Апокалипсис отменяется (сборник)

— Да, конечно… Карилад, но ведь речь обо мне! О моей индивидуальности, моей личности. Тот человек — не я, и отличия могут оказаться куда большими, чем можно предположить. Вы уверены, что мне стоит пробуждать в себе эту память? Не будет ли она мне лишним грузом? Не погубит ли?

— И чего вы хотите, Алексей? Остаться самим собой?

— Да, — решительно ответил я. — Тем, кто я есть.

Молча уставился в центр кипящей пламенем сферы. На плазмоиде взбух купол небольшой вспышки, опал, и синяя лучащаяся поверхность вновь девственно чиста. Внутри пробуждается холодок сомнения, ледяные челюсти вгрызаются в сердце. Я развел руками.

— Да и есть ли вообще способ пробудить эту память? А, Карилад? Я здесь уже столько дней, надо мной работают ваши микроботы, потом все эти ментальные упражнения, пробуждение ассоциативных связей… Но все по-прежнему. Улучшения нет. Есть ли способ, Карилад?

Плазмоид помедлил с ответом.

— Способ есть, — таинственно произнес он. — Но понравится ли он вам? А самое главное, он едва ли совместим с вашим желанием остаться прежним. Он изменит вас больше, чем можете даже опасаться.

С минуту мы молчали, и, казалось, в полутемных углах комнаты собираются все невысказанные страхи. Их алчные горящие взоры отыскивают меня и вонзаются, подобно клинкам. Наконец Карилад молвил:

— Что ж, Алексей, если вы хотите, гм, остаться собой, то, видимо, вы уже должны быть готовы к адаптации в новых условиях. Хотите взглянуть на мир, в котором предстоит жить? Готов устроить вам небольшую экскурсию за пределы Центра. Только предупреждаю, впечатления могут быть весьма неоднозначными.

Я почему-то растерялся. Дыхание перехватило, сердце забилось чаще, затрепыхалось. Но порывисто кивнул и выдавил как мог уверенно:

— Д-да. Согласен, конечно.

В дальнем углу зала скрипнуло, в полумраке уловил металлический блеск, по полу прокатился перестук стальных ножек. Из укромной щели вынырнул паук-аватар.

— Что ж, следуйте за мной, — раздалось из недр механизма.

Паук провел полутемными коридорами к дверям лифта. Металлические створки нырнули в стороны, и я с удивлением воззрился в собственные глаза: крохотный параллелепипед кабинки щеголяет гладкостью зеркальных стен. Отраженные образы столь чисты и четки, что, выбрось руку, ухватишь себя на той стороне. С потолка, подобно струям душевой воды, стекает холодный синеватый свет.

Я поежился на пороге и мелкими шажками вступил в это зеркальное безумие. Паук, будто на присосках, вскарабкался на стену, хромированные лапы проскользнули со скрипом, но зеркало по-прежнему гладко — хвастается алмазной твердостью.

Створки с упругим чмоком сомкнулись, а я с холодящей нервозностью наблюдал двух сцепившихся в воздухе членистоногих. Напротив мой двойник тоже уставился округлившимися глазами на левитирующих стальных пауков.

После десятка секунд тишины и покоя я догадался, что уже едем. Поднял глаза, и лучащийся потолок померк, свет утих и будто отдалился — пекутся о моей сетчатке. Впрочем, на этом интересности кончились.

— Долго ехать?

— Чуть-чуть осталось, — отозвался Карилад. — Вы, похоже, все-таки нервничаете? Мне можно трактовать это как сомнения в принятом решении?

Я вздохнул.

— Да, можно. Вообще, я бы с радостью скинул это самое решение куда подальше. Как за меня определят, так пусть и будет. Но вы ведь предоставляете мне свободу выбора, правильно понимаю?

— Совершенно верно. Но могу дать совет. Попробуйте представить, что вы спите. Судя по вашему виду, вам это сейчас не так уж трудно. В грезах проще абстрагироваться от страхов и сомнений, найти выход. Иногда помогает.

Я глянул искоса, в душе заворочалось какое-то совсем уж дикое подозрение.

— Да, ситуация располагает, ты прав, Карилад. Действительность, гм, несколько фантасмагорична. Но с чего бы тебе подавать советы так, будто ты и сам все это испытал?

Хромированные членики едва дрогнули, будто Карилад пожал плечами.

— Вы стали подозрительны, Алексей. Впрочем, может, оно и к лучшему. В конце концов, даже у параноика не все подозрения ложны. А предупрежден — значит, вооружен…

Квакнула невидимая сигнализация. Ожидал толчка, но лифт, похоже, решил поспорить с законами физики: остановился неощутимо, как и поднимался. Ехали долго, я приготовился ощутить на лице свежесть высотного воздуха, явно же вознесло под облака, на вершину колоссальной башни… Но между раскрывшихся створок в лицо ударило сухое тепло. Горячий ветер присвистнул в проеме и бросил к ногам горсть бурой пыли. Крупицы припудрили одежду, я задумчиво стряхнул. Поднял взгляд.

От порога убегает полустертая песчаная тропа, петляет меж камней, и метрах в пятнадцати красноватый грунт проглатывает едва утоптанную ленточку дороги. Взгляд по инерции метнулся дальше, и… но что это там, на горизонте?

По нервам хлестнуло сотней вольт, ощутил, как мышцы сводит судорогой, ноги деревенеют, и уже на таких, деревянных, зашагал, как неуклюжий робот из древнего кинофильма. Дыханье замерло, затаилось в груди, потом вдруг вырвался громкий вздох со всхлипом.

Я застыл, перед глазами колышется марево, по лбу побежали наперегонки капельки пота, у финишной ленты бровей притормозили, но какой-то чемпион капнул-таки в глаз. Рука дернулась смахнуть, но телом, похоже, не владею. На спине тоже выступила влага, в лицо дышит сухой жар, прокаленный пустынный воздух, но потею, может, не от жары — виноват парализующий ужас.

В груди тем не менее расползается холод. Такой потерянный, неуклюжий, ощутил себя громадным айсбергом посреди Долины Смерти…

Ночная темень охватила мир с трех сторон, как черная ладонь, прибирающая безделушку, да еще взбирается вверх, пожирая пространство. В провале небес подмигивают крупинки звезд, но бледные, как предсмертный лик. Зато горизонт впереди объят багровым огнем. Страшные сполохи танцуют на пыльных клубах, те поднимаются плечистыми исполинами, у их ног и в складках одежд посверкивает, мечутся объемные тени. Земля на границе с небесами источает рыжее сияние, тает, струится, жидкая уже, сплавляется с текучим небосводом.

Воздух гудит, как от роя невидимых шмелей, басовитый гул сочится из-под земли. Вибрация медленно взбирается по ногам, охватывает внутренности, и вот ты уже сам гудишь жутким камертоном.

Песок прошуршал позади быстрой поступью паучьих ножек, но я заворожен, глаза пожирают циклопическое действо на краю мира.

Вот что-то метнулось за дымным пологом. Круговерть темных и светлых полос. Наполз пылевой султан, скрылось. Вот опять!

Я превратился в бесплотный дух — обнаженные нервы и воплощенное зрение. Смертный из своего бренного тела просто не может наблюдать такое! Из дымных туч выкатывается колесо. Обод измерять разве что в земных меридианах, верхней частью затмевает звезды. Снизу колесо наполовину погружается в землю, врастает туда мощью обода и спиц, но — катится! Внешнее кольцо вращается неторопливо, его сероватый металлический блеск мешается с хаосом алых бликов. Передний край подминает землю, проламывает, похоже, литосферную плиту. Из пропаханной борозды брызжет раскаленная магматическая кровь, по бокам вздымаются километровые горные хребты.

С небес метнулась темная громада, бесформенная масса, на таком расстоянии не различить. Удар пришелся перед колесом, я ждал фонтанов камня и огня, но земля лишь вмялась послушно, как мягкий металл, будто там, в огненном аду, боги-кузнецы правят из нее мечи и топоры для Последней Битвы.

В тот же миг долетел звук. Я видел, как летела волна сжатия, сминая воздух, вспахивая землю, на глазах дальние холмы обратились в пыль. Но метрах в ста единый фронт вдруг раскололся, стена сжатого воздуха разошлась театральным занавесом и пошла огибать меня по широкой дуге. И лишь сухой рокот грома раскатился в вышине.

Губы задрожали, я жалко заплямкал, попытки с десятой удалось наконец правильно шевельнуть языком:

— Ч-что это? — вылетело беспомощное. — Что это, Карилад?!