По следу единорога

— И себе плесните. — Мэллори припечатал ладонью к стойке несколько монет.

— О, спасибо вам, сэр! Это весьма христианский поступок с вашей стороны!

— Вы Пиноккио? — поинтересовался Мэллори, пока бармен наливал выпивку себе.

— Помилуй Бог, сэр, нет, — рассмеялся бармен. — Если строго придерживаться фактов, так никакого Пиноккио и нет вовсе, это просто название. — Он помолчал. — Я нахожу, что благодаря этому моя клиентура чувствует себя здесь почти как дома.

— Расскажите мне о них, — попросил Мэллори.

— Ну, как вы сами можете видеть, сэр, все они военные.

— Они выглядят так, будто все они игрушечные солдатики.

— Не без того, — согласился бармен. — Обычно они заглядывают после полуночи. Полагаю, это потому, что все они офицеры; рядовые, наверное, в это время находятся в казармах. — Он отхлебнул из своего бокала, удовлетворенно выдохнул «Ах!» и продолжал:

— Словом, они сидят-посиживают да толкуют о войне до самой рани, а затем возвращаются в свои полки.

— О какой войне? — поинтересовался Мэллори.

— О той, которую ведут, — пожал плечами бармен.

— А оружие у них исправное?

— Ну, вести войну с неисправным оружием невозможно. Правду говоря, мне не единожды доводилось наблюдать, как какие-нибудь двое из ихнего брата бьются об заклад, кто сможет быстрей разобрать и собрать оружие вслепую. Конечно, — добавил он, — это касается исключительно пистолетов. Разобрать шпагу трудновато.

— Могу себе представить, — промолвил Мэллори, ломая голову, как бы поднять вопрос об одолжении пистолета.

Тут послышалась стрельба, и двое офицеров, сидевших у стойки чуть подальше, начали поглядывать на улицу.

— И это в Новый год! — пожаловался один офицер, высокий мужчина с широкими серыми усами. — Подумать только, у этих ублюдков не хватает благопристойности подождать хоть бы до рассвета!

— Извините, — сказал Мэллори, пройдя вдоль стойки. — Но с кем именно вы воюете?

— Вот это и есть самый распроклятый вопрос, — поплакался офицер. — Мы не знаем.

— Враг вам неизвестен?

— Он чертовски хорошо известен кому-то, но никто нам ничего не говорит. — Офицер поглядел на Мэллори. — Вы здесь новичок, не так ли?

Мэллори кивнул:

— Моя фамилия Мэллори.

— Макмастерс, сэр. Майор Макмастерс, — доложил майор, протягивая руку. — Всегда рад познакомиться с местным гражданским населением.

— И много вы видели боевых действий в Манхэттене? — полюбопытствовал Мэллори.

— Никаких, — признался майор Макмастерс. — Но я здесь долго не задержусь. Я лишь жду, когда мой рапорт о переводе одобрят и пошлют меня на фронт.

— Неизвестно куда, — сухо заметил Мэллори.

— Если мы не знаем, кто наш враг, это вовсе не означает, что мы не можем всячески изводить его и изматывать, — оправдывающимся тоном заявил майор Макмастерс.

— Как?

— Мы знаем, что он просочился в наши ряды. Так что мы предприняли контрмеры, чтобы обескуражить его.

— Например?

— Вы когда-нибудь слыхали о департаменте избыточности ведомств? — поинтересовался майор Макмастерс.

— Вообще-то нет. Звучит очаровательно.

— Куда более нежели очаровательно. Это чертовски эффективно!

— А чем он занимается?

— Наверное, вам следует поговорить с его начальником. — Майор Макмастерс жестом подозвал одного из коллег. — Мэллори, — провозгласил он, когда к ним подошел высокий поджарый вояка, — позвольте представить вас капитану Питеру Энтони Капитану.

— Капитан Капитан? — Мэллори протянул руку.

— Правильно. — Капитан Капитан, энергично встряхнул протянутую руку.

— Чем могу служить?

— Расскажите ему о департаменте, — попросил майор Макмастерс.

— Да тут особо и рассказывать-то нечего. — Капитан Капитан повернулся к Мэллори. — Мы распоряжаемся всей канителью в армии.

— А разве канитель может нанести ущерб врагу?

— Вы будете изумлены, узнав, чего можно добиться, пустив в ход чуточку канители, — улыбнулся капитан Капитан. — Взять, к примеру, хотя бы дело Гробинского.

— Кто такой Гробинский?

— Мы не знаем, — признался капитан Капитан, — Но знаем, что он не из наших. Это вражеский лазутчик, каким-то образом поднявшийся до ранга подполковника.

— И что вы с ним сделали?

— Начали с перевода его в Манхэттен, просто для того, чтобы посмотреть, куда он хочет получить назначение. Но сукин сын оказался чрезвычайно ушлым: попросил лишь о переводе на фронт. — Капитан Капитан закурил тонкую сигарку. — Далее мы попросили его заполнить пятьдесят семь идентичных анкет, которые он затем должен был доставить в пятьдесят семь различных государственных учреждений по всему городу. Когда же он наконец закончил хождения по инстанциям, мы с оглядкой одобрили его перевод при условии, что он пройдет медосмотр.

— Позвольте угадать, — подхватил Мэллори. — Он прошел пятьдесят семь медосмотров.

— Правильно, — подтвердил капитан Капитан. — И мы обнаружили, что за период от первого до последнего вес его изменился на целых два фунта. — Он усмехнулся. — Естественно, мы обвинили Гробинского в шпионаже в пользу врага — вообще-то говоря, шестерых из него. Перевод остальных пятидесяти одних Гробинских был санкционирован.

— И что же дальше? — полюбопытствовал детектив.

— Он прошел еще шесть медкомиссий, а поскольку вес его на всех шести оставался одним и тем же, обвинение сняли. Но всем шестерым было отказано в переводе.

— А как же остальные пятьдесят один?

— Все они до единого были переведены из Манхэттена в Манхэттен.

— Ну, разве не дьявольский план? — ухмыльнулся майор Макмастерс. — Несчастный ублюдок уже почти полгода как изолирован с острой формой шизофрении!

Снова послышалась стрельба.

— Приближаются, — отметил капитан Капитан.

— Хорошо! — одобрил майор Макмастерс. — А то бездействие начинает действовать мне на нервы.

— Неужели вы действительно рветесь в бой? — спросил Мэллори.

— Бесспорно! — воскликнул майор Макмастерс. — Когда все слова сказаны, а дела переделаны, единственный смысл нашей жизни заключается в сражении.

— Быть может, я сумею вам помочь.