В поисках Солнца (СИ)

Ощутив ли на себе взгляд Ра, случайно ли обернувшись, она начинает рассматривать его, долго и пристально, словно пытаясь что-то вспомнить.

Ра приближается к ней, но не знает, с чего начать под прицелом сощуренных глаз.

- Кто ты? - спрашивает женщина, рассматривая его.

- Ра, - отвечает он, глядя на ее руки. Колец нет. Жаль: он бы хотел, чтобы это была Пута.

- Зовут как бога... - произносит женщина вопросительно, или ей просто не даются интонации чужого языка.

- На самом деле Юра, как Гагарина.

- Гагарина?.. - растерянно повторяет она незнакомое слово, - Что это?

- Это первый человек в Космосе, - удивляется Ра.

- А кто тогда Адам... - она недоуменно глядит по сторонам и больше ничего не говорит. В ней ни капли смущения от этой паузы, она, кажется, вовсе забыла о Ра.

- А кто ты? - спрашивает Ра.

Женщина оборачивается к нему, смотрит, стараясь понять, кто это и чего от нее хочет, затем медленно, неохотно машет головой:

- Не знаю.

- Ты знаешь Путу? - решается Ра.

- Не знаю... - говорит она неуверенно, как бы роясь в своей памяти.

- Где ты живешь, знаешь?

- Еще полгода здесь, а потом, - она махнула куда-то в сторону и вверх, где на горизонте невидимой за домами линией белое небо сливалось с белой землей.

- Ладно, - сказал Ра, - мне надо идти. Я могу угостить тебя чаем в каком-нибудь темплом месте?

Она молчит, перебирая бумажные складки стакана.

- Мне надо найти одного человека, и я вернусь, - говорит Ра. - Я мигом.

Она почему-то вздрогнула, схватилась рукой за сердце, и ему показалось, что он увидел следы перстней.

- Тихо стало, - шепнула женщина и тупо вперилась в небо.

Нет, не она. Ра медленно отступил и, оглядываясь, пошел к нужному дому. Сегодня полиция не проверяла документы, она вела под руки людей: людей, которые не могли идти сами.

"Как Вас зовут?" - "Я Вова". - "Хорошо. Где живете, помните?". - "Да, в комнате рядом со спальней родителей". "Сколько Вам лет?" - "Пять с половиной". Чуть поодаль кому-то показывали фотографии. "Кто это?" - "Я не понимаю". - "Вы его раньше видели?". - "Нет, а кто это?". - "Ваш сын". - "Сын? Не помню...". Ра замер и вдруг понял, чего больше не было в мире, но еще прежде, чем это осознать, он уже бежал обратно, к ней.

Эпилог. Планета

Звезды все ярче над домом по мере наступления ночи. Звезды горят - и на Планете становится темно.

- Пута, - окликнет он.

Она не научилась слышать слова и в накрывшей ее глухоте по привычке ищет звуки истинных голосов, которые больше не различает.

- Пута! - она как всегда отзовется на второй раз, и, улыбаясь ему, сощурит глаза, как если б смотрела на солнце.

Выпив несколько таблеток, она накроет печенье в тарелке, погасит свет и неторопливо взойдет по скрипучим ступеням.

Комната изменилась. Его вещи в платяном шкафу прижались к бортам, потеснились мелочи в ящиках и книги на полках. Он и сам отступил ближе к краю кровати, чтобы на ней умещалось двое. Пута перед сном снимет перстни, и на обнажившихся пальцах останется только одно кольцо.

- Распусти, - попросит он, глядя на длинную косу. - Лежать на них не буду. Обещаю, - улыбается Ра.

- Будешь, - ответит она, расплетая косу, - Всегда лежишь.

Черные волосы пахнут небом, и он погрузится в него, закрыв глаза. Обняв ее, он почувствует под пальцами, как неровно бьется ее сердце и после каждого удара затаит дыхание в тревожном ожидании. Он не знает, есть ли у них еще один день, еще один час, но всякий раз почти знает, что есть еще один удар.

Каждый врач ставит свой диагноз, и каждый отмеряет свой срок, и все диагнозы начинаются со слова "атипичный", и все сроки - с "около". Ра знает истинный диагноз и, что важнее, он знает срок: еще один удар. Он просыпается по ночам и прислушивается, зарывшись лицом в ее волосы, и иногда они бывают чуть важными поутру.

Вход завалило снегом, и назавтра, когда в доме не останется еды, придется долго колдовать над дверью. И всякий раз, когда их дом отворачивается от Той что ярче тысячи, они ложатся рядом, и соседские солнца подсматривают за ними через окна.

Где-то там, снаружи, вселенский холод, но в доме тепло, и они идут босиком мимо разбросанных книг, шумят половицами. Пахнет чаем и мятой.

- Так? - спрашивает она, поднимая фигуру с доски.

- Нет-нет, это слон, он так не может. Верни его на место.

Слон падает на доску, сбивая своего же короля. Она стонет тихо, как будто бы оплакивает нечаянную потерю или баюкает невидимое дитя, и Ра подхватывает ее на руки, и несет на кровать, и садится в ногах. Ей станет лучше прежде, чем до них доберется врач, но после она больше не выйдет из дома.

Она не помнит ничего о сигнале, кроме того, что он был, и они не говорят о нем, сидя вечерами в деревянном доме. Дом хрустит. Тает снег, растворяя иллюзию Долины. Наступает весна.

- Пута! - молчит, - Пута!

Она не отвечает, Ра врывается в дом, спотыкаясь, бежит по ступеням.

- Пута?..

Она лежит на кровати, и он боится подойти, чтобы не узнать наверняка, и потому стоит на пороге.

- Разбудил, - говорит она, не открывая глаз.

Он снимает мокрый плащ и расшнуровывает ботинки, ложится рядом, и Солнце учтиво заходит за тучу, и быстрым пульсом по крыше бьет дождь.

Бывают дни, когда не отпустить. В один из этих дней, прижав ее к себе, он будет долго стоять на пороге, а уйдя, вернется трижды, чтобы еще раз попрощаться. В другой вбежит в дом в ботинках и помчится ее обнимать.

- Пута!

- Здесь, - ответит она сразу. Она на кухне, стоит с бутылкой молока.

- Соскучился, -- как бы оправдается Ра, стоя на сквозняке. - Сейчас, ворота закрою - и сразу к тебе.

Обнимет еще раз, выйдет во двор и снова захочет вернуться: дотронуться, поцеловать, но сначала -- ворота.

И когда они закроются под нервный визг ржавой задвижки, он ворвется в дом, и увидит лишь белое молочное пятно, медленно растекающееся по полу. И где-то там, по ту сторону млечного пути, Путу, уходящую от него в межзвездный холод.

***

В платяном шкафу, на постели, в комнатах умирал ее запах, тот, которым они напитывались шесть самых быстрых месяцев. На сороковой день его не осталось даже в подушке. Недоигранная партия - и фигуры припорошены пылью. Он нашел дневники случайно: в чемодане вместе с ненужной одеждой и гадальными картами. На обложках стояли цифры, и Ра стыдливо приоткрыл первую тетрадь. В ней - азбука, переписанная неверным почерком, ученические упражнения, написанные ее рукой. Они занимали пять толстых тетрадей, а шестая начиналась так: "7 июня. Ровный, части бугрит. Зовет. Много плаче", "8 ию. Слабее", "9. Страх звезды", "10 июня. Стр. зв. более". Сначала Ра не понял смысла этих записей, а поняв, провел над ними оставшиеся 15 лет жизни. Эти дневники стали главным источником монографии Ра "Жизнь и смерть планеты Пута, основанная на дневниках П. Рац". Монографии, в научных кругах высмеянной. Издав ее, равно как и дневники Путы тиражом в 500 экземпляров, Ра смог пристроить книги в 10 районных библиотеках и 15 магазинах, загрузил электронные копии в сеть в свободном доступе. Научное сообщество смеялось, и вскоре выражение "Открыть Путу" стало синонимом псевдонаучных изысканий.

На последней странице своего труда Ра пророчествовал о том, что новый всплеск интереса к уже мертвой планете придется на начало XXIII века.