Механизм "Ноль"

Глава 4

Марат, ложкой помешивая варящийся в кастрюле рис, задумчиво смотрел на мирно посапывающего Ена, умудрившегося переспать даже своего котенка. Кошак давно проснулся и занимался тем, чем обычно занимаются все малыши — донимал Марата своей неисчерпаемой энергией, настойчиво кидаясь на его ногу в стремлении, казалось, прогрызть её до самой кости. Как звали котенка, мальчик забыл поинтересоваться, однако подозревал, что имени у него еще не было, так что вот уже всё утро он пытался подобрать подходящее. Занятие это оказалось посложнее решения математических задачек Ильи, и усложняло всё то, что мальчик понятия не имел, как можно было определить пол котенка. Он пытался, но ничего не понял.

Илья с самого утра убежал разыскивать Тэма и где-то задерживался, однако мальчик давно отвык волноваться за брата-тот умудрялся выйти практически из любой ситуации с минимальным для самого себя ущербом. Даже патруль, однажды сцапавший его как дезертира в верхнем городе, не смог долго удерживать его. Как у него так легко получалось дурить людей, Марат не знал, но очень сильно хотел научиться тому же. С такими навыками будущее представлялось ему безоблачным. Илья рассказывал брату, что когда-то он занимался в школьном драмкружке, и даже объяснил мальчику несколько тонкостей человеческого поведения, но, когда понял, что Марат начал потихоньку использовать эти знания на нем самом, быстро заменил эти уроки дополнительными занятиями по математике и истории. Мальчик обижался, но возражал не особо сильно — улица тоже способна научить многому.

Котенок в очередной раз кинулся на ногу Марата, вгрызся маленькими, но уже острыми, как иглы, зубами в голень и безуспешно попытался разодрать и так уже рваные джинсы задними лапами, когда входная дверь открылась, и в комнату вошел Илья, чем-то очень сильно озабоченный. Ен мгновенно открыл глаза и сел в кровати, вопросительно уставившись на него.

Лицо гостя выглядело значительно посвежевшим, из-под глаз пропали синяки, кожа утратила мертвенно-бледный оттенок, стала немного смуглей. Впрочем, почти двадцати часовой сон довольно плохо сказался на его форме — по правой щеке Ена протянулись глубокие полосы пролежней, а само лицо, бывшее ранее худощавым, довольно сильно опухло.

— Давай, собирайся, — с порога сказал ему Илья. — Нам надо срочно к Тэму.

— Что-то случилось? — озабоченно спросил тот.

— Он долго ждать не будет.

Ен спустил ноги на пол, натянул кроссовки и, завязывая шнурки, громко произнес:

— Спасибо, что позволили переночевать здесь, и извините, что стеснил вас.

— Ишь ты какой вежливый, — смущенно пробормотал Марат.

Ен, не обратив на это высказывание внимания, продолжил:

— Надо было сказать мне, я бы мог устроиться и на полу.

Илья только махнул рукой и поморщился.

— Забей. Нам не трудно.

— Ага, — поддакнул брату Марат.

— Тогда еще раз спасибо, — вставая с кровати, сказал Ен, коснулся левой рукой живота и слегка склонил голову в знак признательности. — Я уже давно так хорошо не отдыхал.

— Не за что, — ответил за брата Марат, повернулся к кастрюле и спросил: — Жрать сейчас будете?

— Некогда, — коротко ответил Илья, развернулся и исчез за дверью.

Ен протиснулся мимо мальчика и тот остался в комнатке с одним только котёнком, который умудрился развязать шнурки на одном из его кед и теперь, пытаясь оторвать его, вовсю катался по покрытому тонким слоем пыли полу.

Надо будет подмести, решил мальчик, взял тряпичными ухватами кастрюлю за ручки и понес сливать воду в раковину.

Ен догнал Илью у выхода из переулка. Блошиный рынок уже давно успел вырасти на узкой улице и как и в любое другое утро народу на нем было море. Этот рынок возник ровно четыре года назад, чуть позже начала войны, и его площадь тогда ограничивалась одним кварталом, в котором продавцы торговали в основном всякой мелочью и безделушками с расстеленных на тротуаре покрывал или тумбочек. Однако чем дольше длилась война, тем шире становился рынок, и вскоре он уже занимал несколько улиц, куда жители со всего города притаскивали самодельные тележки-прилавки и палатки. Ассортимент товаров значительно увеличился и помимо более крупных вещей, таких как предметы мебели, стали появляться и совсем уж редкие произведения искусства с Земли, принесенные на продажу благополучными гражданами верхнего города. Естественно, присутствовали и оружие, и наркотики. Илья знал, что если очень сильно постараться, то тут можно было купить и живого человека, но о таких вещах он старался не думать. Нужда делала людей зверьми, и каждый выживал как мог.

Они протиснулись между двух палаток и влились в поток праздно шатающихся по рынку покупателей и простых зевак. То тут, то там шел активный торг за понравившуюся вещицу, который иногда перемежался отборной руганью не желающих уступать друг другу людей. Илья прекрасно знал все уловки продавцов, стремящихся собрать вокруг своей палатки или прилавка как можно больше народу, и давно уже не обращал на эти крики никакого внимания. Молодой человек взмахом руки отвечал на приветствия некоторых из торговцев, кратко обменивался с ними парой слов и продолжал свой путь сквозь живой поток, стремясь как можно скорее выйти из этой толчеи, где любой не привыкший к подобному скоплению народа человек должен был чувствовать себя крайне неуютно, что, собственно, и происходило с Еном. Хотя он и выглядел внешне спокойным и безмятежным, бегающий взгляд и посадка головы, всегда повернутой чуть в сторону, так чтобы боковым зрением можно было бы заметить опасность сзади, полностью выдавали его истинное состояние смятения.

Молодые люди протолкались к магистральной улице и направились по ней к границе города. Вскоре толпа поредела, они прошли мимо последнего торговца, уныло ожидающего покупателя перед расстеленной на тротуаре тряпкой, на которой пылилось несколько столовых приборов из почерневшей от старости бронзы. Ждать мужчине предстояло еще долго: товар у него был довольно специфический, покупатели сюда доходили редко, а сам он даже не пытался как-либо привлечь их внимание. Чуть в стороне от этого торговца стоял и внимательно за ним наблюдал худой бледный парень с судорожно подрагивающими конечностями. Илья уставился на парня, тот все понял и быстро растворился на боковой улице в тени здания. А унылый торговец, чуть было не ставший жертвой грабежа, продолжил безучастно караулить свою удачу.

Постепенно свод стального купола начал опускался, и молодые люди прошли под последним рядом ламп освещения, крепившихся к куполу с помощью сложной паутины стальных ферм. Чем ближе они подходили к последнему дому города, маячащему невдалеке, тем темнее становились улицы и длиннее тени, отбрасываемые двумя путниками на грязный тротуар. Здесь уже редко можно было встретить живую душу, так что на улице царило настоящее запустение. Дома были разукрашены пестрыми, разноцветными надписями, в стенах зачастую зияли темные дыры с неровными, острыми краями и торчащими арматурами; на тротуаре валялся мусор и перевернутые бачки. Пара человек в ободранных, нищенских лохмотьях сидела прямо посреди дороги, небольшая компания, кучковавшаяся в тени здания, хищно зыркала на двух пришельцев из более благополучного места. Стоило Илье с Еном замешкаться хоть на секунду, проявить признаки страха или нерешительности, свойственных потенциальным жертвам, как неминуемо последовала бы атака.

— Роскошное себе местечко выбрал этот Тэм, — заметил Ен, когда они отошли от агрессивно настроенной компании подальше.

— Он постоянно переезжает, — ответил Илья. — У него нелады с законом.

Ен удивленно вскинул вверх брови и присвистнул.

— Кто же он такой, если ему приходится прятаться в таком месте.

— Сам расскажет. Но сначала посмотрит и поговорит с тобой.

— Таинственный какой, — ухмыльнувшись, пробормотал Ен.

Они без лишних приключений добрались до последнего дома города, стоящего фасадом к полуразрушенной кольцевой дороге, опоясывающей весь купол. За ней, метрах в пятидесяти впереди через бетонную пустошь, высилась стена купола. Здесь было уже совсем темно. Дорогу должны были освещать фонарные столбы, но почти все они валялись поперек нее, и только слабые лучи света, каждые сто метров пробивавшиеся между домов от последних ламп купола, не позволяли молодым людям переломать себе о них ноги. Иногда в темноте Ену начинало мерещиться какое-то шевеление, однако каждый раз это оказывалась очередная крыса, копошащаяся среди бетонной крошки и обломков стен зданий. Они были единственными обитателями этих мест.