Заводная ракета

— Для путешественников. Нечто, что можно носить в виде ожерелья — так мы будем знать, кто есть кто.

Евсебио выглядел измученным. — Не бери в голову, — сказала Ялда, — я сама этим займусь.

— В мастерских пусто, — сказал он, разводя руками, чтобы охватить весь город-призрак. — Нет ни людей, ни инструментов с материалами.

— Но внутри самой Бесподобной-то они есть, я надеюсь.

Своим предложением она, по-видимому, застала Евсебио врасплох, но он не нашел каких-либо оснований для возражения. — Думаю, в этом есть смысл. — Он сверился с графиком на стене. — Мастерская № 7?

— Да.

Ялда нашла лишнюю копию списка, в котором были перечислены завербованные члены команды. Когда они с Евсебио только собирались регистрировать добровольцев, Ялда не могла и представить, что ей придется заполнить их именами несколько дюжин листов бумаги, но даже эта финальная перепись по своему размеру уступала населению ее родного поселка.

Между Плацдармом и Бесподобной по-прежнему курсировали грузовики с интервалом в одну склянку, но большим спросом они уже не пользовались; оказавшись в кабине наедине с водителем, которого толком и не знала, Ялда пристроилась на заднем сидении и наблюдала, как город растворяется в пыльной дымке. Она задумалась, что произойдет, если сейчас она подойдет к Евсебио и скажет: Я передумала, я остаюсь. Все ее обязанности могли взять на себя и другие люди, обладающие необходимыми навыками; проект не развалится на части прямо здесь и сейчас. Но она знала, что уже попалась в ту самую ловушку, в которую и сама заманивала многих людей — она была достаточно самонадеянной, чтобы верить, будто ее присутствие может стать решающим фактором в выборе между успехом и неудачей. И если мысль о бегстве с Бесподобной и последующих четырех годах праздной жизни, проведенной в ожидании, что мировые проблемы будут решены за нее, была захватывающе преступной фантазией, то вероятность, что четыре года ожидания закончатся тишиной, пугала ее еще больше, чем предстоящее путешествие в пустоту.

Грузовик высадил ее у ближайшего пешеходного моста. Траншея, окружавшая гору, была шире расселины, которая рассекла Зевгму пополам, но самодельная структура из веревок и дерева не шла ни в какое сравнение с Большим мостом. Крепко ухватившись за веревочный поручень, Ялда нетвердой походкой двинулась вперед по раскачивающимся доскам.

Северный ветер нес прямо в ее сторону пыль с одной из выкопанных куч, впиваясь в кожу и глаза. На полпути она остановилась, как парализованная. Она переходила этот мост и при более сильном ветре, но воспоминания о всех этих прошлых злоключениях здесь были бесполезны.

До запуска оставалось пять дней. Ей потребуется целый день, чтобы подняться в мастерскую и еще как минимум два, чтобы изготовить именные жетоны. К этому моменту к ней присоединятся все остальные путешественники и начнется заключительный этап эвакуации Плацдарма. Если сейчас она войдет в гору, то уже никогда не выйдет наружу.

Она тихо рокотала и пыталась представить, как Туллия стоит рядом и подбадривает ее. И чего она испугалась? Смерть могла настичь ее где угодно; в мире не осталось безопасных мест. Она могла продолжать зацикливаться на опасностях, которыми грозило путешествие, и горечи изгнания, или же отнестись к этому, как к просчитанному риску, который, быть может, подарит ей чуть ли не идеальное убежище — место, в котором целые поколения смогут размышлять и учиться, планировать и экспериментировать, проверять собственные идеи на практике и оттачивать свои методы до тех пор, пока им не удастся найти способ устранить грозящую опасность и вернуться домой.

Если бы Бесподобная была просто городом в пустыне — городом ученых, городом бесплатного холина, городом, в котором не было вооруженных ножами головорезов, которые могли бы склеить ей руки и бросить в тюрьму — возможно ли, что она не смогла бы провести всю жизнь в его четырех стенах, никогда не выходя наружу? Возможно ли, чтобы она не объявила со счастливым видом: это то место, где я встречу свою смерть?

Она заставила себя успокоиться и перешла через мост.

Конференц-зал был спроектирован с таким расчетом, чтобы вместить аудиторию, вдвое превышающую текущее население Бесподобной; Ялда, впрочем, не могла точно сказать, насколько хорошо этот изящно многоярусный пол впоследствии проявит себя в условиях невесомости. Она стояла у входа, приветствуя входящих шеренгой людей и раздавала именные жетоны, которые предварительно рассортировала по двенадцати ведрам, вместе с ожерельями — из отдельного контейнера. Путешественники выглядели на удивление спокойно; для продолжительных разговоров с кем-нибудь из них время не было, но даже во время записи добровольцев в Зевгме люди порой проявляли больше тревоги.

К назначенному времени осталось менее двух дюжин бесхозных жетонов, но был шанс, что некоторые из отставших просто задерживались. Ялда была удивлена; лишь каждый трехдюжинный доброволец передумал и отказался участвовать в полете. Если бы год назад ее попросили оценить вероятность собственного бегства, она бы ответила, что ее шансы один к трем.

Евсебио ждал у сцены. Сверившись с часами, он подошел к Ялде.

— Ну что, начинать? — спросил он.

— Подожди еще курант — может, кто-то опаздывает, — предложила она. — Вряд ли кто-то из присутствующих будет беспокоиться о няньках, которые потребуют платы за сверхурочные.

Евсебио поморщился; некий мужчина, посетивший одно из их бесплатных выступлений в Зевгме, загнал их в угол и именно на таком основании потребовал возместить ему убытки. — Не напоминай, — сказал он. — Через пару черед я снова буду крутиться в Варьете-Холле, набирая персонал для пожарной охраны.

— Набирая персонал? — удивился Ялда. — Разве тебе обязательно этим заниматься? Я думала, у проекта полно других кураторов.

— Есть немало людей, которые распространяют эту новость, — согласился Евсебио, — но нам еще нужное много сделать, чтобы укрепить свои позиции, иначе вся эта система будет слишком фрагментарной, чтобы заработать на практике.

Ялда задумалась, стоит ли просто пожелать ему удачи в новом проекте и на этом оставить его в покое, но потом решила, что терять ей все равно нечего.

— А разве тебе не хочется стать одним из нас? — спросила она. — Никто не сможет пройти этот путь с начала до конца, но ты мог еще немного присмотреть за Бесподобной.

На мгновение по лицу Евсебио пробежало выражение неловкости, которое, ожесточившись, приняло настороженный вид. — Я всегда четко давал понять, в чем именно будет заключаться моя роль. Мои обещания ограничивались постройкой ракеты, не более того.

— Я знаю, — кротко произнесла Ялда.

— Я мог бы оставить своих детей, если бы не было иного выхода, — признался он. — Все равно их воспитанием занимается в основном мой отец. Правда и то, что другие люди смогли бы отстоять пожарную охрану. — Он умолк.

Ялда боролась с желанием заполнить возникшую паузу, сказать ему, что понимает его выбор, что у нее нет причин для упреков в его адрес. Она не хотела ранить его или поставить в неловкое положение. Но его ответ ей хотелось выслушать до конца.

— Если я присоединюсь к вашей команде, — продолжал Евсебио, — а Бесподобная потерпит неудачу… сомневаюсь, что у кого-то хватит решимости повторить все с самого начала. У нас по-прежнему не будет другого шанса на спасение, но в глазах большинства людей идея как таковая будет дискредитирована. Вот почему я остаюсь. Я должен быть в состоянии бороться за будущее проекта, — он обвел жестом окружающую их гору, — с самого начала, если потребуется.

Ялде не видела ошибки в его рассуждениях, но от описанной им картины по коже пробежал холодок. Ей стоило бы радоваться, представляя, что у людей, которых она оставляла на земле, есть второй шанс, однако мысль о том, что даже Бесподобная в конечном счете не была чем-то незаменимым, едва ли говорила в пользу оправдания, которое она приписывала собственному выбору.