакомой, такой забытой.

- Орлов?! Как я рада тебе! - распахиваешь ты мне дверь навстречу. - Где же ты был столько лет? Где же ты был...

- Разве ты хотела меня видеть, Вероника?

- Забудь все это, забудь, забудь, забудь... У нас с тобой целый день сегодня на двоих! Тогда, в наши с тобою первые дни, я была такой наивной эгоисткой, мне казалось, все люди созданы только исполнять мои желания... но сейчас я совсем уже не такая, слышишь?

И мы идем по самым красивым улицам твоего Нового Города и говорим невесть о чем. Старый кинотеатр в квартале "А", сосны среди домов, и Солнце блестит в лужах. Новый ресторан с огромным двухэтажным залом лишь недавно построен и открыт. И в нем почти никого нет в этот солнечный вечер.

- Почему этот ресторан так странно назван - "Баргузин"? - спросила ты. Ты ведь знаешь, я не здешняя.

- Так называется северный ветер на Древнем Озере и Старого Города.

Официант приносит нам меню. Аллегро нон мольто плывет по двухэтажному залу. Кружимся в медленном танце среди немногих пар.

- Храни меня, дождь... - спокойный голос певца растворяется в пространстве, и кажется, мира уже нет, лишь чудом уцелел этот ресторан для двоих на краю света, среди сосен в закатных золотых лучах...Последний вечер последних людей на Древней Планете, последний бал...

И ты, рядом, в медленном танце со мной, но неуловима, но выскальзываешь из моих рук и уже манишь издали, догоняю тебя, и снова манишь издали, и снова ускользаешь в самый последний миг.

Лето плывет как расплавленный асфальт и сердце плывет как расплавленный металл, со мной под руку женщина неотразимой силы действия, одна из самых ярких фотомоделей вечного города, Старого Города, и не верится себе самому это мне дано? Навсегда? Даром?

- Как ты это умеешь, Вероника?

Со мной под руку этим непостижимым летом идет женщина, обласканная взглядами сотен мужчин.

- Мой милый, наивный Орлов, я привыкла ко взглядам не сотен мужчин, а тысяч.

Она включает странный, неизвестный в наше время электронный аппарат, и оттуда вдруг плывет мягкий голос какой-то совсем незнакомой певицы:

"Ласточка в полдень парила

В синих пустых небесах.

Я за полетом следила,

Слезы застыли в глазах..."

И снова она, нежная, что модель иного романтика прошлого века, под руку рядом этим плывущим летом в полутьме у ее TV: в ночном телеэфире над огромной этой чудесной страной плывет клип трех странно возникших неизвестно откуда красавиц:

- Не радись красивой, а родись счастливой,

Не родись красивою...

Милые девочки в телеэфире над огромной страной, что знала иные времена, иные чувства... певицы будущего.

Это будущее мы примем как лучший дар. Это будущее придет к нам под электрогитары твоих любимых "Битлз", потом под синтезаторы иных имен, и под вокалы иных судеб.

На вокзале еще светло поздним вечером.

Подхватываю тебя на руки и кружу в тополиной метели. И снова объятия и поцелуи, как столько лет назад... Но электропоезд уже грохочет наверху.

Сколько зим, - ты тихо скажешь, - сколько лет... На тебе сошелся клином белый свет.

- Так ты решил окончательно - уехать навсегда в столицу к твоим духовным наставникам, в свой рыцарский орден?

И однажды ты услышишь и придешь.

- Да. Поедешь со мной, Вероника?

Долго будет вливаться тишина взгляда любви во взгляд любви. И летит музыка любви откуда-то, знакомая столько долгих лет, но теперь ее поет совсем другая певица, столь напоминающая тебя своими порывами: