Время покупать черные перстни

Человек протянул руку над холодильником, отыскивая выключатель, и вдруг повернулся ко мне. Я почувствовала тяжесть этого затянувшегося мгновения. Не отрывая руки от выключателя, на меня смотрел Рыжий. Это был он, только без усов и без бороды. Сделала шаг навстречу, но едва свет зажегся, отшатнулась. Было чувство, что меня обманули.

— Простите… — сказал человек, приняв прежний облик. — Придется все объяснить по порядку… Раз требует ваш рассудок. Но верьте, я… не нарочно. — Казалось, он сам растерялся.

— Послушайте! Меня ждут на станции…

Это прозвучало фальшиво. Мне уже не хотелось ехать на автовокзал. Недавнее наваждение прошло, но в голове сидел вопрос: «Откуда я его знаю?» И эта непонятная мне привязанность, как к давнему другу или давно любимому человеку, мудро приглушенная годами. Всплывшая из глубины памяти…

— Они будут волноваться! — сказала я, имея в виду ребят.

— Они подумают, что вы встретили родственников и едете в Пярну на их машине. Как было условлено. Если вы не придете к автобусу…

Он все знал. Как и куда мы едем и о чем я договаривалась с ребятами. Рыжий вовсе не одобрял этого плана. Всегда был за то, чтобы держаться вместе. Потому и взял три билета — себе, мне и Люське. Мы давно уже собирались в каникулы путешествовать «автостопом» и, хоть теперь это было не так уж просто, составили маршрут по Прибалтике. Втроем всегда на чем-нибудь да подъедешь. До Пярну решили автобусом. С трудом взяли билеты, и я отправилась отыскивать главпочтамт, где должна была встретиться с родственниками, путешествовавшими на «Москвиче».

— Они вас не дождались. Автобус уже ушел…

— А билет?

— Отдали тем спекулянткам.

«Которой из них?» Я вспомнила двух крикливых теток с обувными коробками, стоявших за нами в очереди. Им действительно не хватило билетов.

— Вы должны остаться.

Молча, со странным чувством я смотрела в лицо все знавшему обо мне человеку, в его темные живые зрачки. Глубоко. До того самого чувства соприкосновения, которое возникает подобно электрической искре. Обвела глазами прихожую с тусклой лампочкой под потолком и спросила:

— Зачем… вам все это нужно?

— Считайте, что вам предложено участвовать в эксперименте… если требуется логическое объяснение. Сутки надо провести здесь. Дверь будет заперта, это наше условие. Утром вы все узнаете.

Неловко затянулось молчание. Я уставилась себе под ноги. Запущенный, щербатый паркет, выкрашенный половой краской.

— Можете отказаться…

Я взглянула на него и увидела: он очень хочет, чтобы я осталась. Я знала, что никуда не уйду.

Что-то щелкнуло и включилось — заработал холодильник. Человек облегченно переступил с ноги на ногу и облокотился на него, глядя мимо меня. Я видела по лицу, что мне готовятся сказать что-то важное.

— Завтра… вам предстоит узнать… печальную новость. Очень печальную. Вы должны найти в себе силы смириться.

Меня словно ударили изнутри. «Вдруг что-то дома?» — подумала я с болью, и так нелепы показались мне все мои поступки…

— Там все в порядке. — Он уверенно кивнул головой.

Чуть-чуть отлегло от сердца. Но в висках стучало. Новое тревожное чувство накатывалось волнами, как черная пустота. Точно меня вот-вот запрут в каком-то глухом склепе.

— Ну что ж… В темном пустом склепе, как и в нашей памяти, могут храниться порой удивительные вещи… И мы не знаем о них, пока не зажжется свет…

Я почувствовала, что нет больше сил стоять на ногах, и механически опустилась на табуретку за холодильником.

— А это… — он открыл дверцу и поднес мне к губам пол литровую банку с голубоватой жидкостью, — поможет пробудить вашу память… Выпейте в два приема — сейчас и утром…

Я запомнила кисловатый привкус во рту, гудящий звук работающего холодильника, ощущала щекой вибрацию его холодной стенки.

— Главное, что вы решились.

Я открыла глаза в незнакомой комнате и тотчас закрыла их, ожидая, чтобы вернулось сознание. Так часто бывает при быстрой перемене мест — проснешься у себя дома и не знаешь, где ты. Но память не возвращалась. Попыталась повторить мысленно вчерашний день. В глазах стояли каменные, похожие на мост ворота с латинской надписью на фронтоне, и сон быстро увлек меня по дороге из такого же серого камня, отполированного веками. Мир, отличающийся от реального безмолвием мерцавших образов, принял меня в себя.

Ощущение невероятной скорости — стремительного, несущегося потока. А ведь только что была комната. Что за комната? Мутный свет сквозь щели в высоких окнах. Серый сводчатый потолок. Свеча в подсвечнике на столике у дивана. Три розовых пятна на стене и что-то светлое, голубое в прозрачном, как горный хрусталь, сосуде. Яркие голубые блики. Яркие, словно колодцы неба в сосновом бору, словно волна, что тихо плещет в корму корабля и лижет Древние стены, уходящие в морскую пучину. Я отчетливо вспомнила солоновато-кислый грибной привкус во рту, боль и жар в груди. И два слова. Память. Пробудить память…

И вдруг я в пещере, замурована в красном гудящем камне. Или это мозг, как ядро ореха, бьется о скорлупу? Кровавые пульсирующие волны — жар, ад, огонь… Мир в замкнутом вязком пространстве, в сплошной алой скале из плотного вещества. Чудовищные перемещения внутри горы, я их ощущаю: полет, вибрация, ускорение в разных направлениях… Сквозь красные своды вижу небо, ажурные решетчатые конструкции, похожие на сплетенные из проволоки лопасти — крылья стрекоз. Под ними — зеленая движущаяся лестница к морю. Вся гора словно выстлана защитным материалом желто-зеленого цвета. В отдалении — сверкающий прекрасный город. Силуэты высоких башен. Голубоватые вспышки — окна синеющих небоскребов… Ощущение полета в алых полостях-сводах. И чудовищный звук взрыва. Сплошная красная порода, схватившись сеткой живых трещин, рассыпается на глазах…

Прохлада мраморной галереи. Светло-бежевые колонны поддерживают высокий арочный свод, отделяют внутренний дворик, выложенный такими же плитами мрамора. В пространствах для клумб — невиданные цветы, похожие на коричневые тюльпаны. И всюду кремовые тона — аркады и переходы. Город-дворец. Аркады-улицы. Кто этот циклопический архитектор? Я — муравей, потерявшийся в лабиринте. Мне соразмерен лишь этот куст на солнце — цветущий розовый куст у залитой светом стены, отделанной коричневой с золотом мозаикой. Запах драгоценного масла… И снова миг, поглотивший тысячелетия.

Корабль в сияющем голубом просторе. Легкая качка. Такое живое море — солнце, вода. Я смотрю вниз с кормы, туда, на рулевую лопасть, уходящую глубоко в прозрачную голубую волну с легкими барашками пены. Ветер в лицо — развевает тончайшую ткань одежды и темные, как ночь, волосы, свесившиеся за корму. За спиной остаются развалины — погруженные в море стены. Коричневая с золотом мозаика блестит под водой на солнце… Толчок — и палуба взмывает в небо. Обломки с мозаикой разваливаются на глазах. Голубой подушкой вспучивается горизонт, и вал гудящей воды стремительно закрывает небо. Звук рвущихся парусов… И лес. Не мачты над головой — сосны шумят в небесах. Вот они, голубые колодцы! Люди в таких же ярких голубых венках и серых льняных рубахах. Я в той же одежде из простого холста, и мои светлые, как у всех, волосы заплетены в две косы. Вокруг меня валуны на примятом зеленом мху выложены в сложный узор. А в центре каменного лабиринта огромный плоский булыжник у горящего ярко костра. Я стою на коленях, и длинные, как отбеленный лен, косы лежат на холодном граните. Взмах топора. Черная высохшая старуха бросает косы в огонь — он вспыхивает, все отбегают, только мне нельзя отвернуться. Надо мной старуха! Сильной рукой прижимает голову к камню, я бьюсь о него от боли, вторую щеку обжигает пламя! Жар, ад, огонь. Скрюченными пальцами показывает туда, в костер:

— Смотри! Помни… — говорит одной мне на каком-то чужом языке. Я не испытываю страха, не отворачиваюсь. Огонь жарко горит у обожженной щеки… Что мы о себе помним?..

Откуда этот потолок, эти серые стены? Значит, гостиница — удалось устроиться? Нет… Вчера мы заночевали в палатке на заброшенном хуторе под Даугавпилсом. Нас высадил водитель грузовика и сказал, что это подходящее место — в саду колодец. Хоть слева от шоссе был лес на холме, мы почему-то послушались водителя и поставили палатку на траве под одичавшими яблонями. Утром увидели через дорогу парк, но сразу поняли, что это кладбище, совсем как Жемайтийское, со старинными деревянными крестами и яркими красками модных бегоний… А потом ночевали в Кемери в кемпинге, почти на море — песок и сосны, соленый ветер в лицо. Бородатый старик, продававший самоделки из янтаря… Обедали в Риге, в каком-то кафе под зонтиками, прямо на улице. Шел дождь. Стучал по чистенькому асфальту.