Рожденный атомом! (ЛП)

Память колотилась в закрытые двери моего сознания.

Я знал ответ. Отлично знал, — но двери оставались закрытыми. Время вспомнить еще не пришло.

К ТОМУ ВРЕМЕНИ, как мы подошли на расстояние оклика, они уже следили за нами с края воды. Мы видели, как озерные люди один за другим выходили из голубых глубин и занимали места неподалеку от берега, бредя по колено в воде, а с их волос и одежды бежали ручейки, — мужчины и женщины, утопленники, наблюдающие за нами.

Разумеется, они не были утопленниками, поскольку выглядели вполне здоровыми, а их лица светились разумом и жизнью, в отличие от того человека, который смотрел на нас с уступа, но затем исчез.

Это были настоящие люди. Тот, другой — нет. Я подумал, что, по крайней мере, это очевидно даже для Фитцджеральда, несмотря на то, что об этом мне подсказало подспудное знание, промелькнувшее в голове.

— Подожди, Джим, — взяв меня за локоть, внезапно сказал Фитцджеральд. — Мне... Не нравятся они мне. Не подходи близко.

Он внимательно посмотрел на безмолвных людей в воде.

Я позволил ему остановить себя. Теперь я уже не был уверен в том, что произойдет дальше. Невероятная срочность все еще трезвонила в звонок закрытой двери моего сознания, но, пока не попаду туда, я не узнаю, что от меня ждут.

Фитцджеральд помахал рукой людям в воде и сделал подзывающий жест. Они уставились на нас.

Затем развернулись и недолго посовещались друг с другом, продолжая искоса на нас поглядывать. Наконец, одна женщина вышла из озера и зашагала к нам по базальтовым камням.

У нее были длинные светлые волосы, приглаженные водой и облепившие плечи, как бледные водоросли. Голубое платье прилипло к гибкому, красивому телу, и, пока она шла, с ткани и волос капала вода.

Запоздало я вспомнил о разбившемся самолете и пропавших людях. Неужели это и есть те самые пассажиры и экипаж? Я подумал, что да. Но что заставило их, против всех доводов рассудка, зайти в смертельный воздух Кольца? Озеро? Сейчас это казалось возможным, но я представить себе не мог, какое безумие толкнуло их на то, чтобы зайти в воду?

Снова озеро? Было ли в озере нечто необъяснимо странное и непреодолимое, что затащило их в воду и выпустило обратно именно сейчас, живыми и невредимыми, в воздухе, заставляющем без умолку трещать счетчики Гейгера?

В поисках ответа, я окинул воду взглядом и...

И получил его — частично.

Поскольку на дрожащей голубой поверхности появилась тень. Длинная, извивающаяся тень, отброшенная не сверху, а снизу. В глубине озера что-то шевелилось.

Я напряг глаза и в качестве ответа на вопрос, что же это такое, в запечатанных глубинах сознания появились ужас и возбуждение. Я знал, что это. Я уже видел это. Я... Воспоминание опять спряталось в запертом чулане.

Громадная тень лениво и чудовищно шевелилась, извивалась и приближалась к скалам.

Она медленно исчезала, виток за витком, тень за тенью.

Я повернулся. Светловолосая женщина уже стояла рядом с нами, вглядываясь в наши лица с равнодушным, бесстрастным любопытством. Словно она никогда раньше не видела человека и нашла нас интересными, но... иными. Будто не существовало вида живых организмов, который мог бы состоять с ней в родстве.

— Вы с лайнера? — спросил я, и мой голос прогремел в динамиках шлема. — Мы... мы можем вернуть вас обратно.

Я позволил словам замереть на губах, потому что они ничего не значили для нее. Не больше, чем треск счетчиков Гейгера, закрепленных у нас на поясах, или стук капель, падающих на камни с одежды.

— Джим, — прозвучал в моем шлеме голос Фитцджеральда. — Джим, мы должны взять ее с собой. Она не в себе. Как и все они...

разве ты не видишь? Мы должны спасти их.

— Как? — Я пытался говорить разумно. — У нас нет столько места. Тут полный самолет народу.

— Можем взять хотя бы ее.

Фитцджеральд протянул руку и осторожно взял женщину за плечо. Она позволила ему сделать это, уставившись равнодушным, бесстрастным взглядом в его лицо.

— Наверное, уже слишком поздно, — с состраданием глядя на нее, сказал он, — но мы не можем оставить ее здесь, не так ли?

Я смотрел, как Фитцджеральд держит женщину за руку, и мне из ниоткуда пришла мысль, факт, просочившийся через запертые двери в моей голове, когда они на мгновение приоткрылись. Девушка была живая. Рука, державшая ее, встретила мощное сопротивление. Но я знал, что если бы дотронулся до человека на уступе, то моя рука бы ощутила мягкую текучесть воды.

Я посмотрел на лицо девушки, там, где его обдувал ветерок, и по моей спине пробежала дрожь. Поскольку этот теплый ветер высушивал ее волосы и щеки, и, там, где влага исчезала с ее лица, я видел темные, сморщенные пятна. Приглаженные светлые волосы потеряли свою шелковистость и стали коричневыми и ломкими, гладкие щеки — черными, изрезанными морщинами...

Я понял, что если она покинет озеро, то умрет. Но это не имело значения. В любом случае, настоящей угрозы не было. (Угрозы чему? От чего? Пока что нет смысла спрашивать об этом себя, — дверь откроется только в свое время).

Я взял девушку за вторую руку. Она покорно пошла между нами до ждущих вертолетов, ничего сказав. Не думаю, что, пока мы не оказались почти у самого края Кольца, Фитцджеральд заметил, что с ней делал легкий ветерок.

Но к тому времени уже было поздно вести ее назад, даже если он правильно понял корень проблемы.

Я слышал, что Фитцджеральд затаил дыхание, но ничего не сказал, так же, как и я.

Мы завели девушку в его вертолет. Я взлетел следом за ним, и, пока мы летели к базе, динамики наших шлемов молчали. Что мы тогда могли сказать друг другу?

Глава 3. Живое озеро

ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ минут после того, как мы добрались до базы, девушку поместили в импровизированный увлажняющий резервуар, обернув влажными простынями, которые подпитывали струйки свежей воды. Даже ее лицо было закрыто почти полностью, и я радовался этому, поскольку оно стало лицом старухи, иссушенным и морщинистым. Только одна рука осталась видна из-под простыней, со сморщенной кожей, на которой четко выделялись сухожилия.

Так было нужно потому, что в руку вставлялась иголка, медленно питающая девушку раствором пентотала натрия, под надзором всевидящего ока Сэйлса, лучшего врача базы. Мы знали, что вскоре, когда наркотик начнет затуманивать ее сознание, хитрые вопросы Сэйлса станут вытягивать из нее воспоминания о том, что с ней случилось, восстанавливая картину, ведущую к... этому.

По крайней мере, мы надеялись на это.

— Похоже на потерю речи, — прошептал Сэйлс. — Насколько мы знаем, мозг не поврежден, но...

— Шеф!

Дэвидсон тронул меня за руку. В полутьме, которая была частью наркотической обработки, мы все повернулись.

— Шеф, Передвижной Штаб уже в пути. После того, как вы улетели, они послали сообщение.

— Что им тут нужно? — резко спросил я, а желудок скрутил нервный ужас.

— Не знаю. Они не сказали. В конце концов, вы же тут главный.

Но не я возглавлял Передвижной Штаб. Они были ступенью выше, чем я, бюро специалистов, напрямую подчиняющихся администрации Колец. Они были начальством. И, если они приедут сюда сейчас...

Во мраке я заметил взгляд Дэвидсона. Он легонько покачал головой. Значит, тайна смерти Уильямса еще под замком. Но ненадолго. И если Штаб поговорит с Фитцджеральдом об озере...

Мне стоило невероятных усилий подавить нарастающую панику. Сначала информация. Затем действие. Я должен поддерживать такой порядок. Сэйлс хмыкнул, и я оглянулся, принуждая себя обратить внимание на девушку.

— На нее не действует даже слоновья доза, — заметил Сэйлс, глядя на трубочку, через которую пентотал натрия все еще поступал в руку девушки. — Или в ее теле произошли какие-то химические изменения, — я не знаю. Того объема, что я ей дал, обычно хватает усыпить десятерых. Но взгляните на нее.