Суд

Спальня оказалась в том же коридоре. Асессор уложил Хадбаллу на роскошную кровать под балдахином. Герцогское ложе!

– Здесь надо убрать, – строго сказал малорослый, проследив, чтобы каталка была поставлена на место. – Займитесь, а мне нужно в «двадцатку».

– Без меня вы никуда не пойдете, – резко ответил асессор.

Малорослый пожал плечами.

– Как хотите, – бесстрастно сказал он. – Но здесь надо убрать. Это препараторская, а не свинарник. Поворачивайтесь живей, если вам угодно меня сопровождать. У нас десять минут, не больше.

Он сидел и отдавал короткие приказы. Асессор вымыл стол и пол, сжег тампоны, убрал инструменты в ящик «Использованные». Одежду шерифа он отнес в спальню, а пояс, подумав, затянул на себе, сунув пузатый револьвер Хадбаллы в кобуру.

Наконец уборка была закончена, и малорослый коротко бросил:

– Идемте.

Он открыл дверь в конце коридора, и они оказались в «двадцатке». Это был зал, его большая часть была отделена цельной стеклянной стеной. И перед стеной, и за ней стояли аппараты непостижимого назначения и устрашающего вида. Малорослый осмотрел дисплеи и самописцы и занялся переключениями.

– Поясните мне ваши действия, – повелительно сказал асессор.

– Объект находится в состоянии глубокого гипотермического сна, – ответил малорослый. – Как я полагаю, мне не удастся завершить эксперимент, и я включаю программу вывода объекта в нормальное состояние. Через сорок восемь часов он проснется.

– Объект – это Дрон Луща?

– Да.

– Я хотел бы лично убедиться в этом.

– Туда нельзя входить. Вы нарушите стерилизацию.

– А через сорок восемь часов?

– Мы нарушим стерилизацию, но это уже ничем не будет грозить объекту. Хотя и особой пользы ему не принесет.

– Что вы хотите этим сказать?

– Здесь нет продовольственного склада, и вряд ли нам удастся отсюда выбраться за время, имеющее для нас хоть какой-то смысл. Просто он будет умершим с голоду вместе с нами.

– Вы хотите сказать, что мы здесь насмерть замурованы?

– Меня учили мыслить шансами и вероятностями. Затворы закрыты, управление выведено из строя, знаниями в этой области я не располагаю. Сверху нам вряд ли помогут. Вот и рассуждайте, – сухо сказал малорослый.

– По-моему, вы торопитесь с выводами, – возразил асессор.

– Вы электрик?

– Нет.

– А кто вы?

– Я следователь по делу доктора Осипа Лущи. И его соотечественник.

– Вот даже как! И прибыли сюда по следам его сына?

– В общем, да.

– Кого-кого, а вас я не рассчитывал здесь видеть.

– И значит, надо быть скромнее, рассуждая о шансах и вероятностях, – тут же перехватил инициативу асессор. – Кто вы такой?

– Доктор Ван Ваттап, имею честь.

– Ваше занятие?

– Это допрос?

– По сути дела да. Его вступительная часть, скажем так.

Ван Ваттап кивнул.

– Вы извините, – сказал он, – но я не спал более полутора суток и еле держусь на ногах. Я должен отдохнуть два часа. Вы не возражаете? После этого готов буду удовлетворить ваше любопытство.

– Это не любопытство, – ответил асессор. – Извольте, отдыхайте. А кто эта женщина? И в кого она стреляла?

– До вчерашнего дня это была малозаметная, но полезная помесь лаборантки и прислуги. Перечислить ее нынешние амплуа – это по вашей части, но со стороны довольно четко просматривался синдром нарастающего психохимического криза. Убит доктор Эжен Нарг, мой единственный и полноправный коллега по работе.

– И над чем же вы работали?

– Мы поставили и практически решили проблему мемодромов.

– Непонятно.

– Само собой разумеется, – желчно ответил Ван Ваттап. – Я лягу здесь в дежурке на топчане. Через два часа обязательно разбудите меня. Мне нужно будет глянуть на приборы и поухаживать за нашим пациентом, как того требует процедура. Уходя, заприте, пожалуйста, дверь. Хочу быть огражден от нападок этого полудебила.

– Вам известно, что этот человек называет себя Осипом Лущей? – спросил асессор, останавливаясь на пороге дежурки – комнатки, отделенной от «двадцатки» стеной из стеклянных блоков.

– Да. У него есть на это некоторые основания, – ответил Ван Ваттап, садясь на узкий топчанчик. – Но об этом, пожалуйста, потом, если вы действительно разрешаете мне отдыхать. – Он помолчал и, взглянув на асессора в упор, спросил: – Или по вашим правилам как раз сейчас и следует задавать вопросы?

– Отдыхайте, – сказал асессор и захлопнул дверь дежурки.

«Двадцатка» жила сама по себе тихой механической жизнью. В углу лопотал насосик, дисплеи предлагали друг другу зыбкие колонки цифр, перемигивались лампы на пультах.

«Электропитание есть. Значит, общий ввод не отключился. А если его отключат? Если отключат воду, вентиляцию, климатизацию? Сколько слабых мест! Ударь – и не встанем. Почему нет удара? Потому что не хотят или потому что не могут? Скорее всего потому что не могут. Морские волки – предусмотрительный народ. Здесь все автономно, задублировано и недосягаемо для незваных гостей, толкущихся у входа. Нет. Раз задублировано, то не у входа, а у входов. Их должно быть минимум два. Но тогда должны быть задублированы и посты управления затворами! Подкупающая мысль. Где же второй пост? Не демонтирован ли он? Пожалуй, следует искать второй пост. Обшаривать вентиляционные ходы в поисках выхода бесполезно. Там наверняка нагорожено такое, что мышь не проскочит.

И должны быть мощные линии связи с верхом. Вот что нужно найти в первую очередь. Часть линий отключена. Это-то да. Вопрос в том, куда подключены оставшиеся».

Обтесывая и с натугой расставляя по местам громоздкие мысли, асессор переходил от установки к установке, всматривался в надписи и пытался представить себе, что это за машины. Но у большинства из них на фирменных табличках были только условные номера, а надписи под приборами ничего не говорили. Он подошел к стеклянной стене и, заслонив ладонями стекло от внешнего света, попытался рассмотреть, что там находится. Там в полутьме громоздились шкафы и вились пучки шлангов и кабелей. Наконец он понял, что все сходится к трем застекленным боксам на том конце зала. В каждом боксе стояло по ванне, накрытой выпуклой полупрозрачной крышкой. Кабели и шланги ныряли под крышки. Очевидно, в одной из этих ванн и находится «студент».

Гипотермия – переохлаждение организма. Что-то об этом читано было в популярных книжечках, но не более того. Так зимуют хомяки и медведи, и будто бы таким способом удается делать операции на сердце, потому что оно бьется раз в час или даже реже. Почему-то всплыло в памяти слова «бригада». Да, бригада врачей следит за состоянием пациента, подвергаемого глубокому охлаждению. А здесь нет никакой бригады. Автоматика. Что же за всем этим стоит?

«Ну ладно. С этим-то мы авось разберемся. А вот как будем разбираться с людьми? Предположим, Ван Ваттап будет печься о шерифе и «студенте». Это в его интересах. Но Джамилю и тощего надо как-то стреножить. Тут без помощи О'Ши не обойтись. А какую он займет позицию? Так – вроде неробкий мужик. Но и в переделку мы влипли не шуточную. Не ударился бы он в истерику…»

В коридоре гнусно пахло гарью. В кабинете, сшибленная с ног химическим беспамятством, лежала Джамиля, О'Ши и тощего не было. Не было и мертвого тела. Наверное, решили унести его с глаз долой.

Асессор сходил в препараторскую, взял ведро, щетку и замыл пол в кабинете. О'Ши и тощий изрядно потоптались у щита, так что с этим пришлось повозиться. Потом осмотрел внутренности щита. Стейн-хопфул поработал на славу. Аппараты будто молотом раздробило, черными кружевами висят обгорелые провода, и половина из них наверняка под напряжением. Не вдруг сыщется дока-электрик, что с места в карьер взялся бы восстанавливать схему, да еще и без документации. Может, все же есть документация? Должна же быть.

Он стал собирать с пола стреляные гильзы и тут увидел змеящуюся между столом и щитом веревку, привязанную к ножке стола. Ах, это, наверное, та, которой они привязали этого, как его, Нарга, который освободился и которого застрелила Джамиля. Да, надо все-таки отобрать у нее автомат.