Суд

– Харп! – крикнул асессор. – Там в коридоре огнетушитель! Огнетушитель! На стене!

– Где Дрошка? Где Дрошка? – проревел тощий, целясь ломом в сидящего за столом.

– Где, где! В «двадцатке», где! – крикнула ему в спину женщина.

Асессор сделал было шаг к ней, но она угрожающе вздернула автомат. Вбежал с огнетушителем О'Ши, бросился к щиту, но ошарашенно попятился от стоящего на коленях.

– Джамиля! – отчаянно крикнул тощий. – Не стреляй!

– Гроботёс! – ненавидяще выдавила женщина. – Убью! Связать и то не мог как следует! Вон он что натворил!

– Именем закона! – все тем же ломким голосом распорядился шериф Хадбалла. – Бро, положите лом и отойдите к стене. О'Ши, продолжайте ликвидировать пожар. Женщина, сдайте оружие. Асессор, возьмите у нее автомат.

– Так я вам его и подарю! – отозвалась женщина. – Не подходи! Руки вверх все!

Она пошатнулась.

– Не трогайте ее! Она не в себе! Она здесь уже сутки! Джамиля, уймись! – крикнул тощий. – Я вам все объясню!

– Подождите… с объяснениями, – отрывисто и звонко прервал Хадбалла. – Вы обязаны подчиниться… оказать полное содействие… Асессор, я ранен… Левая рука… Не могу поднять. Это еще там, наверху.

Только тут асессор увидел, что левая рука у Хадбаллы висит плетью и с нее на пол капает кровь.

– Гаечный ключ, клещи, хоть что-нибудь! – кашляя, взмолился О'Ши. – Надо открыть щит. Так его не погасить!

Гром внезапно пресекся, асессор чуть не упал во внезапную тишину, – это закрылся затвор.

– Тысяча сто двенадцатая комната налево по коридору, – горловым голосом сказал сидящий за столом. – Там на полке – набор инструментов. Там же аптечка. Возьмите бинт, марлевые тампоны. Да пошевеливайтесь вы; а то мы все здесь задохнемся и эта фурия не успеет нас расстрелять! Ну!

Он дернулся за своим столом, и асессор понял, что сидящий привязан к креслу. Словно от звука его голоса, стоящий на коленях мягко рухнул на пол. Он был мертв. Женщина произнесла что-то длинное и невразумительное и, не выпуская из рук оружия, мешком осела в угол.

Наклонившись над ней и даже сквозь гарь уловив характерный запах, асессор определил: шер-ханиё, скверное восточное зелье, которым «укрепляют дух» одиночки, выставленного в бой с многочисленным врагом; малейшее расслабление после повторных приемов ввергает в длительный полусон-полуобморок. Вон оно как! Вон куда корешочек потянулся!

Отнять автомат не удалось: женщина держала его с нечеловеческой цепкостью. А, ладно, пусть держит, пока руки не обмякнут. Нескоро она придет в себя. Ее побелевший указательный палец намертво зажал спуск, рожок был пуст, в стволе патронов не было. Значит, она выпустила в щит и в того, кто лежит перед ним, все, что было. Ей попросту нечем было стрелять, когда они ворвались сюда, и, может быть, только поэтому они остались живы. Веселенькое дело!

Теперь Хадбалла и щит.

– Луща, доставьте инструмент и аптечку, – распорядился асессор. Как-то оно само сказалось – «Луща».

Тощий, как был в тяжелых монтерских перчатках, молча вышел из комнаты. Убрать бы оставленный им лом, да куда? За шкаф.

– Послушайте, – отозвался человек за столом. – Не хотите меня развязать – не надо. Но нажмите кнопку В-четырнадцать. Иначе мы погубим объект. Слышите?

Асессор оглянулся на щит. На его левой, целой, панели мирно помаргивали сигнальные лампы и цифровые табло.

– Вы уверены, что кнопка работает? – спросил он.

– Почем я знаю! – ответил сидящий. – Для этого надо освободить меня и проводить в тысяча сто двадцатую комнату. Если кнопка работает, там переключится прибор. Я не могу сейчас связно объяснить вам, где он и для чего служит.

– А если не переключится?

– Если не переключится, то через полчаса вы сможете поздравить себя с еще одним трупом, вот и все.

– Харп, нажмите кнопку, – попросил асессор.

Хадбалла стоял мертвенно-бледный и молчал, сжимая в правой руке полицейский револьвер. Сил это стоило ему немалых, – вероятно, всех, что оставались. А щит все дымил. Когда его откроют, он полыхнет, и может не хватить огнетушителя. Нужен еще один.

– Здесь еще огнетушители есть? – спросил асессор, волоча от стола пустое кресло для Хадбаллы.

– Не знаю. Не помню, – ответил сидящий. – Наверное, есть.

Асессор усадил Хадбаллу. Ничего себе! Чуть пониже левого плеча рукав прорублен, из бицепса торчит зазубренный кусок пластмассы. «Крышка чемодана, – сообразил асессор. – Глубоко сидит. Наверняка перебиты сосуды».

– Вот. Выгреб все, что было, – сказал тощий, протягивая картонную коробку с наваленными туда пластиковыми пакетиками. И остановился, словно ожидая следующего приказа. Он по-прежнему был в этих дурацких перчатках.

– Хорошо. Займитесь щитом, – отослал его асессор.

Здешние названия пестрых пилюлек и жижиц ничего не говорили асессору. Переворошив пакеты, он нашел бинт и тампоны – у барышни мизинчик перевязать. «Надо наложить жгут», – подумал он, но тут же сообразил, что рана слишком высоко, так что жгут не наложишь.

– Вы же не хирург, – сказал сидящий. – А ему нужно переливание крови. Это можно сделать в препараторской. Да развяжите же меня!..

О'Ши и тощий, гремя инструментами, хлопотали у щита.

– А вы хирург? – спросил асессор, возясь с громоздким узлом на веревке, которой сидящий был примотан к креслу: руки, грудь, живот, бедра.

– Не без того, – ответил сидящий, поднял освобожденные кисти, тряхнул ими, зашипел от боли. – Затекли. Но попробуем.

Щит со стоном распахнулся, в комнату валом хлынул едкий дым. О'Ши схватил огнетушитель и, отчаянно перхая, направил раструб в клубящуюся мглу. У его ног асессор увидел второй огнетушитель. Нашел-таки. Успел. Ну, значит, не пропадем.

– Где препараторская? – спросил он.

– Секунду, – отозвался развязанный, вставая, и, пошатнувшись, ухватился за край стола. Он был малоросл, смугл, по виду напоминал филиппинца. – Не так быстро. Ноги тоже затекли.

Кряхтя, он сделал несколько приседаний.

– Не беспокойтесь. Плазмы там хватит на целый взвод. Запас солидный.

Белки глаз у Хадбаллы совсем закатились, лоб и виски были покрыты испариной.

– Вам придется нести его одному, – сказал малорослый. – А лучше привезите из препараторской каталку. Направо, третья дверь по коридору слева. Я едва дойду без посторонней помощи. И ничего там не трогайте!

В препараторской асессор, повинуясь указаниям малорослого, раздел Хадбаллу и уложил на стол.

– Не уходите, – властно сказал малорослый. – Мне понадобится помощь. Вымойте руки, возьмите в шкафу зеленый халат, перчатки и наденьте маску. Оденьтесь и помогите одеться мне.

Он заставил асессора подкатить к столу и включить громоздкий прибор на тележке, укрепил на лбу, груди и бедрах Хадбаллы несколько датчиков на резиновых присосках. А затем, поглядывая на вензеля, плывущие по экранам трех осциллографов, одну за другой вонзил в тело шерифа несколько прокаленных игл. Асессор едва справился с внезапно нахлынувшей дурнотой. Стало невыносимо душно, градом покатился пот.

А малорослый сосредоточенно работал, хватая и со звоном отбрасывая поблескивающие инструменты, каждый взмах которых руки асессора требовали отбить! Не допустить! Во что бы то ни стало!.. Время от времени малорослый поглядывал на осциллографы и снова брался за иглы, то шевеля их, то вонзая глубже – жутко, недозволительно глубоко! «Иглоукалывание!» – сообразил асессор, твердя про себя: «Не могу! Больше не могу!»

– Подкатите вон ту стойку, – указал малорослый, – и отойдите от стола, если вам не по себе. Маски не снимать, в коридор не выходить!

Асессор отошел, прижался спиной к стене. Холод кафеля немного отрезвил. Надо же! Всякое видеть приходилось, и никак не думал он, что вид стали, входящей в живое тело, так его смутит!

– Всё! – сказал малорослый. – Переложите его на каталку и везите в мою спальню. Пусть спит. Он проспит часов десять.