Начало тьмы (СИ)

— …Да-да, все в порядке… Ну конечно, вполне — как там результаты? М-нда…

Отари приоткрыл один глаз и увидел чье-то громадное лицо, висевшее, как ему казалось, под потолком. Встретившись взглядом, лицо кивнуло и исчезло: «Очнулся…» «Да? Рановато…» Появилось другое лицо — поменьше. Отари открыл глаза полностью и узнал медика — с этого момента все приобрело обычный масштаб. Сделав глубокий вдох, он сел прямо и вопросительно взглянул на врача.

— Все в порядке! — повторил тот, рассматривая подопытного с каким-то новым интересом. «Ну, раз все в порядке… значит, все в порядке» — вернулась и способность мыслить — пока, конечно, относительная.

— Калибровка прошла успешно, — продолжал медик, — время контакта — почти пять секунд… С такой массой — это в первый раз. Поздравляю!

Это сразу отрезвило Отари. С трудом поднявшись, он молча проковылял к выходу, поддерживаемый поспешно бросившимся на помощь Мачо.

— Последствия быстро пройдут, — успокоил его медик, не трогаясь с места, — через пару часов будете как огурчик. Мач, проводи его до каюты — да не забудь про нейросон… — и, отвернувшись, занялся какими-то своими делами.

…Мачо проводил его до каюты — без него Отари вряд ли нашел бы свое новое жилье. Помещение скромных, но достаточных для жизни размеров разместилось недалеко от «мозгового центра». Когда к Ило вернулась способность к связной речи, он задал Мачо несколько вопросов, касающихся людей лаборатории и дальнейшей работы. Мачо отвечал охотно, но как-то бесцветно — словно ему не хватало слов, и он их экономил. Видимо, его таланты были в его пальцах. Отари уяснил только, что руководит лабораторией непосредственно Эш Бронтом — что, конечно, не вселяло оптимизма. Кто такой Мец Думлок, Мачо вообще не знал, что не мешало ему относиться к «серому кардиналу» с боязливым почтением — какое-то инстинктивное чинопочитание. Отари даже подумал — может, это тоже кодируется на генном уровне? О длительности эксперимента он не спрашивал — в любом случае на две недели он не растянется. Включив нейроизлучатель, Мачо неловко потоптался у двери, рождая короткое «Пока!», прозвучавшее до странности невпопад. Ушел. Свет в каюте стал меркнуть — Отари уснул, не дожидаясь, пока он окончательно погаснет.

…С этого момента он потерял счет суткам, перейдя на циклы экспериментов — опыт, отдых, инструктаж, снова опыт… В общей сложности часов шесть-семь. Однако медик знал свое дело, и в результате восстановительных процедур Отари чувствовал себя вполне удовлетворительно. По крайней мере, физически — душу точило беспокойство. Время шло… Он уже переставал понимать, чего добиваются от него экспериментаторы, ограничивающиеся краткими указаниями и картинками модельщика: «Думай так…», «Захоти того-то…», «Сделай то-то…», что делало его работу похожей на какие-то актерские этюды. Этюдами оставались довольны. Методика экспериментов была простой и эффективной, она позволяла изменять режимы энергоподдержки, частоты резонанса, мощность психоизлучения мозга и отражения психоматрицы, массу ПУВ и еще чертову уйму компонентов этого варева — из него в конце концов надлежало получить приемлемое блюдо. Однако главное все-таки зависело от человека — от его выдержки и воли. Выдержки в буквальном смысле — как у фотоаппарата. Кто вытерпит дольше, тот и сможет больше! Эта примитивная логика несказанно раздражала Отари — но она же давала ему возможность оттягивать неизбежный роковой конец. Легендарный результат в пять секунд давно был превзойден, и все возрастающая масса вещества послушно отзывалась на сигналы мозга, принимая навязанные формы и действия — группа естественников работала с полной нагрузкой, увлеченно исследуя влияние мысли на грубую натуру. Пока дела идут на лад, его не тронут — кто же режет курицу, несущую золотые яйца! Но Отари ни секунды не сомневался, что гран-эрмиер Эш Бронтом не отпустит его подобру-поздорову. А надеяться на других… Пару раз в лаборатории появлялся Мец Думлок — поговорив с кем-нибудь, он так же незаметно исчезал. С Отари он не разговаривал больше ни разу. Руководитель же экспедиции и вовсе не показывался — по крайней мере, в присутствии подопытного. Его хватку тот чувствовал по нарастающему темпу и четкой формулировке задач на каждый новый цикл. Однако Отари это больше не интересовало — вся эта суета уже ничем не могло потревожить его подспудной и несокрушимой уверенности в близкой катастрофе. Поставленный в положение, когда он ничем не мог повлиять на происходящее, управленец впал в какое-то оцепенение, выполняя все от него требующееся с полным равнодушием… Время подходило к концу.

Глава 31

— …Итак, предварительный этап закончен! — удовлетворенно проговорил медик. Очередной (как полагал Отари, самый обычный) эксперимент был позади. Мач оглянулся и вновь углубился в недра какого-то прибора — его узкая спина выражала полное равнодушие к сказанному. Испытательная группа в полном составе приводила пост в порядок. Отари, прищурясь (как всегда после контакта, краски казались слишком яркими), безмолвно наблюдал за обоими членами этой группы. Но когда Мачо, выключив психотрон, начал его разбирать, он удивился:

— Зачем… это? — и показал пальцем. Ответил ему медик — с довольным смешком:

— Я же сказал — предварительный этап закончен. Следующие будут в другом месте — с автономной защитой.

Отари открыл рот… Подумал. Закрыл рот и еще раз подумал — мысли ворочались туго. Наконец, спросил:

— Но… Обратная связь…

Давно он не видел своего врача таким довольным!

— Пора уже отказаться от тепличных условий — так мы ничего не добьемся. Контакт должен быть полным! — взмахнув рукой, возгласил он, словно древнеримский оратор: «Карфаген должен быть разрушен!»

— …Не беспокойся, защита вполне надежная, — успокоил он напоследок; голос его звучал снисходительно-покровительственно — какая перемена по сравнению с первой встречей! Но Отари не успокоился. Всю дорогу до своей каюты он пытался представить себе эту новую угрозу… Но ничего не мог вообразить — отупевший от контакта мозг отказывался работать. Добравшись до койки, он с облегчением нащупал контакт нейроизлучателя и растянулся, даже не раздевшись — сеанс гипносна был сейчас просто необходим.

…Было сверкание — переливы серебристых бликов, играющих где-то в бесконечной дали. Отари изо всех сил тянулся к ним из темноты, но они уходили, сверкая все так же далеко — недостижимые и прекрасные. Он несся к ним сквозь мелькающий мрак, все быстрее и быстрее, уже почти со скоростью падения, до истомленной дрожи в пальцах желая этот свет… Вот, он уже рядом, близко — протягивает руку к пульсирующему прозрачному сиянию — еще немного, и он окунется в него! Еще усилие — но вместо ослепительной белой вспышки — освещенная ровным приглушенным светом кремовая поверхность. Отари некоторое время лежал, ошеломленный, созерцая ее без всяких мыслей, потом осознал — это просто-напросто потолок его каюты. Он проснулся слишком рано… Сон вытолкнул его! Что-то сродни кошмару… Отари чувствовал, как бьется сердце. Но не кошмар — он ощущал душевный подъем, как будто только что решил трудную задачу. Угнетающее безразличие спало с души, он испытывал громадное облегчение… Что случилось? Сначала он ничего не понимал — мысли возникали слишком быстро и гасли, не оставляя следов в памяти. Но взбудораженные пробуждением чувства постепенно успокаивались, прошла минута — и наступившая вдруг ясность поразила его самого. Он привстал, оглянулся… Нет, все вокруг спокойно. Стражники пока не вламываются, чтобы сковать его, обездвижить, не пустить к началу эксперимента — потому что потом будет поздно! Он прикрыл лицо, чувствуя, как под ладонью губы растягиваются в неудержимой улыбке. Он боялся ПУВ — свою единственную надежду! Ведь если вспоминать не свои отшибленные чувства, а то, что было реально сделало… И будет сделано! Конечно, он не мрогвин — но он может отдать один-единственный приказ, который будет выполнен. И выполнять его будет нечто массой в миллион тонн.