Зеленое безумие Земли

Ранкама поднял брови.

— Теоретически работу Мозга инициирует человеческая мысль. Но это теоретически.

— Совершенно верно, — согласился лысый, — но Мозг-то существует не теоретически! И вообще этих теоретических расчетов, с позволения сказать, алгоритмов, стало до безобразия много. Бесконечно моделируем, строим электронных кошек, математических обезьян, физиологические и биологические синтез-системы...

— Архаизм! — сказала женщина с одинокой серебряной прядью в красиво уложенных волосах. Ее длинные пальцы нервно постукивали по столу. — Возврат к эпохе разрезания лягушек. Мысль интересная, но...

— Я понимаю вас: хоть и верно, но неправильно, так? — Лысый благодушно улыбнулся, оперся щекой на руку и закрыл глаза.

— Как видите, идеи уже имеются, — сказал Ранкама, возвращаясь на место.

— Итак, — он встал в конце стола и торжественно-официально объявил: — Приступаем к работе, товарищи! Желаю всем успехов.

Экстренная медицинская помощь Земли была образована около полувека назад, сразу после открытия Среды Хамида, названной так по имени ее создателя. Состояние клинической смерти организма, помещенного в желеобразную массу Среды Хамида, продлялось до десяти часов. Вся земля была разделена на двенадцать зон, в каждой из них имелась огромная клиника, оснащенная уникальным оборудованием для оживления и располагавшая целым флотом ракетоидов, вылетавших по первому тревожному сигналу с контейнером Среды на борту.

Длинные корпуса клиники были расположены недалеко от воздушного вокзала, с которого Бурри месяц назад вылетал в Грампиану. Здесь же, через несколько аллей, стояли легкие коттеджи летающих врачей — коллег Лидии и Фарга.

Девушки не оказалось дома.

— Улетела на вызов, — сообщил у входа диктофон голосом Лидии и, помолчав, добавил, — если это ты, Бурри, то жди меня здесь или у Фарга.

Фарг был у себя. Голый по пояс, он лежал в шезлонге и слушал музыку. Левая рука его была забинтована от плеча до кисти.

— О, Бурри! — воскликнул он. — Ты отсутствовал возмутительно долго, а ведь тебя ждет Эрик, жду я, не говоря уже о Лидии, которая ждет, как Эрик и я, вместе взятые.

Из-за шезлонга появился сенбернар. Он неторопливой рысцой с достоинством подбежал к Бурри, встал на задние лапы и тяжело оперся передними ему в грудь.

— Старые соратники обнимаются и целуются, — прокомментировал Фарг. — Хоть я и рад Эрику, но с твоей стороны это предательство, Бурри. Лилия приводит его ко мне и объясняет, что ты безмерно занят, а она летит на Азорские острова. Безработный Фарг как нельзя лучше подходит для роли собачьего смотрителя! Эрик, друг мой, укуси дядю за ножку, — посоветовал он ласковым голосом.

— Что у тебя с рукой? — спросил Бурри, опускаясь в шезлонг напротив Фарга. Эрик тотчас подошел к нему, положил на колени голову и закрыл глаза.

Фарг задумчиво посмотрел на Бурри, прислушиваясь к музыке, и предостерегающе поднял палец. Стереофонический воспроизводитель наполнял комнату неистовой печалью, рыдающей скрипичной вьюгой.

«Что это? — думал Бурри. — Печаль огромных серых равнин с белыми лентами дорог, дикая радость бесцельной свободы?..»

Музыка медленно погасла. Фарг вздохнул, протянул руку и щелкнул выключателем.

— Цыганские напевы, — сказал он. — Сарасате. Старинная вещь. Умели чувствовать наши предки!

— Я спрашиваю, что у тебя с рукой.

— Ах, с рукой. Зажги, пожалуйста, свет! Понимаешь, позавчера я опять летал в Гренландию к гляциологам. Неожиданно произошел взрыв, и один из них угодил под ледяные осколки. Тяжелейшее состояние — повреждение мозга, перелом позвоночника, словом — клиническая смерть... Предупреждают: внизу сплошное ледяное поле. Представляешь, что такое становиться на огонь при посадке, когда под тобой лед! Кругом пар, ничего не видно... Сесть сел, но ракетоид стоит неустойчиво, оседает. Под дюзами шипит, клокочет, ракетоид в кипящей воде, вокруг озеро, сквозь туман видно, как суетятся расплывчатые фигуры. Выбрасываю стрелу-кронштейн, начинаю спускать контейнер со Средой — и он падает в воду! Люди стараются подцепить — да куда там. Кошмар! И тут мне пришла мысль наклонить ракетоид — стрела тогда окажется как раз над кромкой. А люк не закрыл — забыл в спешке. Снизу ударил столб раскаленного пара и краем задел мне левую руку. Хорошо, вовремя закрыл люк, а то бы и лицо обожгло. Контейнер благополучно опустился на берег, гляциологи сами уложили пострадавшего в Среду.

— Что с ним сейчас?

Фраг медленно встал и, подойдя к распахнутому окну, стал молча глядеть в сад. Левое плечо его было неестественно вздернуто, а правое — усталое, повисшее. В серых сумерках неподвижный сад казался плоским, вырезанным из дырявой жести, сквозь которую просвечивают редкие огни.

«Нелепо! — подумал Бурри. — Сколько было этих страшных нелепостей и сколько их еще будет... А ведь все это можно предвидеть и предотвратить. Любое трагическое стечение обстоятельств следует каким-то законам, представляет собой ряд последовательных событий. Теория вероятности, математическое ожидание, оптимальный вариант и... Великий Мозг!»

— Этого могло не быть, — сказал Бурри, подходя и становясь рядом с Фаргом.

Фарг искоса взглянул на него и промолчал.

— Этого могло не быть, — упрямо повторил Бурри и добавил: — И не будет!

Где-то возник гул и, нарастая, охватил все небо.

— Лидия прилетела, — сказал Фарг. — Ты имеешь в виду проект Единого Поля Разума?

— Да.

— Расскажи о нем подробнее, — попросил Фарг.

— Хорошо. Только пойдем встречать Лидию, я расскажу тебе по пути.

Морщась, Фарг надел с помощью Бурри просторную белую рубашку, и вместе с Эриком они вышли на улицу.

Вечер был теплый. За далеким неровным горизонтом тихо тлела заря. Хрупкая тишина таилась среди деревьев, временами болезненно вздрагивая от громовых звуков близкого аэродрома.

Шаги замедлялись сами собой, невольно хотелось говорить вполголоса, почти шепотом. Фарг здоровой рукой отводил нависающие над узкой аллеей ветки и коротко кивал, когда Бурри на минуту умолкал.

Так они дошли до знакомого дома с горящей эмблемой Помощи и присели на скамью. Отсюда было видно, как за толстыми стеклами внутри здания двигаются неясные белые фигуры и светятся расплывчатые пятна экранов.

— Да, грандиозная проблема, — покачав головой, сказал Фарг. — Все аспекты трудно представить даже приблизительно... Единственно возможный путь — метод проб и ошибок, если... если только ошибки эти исправимы. А ведь может получиться, как с этим парнем из Гренландии. Ну кто мог подумать, что при определенных условиях лед может взрываться!

Бурри прижал к себе теплую собачью голову и закрыл глаза.

«Вот оно, — подумал он. — То самое распутье, на котором остановился Аштау, маленький отрезок бесконечно длинной дороги, что зовется Историей Человечества, но сколь многое изменится после него! Первый камень, поднятый с земли обезьяноподобным существом, первый костер, обогревший косматые тела, открытие металла, электричества и атомной энергии... Но все имело оборотную сторону. Камень не только помогал добывать пищу, но и мог разбить тебе голову, пламя не только обогревало жилища, но и обращало их в пепел, история металла — это история войн, а число погибших от электричества или с его помощью вряд ли поддастся учету. Цена, уплачиваемая человеком за могущество, все время растет, и уже в середине XX века, после ужасов исторической Хиросимы, многие могли спросить: «А стоит ли обретаемое теряемого?», если бы не понимали, что открытия не поддаются закрытию и неизбежны в урочный час, как восход солнца. И вот — Великий Мозг... Прав был Ранкама, когда говорил, что мы видим в Мозге не все. Фарг тоже это понимает, но где же то, чего нужно остерегаться?»

— Впрочем, люди, занимающиеся Великим Мозгом, думают о последствиях и предвидят их лучше, чем мы, — сказал Фарг.

«Он еще не знает, что я член Комиссии, — подумал Бурри, — один из тех мудрых людей, что «предвидят последствия...»