В поисках Солнца (СИ)

- Нам всем надо идти, потому что те, другие, - объяснял он Долине в молитвенные часы, - те, другие, не признают эту территорию, понятно это? Они будут строить то, что они строят, прямо здесь, - объяснял он, топая ногой, - на этом месте. Они сделают дороги в горах. И мы должны уйти, потому что они сильнее, и потому что чем раньше мы начнем учиться жить в их мире, тем быстрее мы сможем это делать.

- Но нам ответили, - прошептал кто-то.

- Нет там никого, - отрубил один из странников раздраженно, и Долина смолкла: смущенным, обиженным ребенком.

Потом провалилась еще одна гора, и отцы звали идти, но люди оставались, слушая Путу; оставались и надеялись.

- Они все из-за тебя умрут, - сказал однажды Чунта, ударив, настояв на этом "тебя" так сильно, что заболело в плечах.

Сидя в ране в самой сердцевине горы Пута слушала ответ три темноты и три света, а потом плакала одну темноту, и потом вышла в молитвенный круг и провозгласила:

- Мы уходим. Никто не придет.

Все молчали так крепко, что не было слышно даже их истинных голосов. Только как воздух запутался в высоких стволах малых трав.

- Откуда ты знаешь? - спросила наконец горная старица, отводя от Zxtta морщинистое лицо.

- Это не ответ, - произнесла Пута. - Это крик о помощи. И те -- они...они нас даже не слышат, и от боли, печали и гнева, наполнившего Долину, снова сжало плечи.

Утром седая звезда была слева, а вечерами -- справа, потом ее перестало быть видно, потом начало казаться, что и она больше не видит тех, кто внизу, или просто не может до них дотянуться, но почему-то становилось теплей. Потом одни ушли в сторону звезды, а другие -- в противоположную. Длинная дорога приносила новые вещи и новые слова, и она узнавала их от отца, и дни становились быстрее, и одежда -- легче, и звезды -- бледнее. И все это время кто-то звал о помощи, и все это время она пыталась ответить ему, но кто-то только громче кричал, и она никак не могла до него достучаться. Когда темнело, и Солнце уходило за горизонт, она распускала длинные волосы и, глядя из окна на то, как снаружи колышут ветками великие травы, тихо, как возлюбленному, шептала в темноту: "Я слышу тебя. Я слышу твою боль, я слышу в ней что-то еще, что я не в силах понять. Пошли мне сон, и я приду к тебе. Пошли мне ниточку, ведущую к тебе, и я найду тебя". Просыпаясь по утрам, она привычно направляла в небо кости отца своего отца, но там уже ничего не было: как будто Другие загородили Солнце, чтобы было лучше видно их искусственные солнца по ночам, но зачем они не позволят ему светить днем?

- Фонари - говорит Чунта, - и что это у тебя?

- Это -- кости отца твоего.

- Это рентген, Пута! Убери это, ради неба,: люди смотрят. Ведешь себя как глупый ребенок.

Другие и в самом деле смотрели: то на нее, то в пустое небо, кто-то даже задал вопрос (в пустоту, никому -- и всем одновременно), но она поняла только слово "сегодня".

- Что он спросил?

- Сегодня ли, - отец запнулся, молчанием провожая в вечность еще одно забытое слово родного языка, - сегодня ли... Солнце скроет Луна.

- Даже дети знают, когда это случается, - теперь она смотрела на людей, недоумевая.

Поезд шумно подкатился к станции, Пута, перешагнув через пропасть между ним и платформой, оказалась внутри.

"Чем больше поселение, тем серее и площе в нем земля. Наверное, они утаптывают ее своими ногами", - думала она, пока поезд покачивался под ней, и ночные звезды заглядывали в окна, и в соседней комнате (купе, - говорит отец) на неизвестном языке шумели другие. И над всем этим кто-то звал ее, и она слушала слезный голос, не в силах ему ответить. Долина исчезала из памяти, и внутри с каждым днем болело сильнее.

- Здесь будешь жить, - говорит отец, открывая дверь в комнату.

Здесь -- это помещение с одним окном, идеальный квадрат и никакой мебели, на полу: от самого окна и почти до самой двери -- матрасы.

- Вперед, - командует отец, и она подчиняется, пока он вдруг не останавливается и не тычет в матрас, - здесь, - садится рядом. - Здесь, - повторяет снова для убедительности и зачем-то лезет в карманы, как будто в них можно вырыть секретный лаз в Долину, прочь от этого "здесь".

Окно видно: до него только две другие и три жительницы Долины: правда, сами они там никогда не были в, но их отцы -- оттуда. Того, что за окном, с матраса уже не разглядеть.

Перед тем, как отец уходит, она отдает ему записку от подруги.

- Соседняя комната, - Чунта тычет большим пальцем в стену и возвращает листок. Согнувшийся, съежившийся, будто бы для того, чтобы лучше подходить к этому месту, он гладит по голове девочку, что-то бормочет ей на ушко, и та с интересом начинает наблюдать за Путой, незамедлительно о чем-то спрашивает ее.

- Что она сказала?

Отец думает долго, как будто выбирает лучший перевод, но отвечает:

- Я не понял, - говорит как будто раздраженно и тут же прибавляет, - Это тебе,- протягивая ей мобильный телефон. - Для связи.

Пута крутит его в руке:

- Я и так тебя слышу.

Он пробурчит совсем тихо, когда уже выйдет из комнаты и закроет за собой дверь, по растрескавшемуся ламинату пройдет три шага и скажет это где-то в середине четвертого, но она слышит его, с каждым днем лучше - теперь она слышит всех, всегда. Он проворчит: "Не надо было за ней приезжать". Возможно, - подумает она, забираясь под одеяло. Мать девочки смотрит на нее и гадает, знает ли она. Она не знает: она слышит...

"Странно здесь", - удивлялась Пута, слушая рассказы подруги о работе уборщицей в том, что она называла "НИИ наружной сферы" и повторяла это десятки раз, глядя в словоохотливый, местами велеречивый, но неизменно нелепый экран телевизора, наблюдая за очередями в магазины и автобусными остановками, зоомагазинами, мусорными баками и машинами, рекламными щитами и кафе, белыми повязками на ртах прохожих. "Странно здесь, - говорила она. - Они не смотрят вверх и не оплодотворяют землю, но они сделали специальные места, где они смотрят в наружную сферу и выделили специальную землю, которая дает плоды. И есть специальные места, где тебе платят, когда ты моешь землю водой. Странно здесь". Повторяла, вздыхала и привыкала.

Ночью на город опускалась жизнь. Бродя по его стихшим улицам, она чувствовала, что находится на Планете: сквозь никогда не умолкающий гомон города можно было расслышать каркас тишины. Напуганные чем-то, другие сидели в такое время в своих домах. Пута шла по темноте, подставляя длинную шею свету искусственных ночных звезд. Фо-на-рей. Настоящих не рассмотреть, но можно угадать самые крупные из них. Присев на стволы малых трав, она запрокидывает голову и слышит отчетливей, как оттуда, сверху, из-за неба льется крик. Девушка сидит, наблюдая и вслушиваясь в звенящий голос и начинает понимать, что надо делать.

* * *

Сидя утром в комнате, она заглядывает в красивое лицо девочки и говорит:

- У тебя есть... есть... - Пута не может вспомнить слово, долго молчит, - потом выпаливает и повторяет несколько раз, - карандаши? Ка-ран-да-ши.

Маленькая земная сестра улыбается, протягивая ей синий карандаш.

Глава Пятая

Планета Земля

После того, как Ра сообщил модератору "Далекой планеты" о 64-ой ошибке на фанатском сайте, солнце по-библейски встало еще семь раз, а потом загудели трубы и, видимо, сняли печать, но, сбившись со счета, никто уже не мог точно сказать, какую именно. Грозное лицо транслировали по всем каналам, и слова, въевшиеся в память каждому, больше не нуждались в переводе. На улицах сразу стало меньше людей, или и это просто казалось. В ожидании снятия седьмой печати, Ра смотрел обращение руководителя группировки с труднопроизносимым названием "Аль-Каукабульбаид", принявшего ответственность за первый в истории информационный террористический акт мирового масштаба. Помимо вялой агитации истинной веры, главарь объединения требовал признания самопровозглашенного им государства и себя в качестве его авторитарного руководителя мировыми лидерами.