Такие разные миры. Сборник

Орбита, на которой корабль приступил к торможению, снова вывела их на свет, и Кемаль разглядел на расколотом ложе пустыни нечто вроде железнодорожных путей. Это были радиационные коллекторы – эксперимент, поставленный поколением прошлым и отвергнутый нынешним. Теперь Колейные Города медленно перемещались по сборным трассам и добывали руду с обочин. Горняков в Колейных Городах было немного, но им как-то удалось приспособиться к жесткому излучению, которое постоянно бомбардировало почву.

Основное же меркурианское население сосредоточилось в Садках – подземных городах, весьма разросшихся за последние двадцать лет. По ранее установленному протоколу космические корабли могли подходить к Маккавейским пещерам не ближе чем на сто километров – именно там два ведущих Садка делили разветвленную систему пещер.

Корабль вновь развернулся, ожили каютные динамики:

– Приготовиться к высадке на Меркурий-Прайм.

Меркурий-Прайм был орбитальной обителью Гавиланов – в полном соответствии с данным Шефферами описанием.

По мере приближения он смахивал на цилиндр с узорной резьбой, свободно плававший в космосе. Это было дивное диво орнаментации: каждый дюйм изукрашен, отделан барельефами, статуэтками и фризами. Он слыл одним из чудес Внутренней Солнечной системы, построенным в беззаботные времена Бахлама, первого Короля-Солнце. Легенда гласила, что каждый квадратный метр отделки стоил жизни мастерам.

Корабль снижался, и цилиндр стремительно рос. Становилось видно все больше деталей, и Кемалю почудилось, будто он нисходит в бескрайний мир бесконечного многообразия.

Корабельный динамик снова заскрежетал:

– Всех пассажиров просят пройти к главному выходу. Приготовьте паспорта и медицинские справки. Ваш багаж будет ждать по другую сторону таможенного барьера.

Кемаль покинул каюту и устремился по коридору к выходу-шлюзу. Он вошел в шлюзовую камеру, и клапанная дверь со вздохом закрылась за ним. Включились потолочные лампы, оповещая о кратковременном облучении для устранения инопланетных бактерий. Шипение повторилось, и распахнулась другая дверь. Он вымученно сглотнул и шагнул на Меркурий-Прайм.

Едва Кемаль переступил порог, его встретил лысеющий жердяй лет двадцати пяти.

– Приветствую Гончего Принца! Ты добрался за рекордно короткий срок, но личный шаттл тебе, знаешь ли, не положен, – пошутила принимающая сторона, представленная штучным долговязым субъектом. – Ты, конечно, и есть Кемаль. Я видел твои голограммы в семейном альбоме. На пару лет устарели, но сходство несомненное. Добро пожаловать на Меркурий-Прайм.

– Благодарю, – ответил Кемаль. – Кто вы такой?

– Ты что же, не помнишь меня? Я Тикс, младший сын Гордона, твой кузен.

В последний раз, когда Кемаль видел Тикса, тот был унылым увальнем. Он здорово изменился, став нервным и дерганым. Дылда постоянно озирался – похоже, что по привычке, поскольку вокруг не было никого, – и при беседе рассеянно теребил нижнюю губу. Но взгляд у него был острый, оценивающий, и узкие голубые глаза светились умом.

– Я ждал тебя, – сказал Тикс. – Очень рад увидеть еще одно юное августейшее лицо. Принцы – люди одинокие.

– Можешь не расписывать, – отозвался Кемаль. – Это я был «в отпуске», а не ты.

– Что ж, рад твоему возвращению. – Тикс взял у Кемаля сумку и вывел своего гостя из посадочного отсека в охраняемый коридор. – Мне смерть как хотелось с кем-нибудь поговорить. Ну, если ваше высочество не возражает.

– Вот что я тебе скажу, Тикс. Гарантирую целый день благородной беседы, если объяснишь, зачем твоему отцу понадобилось меня вернуть. По рукам?

– По рукам. Я не знаю деталей, но это как-то связано с твоим наследством – землей, титулами, деньгами. Вот все, что я могу сообщить. Зато ты, надеюсь, много интересного порасскажешь. На Далтона всяко надежды мало, коль скоро он нынче служит.

– Далтон служит?

– Два года назад мой брат поступил сержантом в службу безопасности Меркурия-Прайм. Сейчас ему тридцать два, и он уже полковник. Незачем и говорить, что он очень серьезно относится к своим обязанностям. Вообще-то, – понизил голос Тикс, – честолюбие Далтона настораживает даже отца.

– И как теперь выглядит Далтон?

– Все так же – здоровенный викинг с грудью как бочка, писклявым голосом и хамскими манерами.

– А ты чем занимаешься, Тикс? – спросил Кемаль. – Дядя Гордон выращивает тебя для царствования?

– Не сказал бы, – бодро ответил Тикс. – Меня это ничуть не интересует. – Он сверкнул глазами и сразу стал другим человеком. – Этот спутник – настоящая сокровищница. Дедушка Бахлам собрал шедевры со всего света. Чего не достал, то поручил изготовить лучшим мастерам своей эпохи. Быть может, это место – высшее архитектурное достижение на орбите. И что, о нем кто-то печется? Как бы не так! Поэтому я взял на себя труд заняться несколькими участками, до которых у деда так и не дошли руки. Главным боевым постом, например. Я думаю, готический антураж там будет в самый раз. Как ты считаешь, Кемаль? Высокие узкие окна, забранные черным; командные посты расположены на возвышении, непрямое освещение вкупе с боевыми расчетами…

– Здорово, – перебил его Кемаль. – Но разве этого хочет от тебя Гордон?

– Отец позволяет мне делать все, что заблагорассудится. Говорит, правитель из меня все равно никудышный. Повторяю, он хочет видеть тебя, Кемаль. По сути, ждет сию секунду.

Тикс повел Кемаля по роскошным коридорам. Там было много портретов, развешанных на равном расстоянии, и Тикс поочередно указывал, треща о тех, кто был там изображен, откуда взялось полотно и сколько оно стоило.

– Пришли, – молвил Тикс, когда они достигли большой деревянной двери, покрытой резным узором. – Отец там. Я занесу сумку, а потом отведу тебя обедать. Попозже, может быть, сверим наши расписания для обоюдной аудиенции. И еще покажу тебе кое-что из набросков для западного крыла.

– Буду ждать с нетерпением, – пообещал Кемаль и постучал в дверь.

Комната для аудиенций казалась неимоверно глубокой и длинной благодаря искусно расположенным зеркалам и голографическим проекциям. Кемаль мог поклясться, что белые шторы колеблются из-за летнего ветра, а вовсе не из-за потайного вентилятора. Глянув в окна, он обнаружил просторную зеленую лужайку с беломраморными изваяниями героических мужей и хищных бестий; она достигала пагоды, тянулась до небольшого ручья и продолжалась дальше, уходя к пологим холмам, которые накладывались друг на друга живописными волнами. Все это были, конечно же, голограммы, дававшие взору, утомленному и раздосадованному постоянной тесной близостью Меркурия-Прайм, известное облегчение и забвение в зримой фантасмагории перспективы и контраста.

– Добро пожаловать домой, племянник, – почти пропел Гордон Гавилан.

Будучи крупнее своего третьего брата Гаррика, действующий Король-Солнце имел характерные карие глаза и бронзовую кожу, но был шире в плечах и тучнее, между бровями пролегла глубокая складка. Рядом находилась его жена Селия – стройная, симпатичная, робкого вида женщина со светло-каштановыми волосами и беспокойными руками.

– Мы приготовили в твою честь пирушку, – весело произнес Гордон. – Только близкие родственники. Где же Далтон?

– Обещал быть с минуты на минуту, – напомнила Селия. – Он завершает обход постов.

– Мальчик слишком серьезно воспринимает свои обязанности, – молвил Гордон, на миг перестав улыбаться. – Хорошие манеры тоже чего-то да стоят.

На другом конце комнаты распахнулась, громко ударившись в стену, еще одна узорная дверь. Далтон явился.

Он выглядел в точности так, как описал его Тикс. Но Тикс не упомянул подкрученных черных усов, которые казались прилипшей к губе пиявкой. Они придавали Далтону зловещий вид, что его явно устраивало. Тикс не обмолвился и о его своеобразной величавой поступи, при которой черные сапоги тяжело грохотали по навощенному паркету.

Далтон направился к своему месту одесную Гордона.