Болид над озером

— А я должен был нести твой чемодан до вокзала! Ведь Ману с его рыбами — вполне сказочный персонаж.

— Нет! — воскликнула она. — К тому же здесь нет вокзала. Так, павильончик…

Нужно ли говорить, что за рулем кремовой «Волги» сидел тот самый человек, которого я видел с ней? Только теперь на нем был костюм мышино-серого цвета, который делал его как бы неприметным, и острижен он был коротко и оттого, наверное, казался моложе.

— Все, — она царственно протянула мне руку, и я коснулся ее длинных стройных пальцев губами, следуя старинному этикету.

— Прощайте!

Машина рванула с места. Она даже не оглянулась.

Утро. Яркое солнце. Я несколько минут лежу с открытыми глазами, потом встаю. Теперь все эти три недели кажутся сном.

Убираю постель, обнаруживаю пропажу. Нет булавки! Обыскиваю комнату. Тщетно. Дожидаюсь уборщицы, начинаю объясняться.

— Да зачем мне ваша булавка! — восклицает она и в сердцах хлопает дверью.

…Там, где обычный человек ничего не заподозрит, атлантолог способен увидеть многозначительные подробности. Со мной это произошло уже в Москве.

Черная статуэтка

Это произошло уже в Москве… Незаметно пролетела зима.

Два направления поисков всецело захватили внимание. Я знал наизусть все перекрестки и улицы исчезнувшего города, бродил там, кажется, не только во сне; по ночам засыпал над картой… А работать приходилось, как никогда. Было ясно, что я отставал от некоторых своих коллег, например от Санина. У Санина особый талант: после его статей иногда казалось, что находки во всех без исключения регионах имели прямое отношение к Восточной Атлантиде.

Следовательно, надо переворошить пору книг и кипы журналов на всех языках. Но ведь я не полиглот! Я, пожалуй, кроманьонец. Рута права. С логикой у меня хуже, чем с образами. Что я, к примеру, люблю? Летом люблю купаться, весной выбираю сухой пригорок в лесу или в парке, сажусь под нагретый солнцем ствол дерева, и вот уже по спине течет ток тепла, которое отдает мне дерево. Как этруск я различаю полезные и вредные деревья: осина снимает головную боль, сосна бодрит, береза помогает ровно и спокойно работать сердцу.

…Но и весной бывают пасмурные, хмурые дни. В один из таких дней грезы о далеком городе, оставленном потомками атлантов, обернулись неожиданным приключением. В семь вечера я был в зоологическом музее университета, протиснулся в зал. Здесь должна была состояться лекция по моей теме. Докладчик довольно молод, самоуверен… Сначала он напомнил о недавно обнаруженных британским археологом Мальмстремом двенадцати гватемальских изваяниях. К каждому изваянию археолог подносил ручной компас, и стрелка его отклонялась на разный угол и даже прыгала, как в районе магнитной аномалии. Каменные фигуры, изображавшие людей, оказались магнитными. Они старше китайского компаса на две тысячи лет. Какую роль они играли тысячелетия назад? Не известно. Кто их создал? Ответа нет и на этот вопрос, хотя, конечно, атлантологу ясно, что без тайных знаний атлантов тут не обошлось.

Леонид Петрович Караганов — так зовут докладчика — не без иронии привел слова Мальмстрема: «Для ольмеков или их предков непознанные законы магнетизма могли быть магической силой, такой же непонятной, как загадочные миграции морских черепах в океане». А затем добавил:

— Так, найденный через четыре тысячи лет после нас обычный чайник может привести отдаленного потомка Мальмстрема к выводу: люди двадцатого века считали пар магической силой, такой же непонятной и загадочной, как движение облаков в атмосфере.

Едва успели оценить критический ум докладчика, едва утихли смешки, как вдруг я заметил во втором ряду, впереди и справа от меня, человека из сна. Он тоже улыбнулся мгновенной какой-то улыбкой, хотя глаза его остались серьезными и внимательными. Я наблюдал за ним исподволь, соблюдая на всякий случай осторожность. Это был человек, который оглянулся, когда я закрывал деревянную дверь во дворце. Человек, которого я видел позже… Я думал, он мне трижды приснился — и только. Но нет! Вот он, я вижу порой его профиль, он слушает Караганова. Иногда что-то записывает в блокнот. Одет в кожаную куртку. Кажется, я увижу сейчас широкий светлый ремень или пояс, который разглядел тогда.

Куртка его расстегнута, остается дождаться момента, когда он чуть повернется вслед за расхаживающим у доски докладчиком… Нет, не могу удостовериться в этом. Впрочем, никаких доказательств мне и не надо. Это он. О чем там говорит Леонид Караганов?

Ах, вот оно что… Оказывается, еще в начале века находили фигурки людей, подобные гватемальским. Но тогда не знали, что они магнитные или заряжены неведомым нам образом. И те, ранее найденные фигурки, побывали у психометристов, как их тогда называли, у сенситивов.

Я увидел: Караганов достал из маленькой своей наплечной сумки фигурку женщины из темного камня. У меня почти не было сомнений — такой же темный камень я видел уже где-то… Разве статуя перед храмом в городе моих грез не похожа чем-то на фигурку? Камень так же мягко отражает свет, и глянец его не слепит, должно быть, глаз при самом ярком солнце — там, в джунглях.

В ту же минуту человек, за которым я наблюдал, извлек из своего бокового кармана почти такую же статуэтку. Он держал руку с ней у колен, вряд ли кто-нибудь заметил ее, но я-то видел! Он переводил взгляд со своей вещицы на ту, что демонстрировал Караганов, словно убеждаясь в тождестве или, может быть, отыскивая едва уловимые различия.

Я не спускал с него глаз. Вот человек спрятал статуэтку. Незаметным кивком словно одобрил слова Караганова, но кивок, конечно, предназначался не докладчику. Кому же? Я окинул взглядом зал. Здесь я никого не знал, кроме одного журналиста, который посещал без разбору все встречи, симпозиумы и доклады, несмотря на почтенный уже возраст. (Помнится, еще юношей я обратил на него внимание: тогда всходила звезда кибернетики, и он сидел в первом ряду — в костюме, голубой рубашке, воротничок которой по тогдашней моде был поднят на воротник пиджака, а Норберт Винер — собственной персоной — негромко рассказывал нам о волнах мозга.) …Караганов вспоминал о старом эксперименте с подобной же статуэткой, найденной в Южной Америке. Он стал утверждать, что эксперимент не вызывает у него сомнений. Статуэтка действительно обладает престранным свойством: каждый, кто возьмет ее в руку, ощущает подобие электрического тока, бегущего по телу. Что это? Генри Хаггард, автор романов «Дочь Монтесумы», «Копи царя Соломона», «Прекрасная Маргарет» и других книг, привез эту вещицу из Бразилии, но эксперты Британского музея не могли объяснить ее происхождение. Раньше появлялись публикации, в которых развивалась мысль, что любой материальный предмет хранит в себе как бы запись своей истории. Каким образом — вопрос открытый… Но сейчас ясно, что находки в Гватемале проливают свет и на историю со статуэткой Хаггарда.

— Запись магнитная, — сказал Караганов. — Ведь не вызывает же у нас удивления магнитофон. Фигуры из Гватемалы намагничены намеренно. Более того, они вызывают у экспериментаторов такие же ощущения, какие вызывала статуэтка из Бразилии: электрический ток, как бы протекающий по руке, — это сигнал, который мы считываем. Как это делали древние мастера — не ясно. Но ведь даже сама природа, без участия человека, способна творить чудеса. Вспомним про ядерный реактор в Южной Африке, который действовал в незапамятное время и который был создан самой природой.

И опять человек, за которым я наблюдал, едва заметно кивнул. Привычка?.. Вряд ли. Скорее всего, он хотел казаться здесь своим.

— Какое это имеет отношение к Атлантиде? — спросил Караганов, но, поскольку вопрос был риторическим, он тут же ответил на него: — Самое непосредственное. Способ записи мог быть известен в Атлантиде. События, записанные на камне, имеют прямое отношение к истории острова Платона. Что ж, послушаем человека, который доверился древнему разуму и записал свои впечатления. Его звали Хокинс. Именно он оказался способен почувствовать, что сигналы несут информацию. Но информация эта необыкновенна: запись действует непосредственно. И не слова возникали в сознании Хокинса, а образы. Что ж, это естественно: ведь атланты — это те же кроманьонцы, люди, создавшие шедевры живописи, не дошедшие до нас. Но если судить по тому, что даже на отсталой периферии, в пещерах Пиренеев, где жили непросвещенные, полудикие атланты-охотники, найдены работы, вызывающие зависть у современных живописцев, то вывод ясен. Атланты владели секретом непосредственной записи и передачи образов. Вообще у них мышление образное, необыкновенно яркое. Они маги, волшебники, кудесники образа. Кто знает, может быть, записывать образы на камне или на магнитной руде гораздо проще, чем записывать слова. Просто мы этой тайной еще не овладели.