Город Зверя(сборник фантастических романов)

Я, как можно короче, рассказал ей о том, что случилось.

Глаза ее засияли еще ярче, и она стиснула руки.

— Какая великая повесть для наших поэтов! — ахнула она. — О, как твое имя, герой? И как имена твоих друзей?

— Моих друзей звали Бради Хул Хаджи из Мендишара за океаном и… — Я замолк, так как Рокин не был мне настоящим другом, хотя и являлся доблестным товарищем по оружию в наших боях. — Бради Рокин Золотой из Багарада.

— Бради! — воскликнула она. — А ты? Ты что — Бради всех Бради? Ты не можешь быть кем–то меньшим по званию.

Я улыбнулся ее энтузиазму.

— Нет, — сказал я. — Меня зовут Майкл Кейн, Брадинак по браку с королевским Домом Варналя, лежащего далеко на юге за морем.

— С юга, из–за моря. Я слышала сказки об этих мифических землях, странах богов. Здесь никаких богов нет. Они покинули нас. Они возвращаются спасти нас от Первых Хозяев.

— Я не бог, — заверил я ее. — И мы на юге не верим в богов. Мы верим в Человека.

— Но разве Человек не бог в своем роде? — невинно спросила она.

Я снова улыбнулся.

— Он иногда так думает. Но люди в моей стране — не сверхъестественные существа. Они, подобно вам, из плоти и крови. Вы ничем не отличаетесь, хотя предки у нас разные.

— Первые Хозяева говорили нам совсем иное.

— Первые Хозяева умеют разговаривать? — поразился я. — А я считал их неразумными зверьми!

— Теперь они не говорят с нами. Но они оставили свои записи, именно их мы читаем и в былые времена чтили. Народ Хага все еще поклоняется Первым Хозяевам, но мы — нет.

— Почему они поклоняются Первым Хозяевам? Я мог бы предположить, что они будут драться с такими тварями, — заметил я.

— Первые Хозяева создали нас, — просто объяснила она.

— Создали вас? Но как?

— Мы не знаем как — за исключением нескольких обычных рассказов, повествующих о Первых Хозяевах как о слугах еще более ранних хозяев, расе великих магов, ныне исчезнувших с Вашу.

Я догадался, что она говорит о шивах и якша, правивших некогда всем Марсом, или Вашу, как они его называли. Наверное, крылатые синие люди, бежавшие в древние времена из Мендишара, отыскали остатки более древней расы и научились кое–чему из ее науки.

— О чем говорится в ваших повестях о Первых Хозяевах? — спросил я.

— Они рассказывают, что Первые Хозяева создали наших предков, налагая заклинания на их мозги и формируя их тела так, что они могли думать и ходить, как люди. Некоторое время наше племя — народ Пурхи и другое племя — народ Хага жили вместе в городе Первых Хозяев, служа им и принося себя в жертву.

Это показалось мне наиболее ужасной формой вивисекции. Я перевел рассказ девушки на более научный язык. Первые Хозяева усвоили науку от еще более древней расы. Они применили ее, наверное, путем какого–то тонкого хирургического вмешательства для создания человекообразных существ из кошек и собак. Потом эти создания использовались в качестве рабов и подопытных животных.

— А что случилось потом? — спросил я. — Как эти три народа разделились?

— Это трудно понять. — Она наморщила лоб. — Но мысли Первых Хозяев все больше и больше замыкались в себе. Магия, которую они открыли, принося нас в жертву, была применена к их собственным телам и мозгам. И они стали как… как… животные. Ими овладело безумие. Они покинули свой город и улетели в пещеры в горах. Но каждые пятьсот шати они возвращаются к Хрустальной Яме, созданной ими самими либо древними, которым они служили, — за питанием.

— Что является их обычной пищей? — спросил я.

— Мы, — мрачно ответила она.

Я почувствовал отвращение. Я мог частично понять психологию, позволяющую человеко–собакам Хага приносить чужаков в жертву своим хозяевам, но можно было только ненавидеть психологию, позволяющую им отдать в пищу своих кузенов.

— Они едят народ Пурхи! — содрогнулся я.

— Не только Пурхи, — покачала головой она. — Лишь когда нас захватывают в плен. Когда у них нет пленников, они отбирают среди своих самых слабых, чтобы обеспечить пищей Первых Хозяев.

— Но что же побуждает их совершать такие страшные преступления? — ахнул я.

Ответ девушки опять был прост и показался мне очень глубоким:

— Страх.

Я кивнул, гадая, не являлось ли это чувство существенной причиной большинства зол. Разве не были все политические системы, все искусство, все человеческие действия направлены к созданию ценного чувства безопасности? Именно страх порождал безумие, порождал войны. Страх на самом деле порождал то, чего мы больше всего страшились. Не потому ли восхваляли бесстрашного человека — потому что он не представлял угрозы для других? Наверное, существует много видов бесстрашия, и полное бесстрашие порождало цельного человека — человека, не нуждающегося в демонстрации своего бесстрашия. Фактически оказывается, что истинный герой — это невоспетый герой.

— Но вас в одном из племен гораздо больше, чем Первых Хозяев, — сказал я. — Почему вы не соберетесь все вместе и не разобьете их?

— Страх, вызываемый Первыми Хозяевами, порожден не их численностью, — ответила она. — И не их физическими особенностями. Хотя это и может иметь какое–то отношение. Страх лежит глубже, я не могу это объяснить.

Я подумал, что скорее всего понял, что она имеет в виду. На Земле мы это называем простым термином. Мы называем это страхом перед неизвестным. Иногда это страх мужчины перед женщиной, которую он не может понять; иногда это страх человека перед чужаком — человеком иного расового типа, или даже из другой части его собственной страны. Иногда это страх перед машинами, которыми он манипулирует. Отсутствие понимания либо на личном уровне, либо на более общем создает подозрение и страх.

Я высказал кое–что из этих размышлений девушке, и она понимающе кивнула.

— Я думаю, ты прав, — сказала она. — Наверное, именно поэтому мы выжили и развиваемся, а люди–собаки катятся все дальше и дальше вниз, становясь все более похожими на своих предков.

Я поразился ее сообразительности. Хотя я и колебался выносить такие суждения о животных, мне казалось, что трусливая сущность собак и смелая сущность кошек могут отразиться на развившихся из них видах. Таким образом, я не мог так уж сильно винить собако–людей за их жестокость, хотя это и не приглушало мою глубокую ненависть к тому, чем они стали. Потому что, думал я, точно так же, как могут быть и смелые собаки на Земле, есть много рассказов про них — так и эти люди могли однажды обрести смелость.

Я оптимист, и мне пришло в голову, что точно так же, как я могу найти, в конце концов, средство исцелять чуму, заразившую Кенд–Амрид, я, может, также смогу помочь собако–людям уничтожить причину их страха, ибо для Первых Хозяев, разумеется, не существовало никакой надежды. Они были злом. Зло — всего–навсего еще одно слово для обозначения того, чего мы страшимся. Обратитесь к Библии, если желаете убедиться в страхе перед женщинами, побудившими древних пророков называть их злом. А зло порождает зло. Уничтожьте первоисточник, и будет надежда для остального.

Я опять пересказал кое–что из этих умозаключений кошко–девушке. Она нахмурилась и кивнула.

— Трудно вообще существовать жителям Хага, — сказала она. — Ибо то, что они сделали с нами в прошлом, — было ужасным. Но я постараюсь тебя, Майкл Кейн, понять.

Она встала с места, где сидела передо мной, скрестив ноги.

— Мое имя — Фаса, — представилась она. — Пойдем, посмотришь, где мы живем.

Она вывела меня из здания, где я лежал в полутьме и был не в состоянии четко рассмотреть построенный среди леса миниатюрный город. Ни одно дерево не было срублено при постройке этого города кошачьим народом. Он сливался с лесом, предлагая таким образом куда более хитрую защиту, чем общепринятые изгороди и частоколы, применяемые большинством живущих в джунглях племен.

Жилища были только одно–двухэтажные, сделанные из глины, но глина была обработана очень красиво. Крошечные шпили и минареты, разрисованные бледными красками, их приятные формы и цвета казались выдумкой природы.