Рожденный атомом! (ЛП)

В УШАХ заревело. Секунду я не слышал ничего из того, что говорил Сэйлс. Врата открылись, и через распахнутые створки неслись воспоминания.

— Но для озера это закончилось не так уж хорошо, — откуда-то издалека донесся голос Сэйлса. — Если оно не сделает следующий шаг, мы сможем уничтожить его. Возможно, оно уже сделало такой шаг. Возможно, организм понял, что статические антитела, которые не могут существовать вне его кровотока, не очень ему полезны. Как вы думаете, шеф, может ли быть так, что другие люди тоже находятся под его влиянием, и у них постепенно меняется сознание? Возможно, он и в вас что-то имплантировал, и вашим инстинктом стало... защищать Организм?

Эта мысль явно пришла к Сэйлсу неожиданно. Я увидел по его лицу, когда он, привстав, подался вперед, — выражение новой и еще более ужасной угрозы.

Я даже не встал с кресла. Револьвер последние несколько минут лежал у меня на колене, но Сэйлс, конечно, не мог его видеть.

Я выстрелил ему в грудь с близкого расстояния.

На секунду он завис над столом, судорожно хватая блокнот. Ему оставалось сказать еще кое-что, но слова не выходили. У него получилось лишь с третьего раза.

— Ты... это бесполезно, — едва слышно сказал он. — Ты не сможешь... остановить меня. Я отправил... полный отчет... Передвижной штаб... читает это прямо сейчас.

Кровь не дала договорить ему до конца. Я равнодушно смотрел, как он захлебывается ею и падает в быстро образовавшуюся на столе алую лужу. Я видел, как блокнот поначалу впитывал кровь, но ее поток был слишком быстр и, наконец, ручеек добрался до края стола и начал капать на пол со звуком, напомнившим то, как капала вода с одежды девушки, когда она шла к нам по камням.

Озеро было голубое, прекрасное в солнечном свете. Оно казалось самым важным во всей моей жизни. Я знал, что, если его каким-то образом уничтожат, в это невероятно ужасное мгновение мир прекратит свое существование. Все мои мысли и усилия должны быть посвящены защите озера от того, что ему угрожает в данный момент.

Стук в дверь прогнал это видение. Я вскочил на ноги и закрыл собой стол.

В помещение влетел Дэвидсон, захлопнул дверь и уперся в нее спиной. Он тяжело дышал.

— Они идут за тобой, Джим, — сказал он. — Они знают про Уильямса.

Я кивнул. Теперь я тоже знал. Я понял, почему мое сознание отключилось, когда необходимость остановить Уильямса достигла пика. В то время мне было небезопасно помнить слишком многое. Небезопасно было знать обо всех своих действиях и мотивах. О, да, я убил его, все верно.

— Ты знал это с самого начала? — спросил я Дэвидсона.

Он кивнул.

— Тебе нужно что-то быстро делать, Джим, — сказал он. — Говорю тебе, они идут! Они знают, что мы были вместе, и почти уверены, что ты убил Уильямса. Отпечатки пальцев, тип пули... придумай что-нибудь, Джим! Я...

Кто-то сильно ударил в дверь. Дэвидсон не ожидал этого. Он отлетел и дверь, распахнувшись, бахнулась о стену. В проходе появились люди в черной форме. Впереди был Льюис, его гранитное лицо напряглось, стальной взгляд пронизывал меня насквозь.

— Хочу кое о чем тебя спросить, Оуэн, — начал он. — У нас есть причина думать, что ты знаешь больше, чем...

Затем он увидел, что лежит на столе рядом со мной. Повисла секунда абсолютного молчания. Отброшенный распахнувшейся дверью Дэвидсон пролетел мимо меня, и первым звуком, услышанным мной, был резкий всхлип, когда он наклонился над креслом, с которого я встал.

Мое сознание было совершенно пустым. Я знал, что насильно очистил его, но в этот день, один за другим, случилось слишком уж много потрясений. Мой мозг отказывался работать дальше.

Нужно было что-то сказать. Я сделал глубокий вдох и открыл рот, молясь, что выйдут сами собой и придут нужные слова.

Дэвидсон схватил меня за руку. Жестко, свирепо, и очень резко, но перед следующим движением трижды сжал мой бицепс, быстро, предупреждающе. Затем он оттолкнул меня в сторону так сильно, что пришлось сделать три шага по ковру, чтобы сохранить равновесие, и в итоге я оказался, с глупым выражением лица, нос к носу с ним.

Дэвидсон подобрал револьвер, который я бросил на кресло. Я видел, как его пальцы несколько раз перехватили рукоятку, словно ища более удобный захват. Но я знал, что он делает. Когда придет время проверки, на револьвере окажутся его отпечатки пальцев, а не мои.

— Ладно, Льюис, — тихо сказал Дэвидсон. — Это сделал я. Я застрелил их обоих.

Его взгляд переходил от лица к лицу. Когда он дошел до меня, я увидел в его глазах отчаянную мольбу. Она была обращена ко мне.

Я не мог не принять его жертву, во имя цели более великой, чем все, за что когда-либо воевали люди.

Я знал это так же хорошо, как собственное имя. Не могло существовать цели более важной, чем защита озера.

Лицо Дэвидсона внезапно перекосило выражение ярости, и я знал, что он сделал это намеренно. Он поднял револьвер и выстрелил прямо в меня.

ЗА ОДНИМ ИСКЛЮЧЕНИЕМ, — он промазал. Дэвидсон был метким стрелком. С такого расстояния он не мог промахнуться, если бы только не сделал это нарочно. Пуля просвистела мимо уха и с шумом разбила что-то за моей спиной. И я увидел выражение глубокого удовлетворения на его лице за мгновение до того, как пуля Льюиса врезалась в него, превратив в красное пятно.

(Ему пришлось в кого-то выстрелить, — думаю, он знал, что в противном случае восковый тест покажет, что из револьвера в последнее время не было сделано ни единого выстрела. И даже лучше, что он выбрал меня, поскольку это очистит меня от подозрений. Возможно, Дэвидсон так же понимал, что его история не выдержит тщательных разборок. Так что, в каком-то смысле, это было самоубийство, но во имя огромной, неоспоримой правоты. Это я знал самым потаенным участком моего сознания)...

— Ладно, Оуэн. Твое слово. Как ты думаешь, в каком месте озеро наиболее уязвимо?

Неужели, задавая этот вопрос, Льюис действительно смотрел на меня с иронией в проницательном взгляде? Поскольку только на этот вопрос у меня не было ответа. Даже если бы я захотел, то не смог бы ответить на него. Думаю, если бы пришлось, мой язык бы запал бы в гортань и задушил бы меня прежде, чем я успел бы сказать им правду.

— Сделаем еще один круг над озером, — предложил я. — Посмотрим еще раз.

В ста пятидесяти метрах под нами лежало голубое, спокойное озеро. С такой высоты величественные скалы не казались впечатляющими, но я знал, что глубоко под этими камнями лежит жизненно важная пещера, в которую не должна попасть ни одна бомба.

Не было видно ни следа лишившихся разума мужчин и женщин, которых озеро использовало, а затем выбросило. Предположение об антидоте все равно бы не прошло. Но следующим шагом для бактериофага было бы найти и уничтожить атакующий вирус, — и здесь нельзя было допустить провала. Я отлично знал, в чем состоит моя задача.

— Попробуйте мелководье вон там, — указывая, сказал я.

Вертолет сделал круг, и Льюис вскоре поднял руку.

Глубинные бомбы пустились в долгое, затяжное падение. Я знал, что это были не обычные глубинные бомбы. Сэйлс послал свой отчет слишком быстро для меня. Я заставил замолчать доктора, но не смог проделать то же самое с его отчетом. Я смотрел на падающие бомбы с болью в сердце, которая почти граничила с отчаянием.

«У Организма нет белых кровяных телец» — сообщил в отчете Сэйлс Штабу, а его мертвый голос произносил слова, уничтожающие меня, в тот самый момент, когда я убил его. — «Считаю, что его можно истребить, если заразить культурой из всех микробов и бактерий, которые получится достать. Велик шанс, что какая-нибудь инфекция сделает свое дело. Если нет, тогда мы должны продолжать, пока не получится. Я бы предложил глубинные бомбы. Тесты, которые я провел, показали, что так называемая вода озера это, фактически, толстая кожа, до сих пор успешно защищающая Организм от попадания обычной инфекции. Глубинные заряды послужат той же цели, что и шприц для подкожного впрыскивания, доставив заразу туда, где она сможет оказать эффект. Там, внизу, под поверхностью, должно быть что-то, что является сердцем опасного существа, которого мы еще и не видели. Но мы обязаны его уничтожить, прежде чем оно мутирует еще дальше, в нечто, с чем уже ничто не сможет справиться».