Операция «Гроза плюс» (СИ)

Выдержки из книги «Небо войны» АИ-1968 год

Окончив с сентябре 1939 года Качинскую летную школу, я был распределен в дислоцированный под Одессой только что сформированный 55-й истребительный полк. Он был оснащен устаревшими самолетами И-16 и И-153, но мы не жаловались. Ходили разговоры, что скоро к нам на вооружение поступят новые истребители. Но шел месяц за месяцем, а ничего не менялось. В июле 1940 года наш полк принимал участие в освободительном походе в Бессарабию, после которого местом нашего базирования стал аэродром Бельцы. Во второй половине августа все уже закончилось, румынские части отошли за новую границу, и полк снова погрузился в полусонное существование мирного времени.

Но однажды случилось событие, которое полностью поменяло всю мою жизнь и жизнь моих товарищей. В один из августовских дней, после обеда, в полк приехала комиссия отбирать летчиков для формирования авиационной части особого назначения. Как сейчас помню, майор и два капитана, одетые в странную пятнистую форму, в сопровождении старшего лейтенанта госбезопасности. Отобрали из всего полка человек десять, и меня в том числе. И что странно, все отобранные пилоты были молодыми, выпуска осени прошлого или весны этого года.

Мне запомнилась на всю жизнь странная фраза, которую сказал тот майор,

— Ну что, трижды герой, будем учить тебя воевать по-настоящему.

Я тогда не понял о чем это он, думал, что это он про мои подвиги в пилотажной зоне. Скажу честно, любил я похулиганить в воздухе, было такое дело.

К вечеру всех отобранных погрузили в полуторку и повезли на соседний аэродром. А майор и его команда поехали в соседнюю часть, к бомбардировщикам. По их усталому запыленному виду было понятно, что не мы у них первые, и не последние.

На аэродром нас привезли уже затемно, и сразу повели к самолету неизвестной мне модели. Его то я, собственно, из-за темноты как следует не разглядел. Помню, что меня сильно удивило то, что крыло машины расположено не внизу фюзеляжа как обычно, а наверху. Внутри меня поразила самая настоящая буржуйская роскошь — вместо жестких деревянных скамеек, по два ряда мягких кресел с каждой стороны, яркий свет, приятные запахи. Почти весь салон был уже заполнен. Оказывается, что ждали только нас. Едва мы расселись, бортмеханик закрыл дверь, и пилот запустил двигатели.

По своей вечной неугомонности и любопытству я спросил у проходящего мимо бортмеханика, — Товарищ сержант, а это что — американский самолет? — тогда для нас Америка, а точнее США, были символом бесполезного комфорта.

— Сам ты американский, — загадочно ответил мне сержант, — наш это самолет, ты что, не видишь?

— А куда мы летим? — задал вопрос кто-то из моих соседей.

— На войну, — ответил сержант, и добавил, — Всем пристегнуть ремни — сейчас будем взлетать.

Пока мы болтали, самолет, плавно раскачиваясь на подрессоренных шасси, быстро покатился к началу взлетной полосы. Летчик этого транспортника раньше явно был истребителем, потому, что после короткого разбега, едва оторвавшись от грунтовки, машина круто полезла в небо, завывая своими винтами. Ночной полет это, то, от чего седеют летчики и засыпают пассажиры. Не видать ни зги, темнота внизу, темнота наверху. Тем более, что яркий свет в салоне выключили, оставив лишь тусклые синеватые лампочки. Под заунывный гул двигателей я тоже заснул. На часах было без пяти минут одиннадцать.

Проснулся я от того, что самолет с резким толчком плюхнулся на ВПП. За бортом надрывно взвыли винты, и я почувствовал резкое торможение и подумал, что мы уже прибыли. Глянув на часы, я увидел, что время без двадцати час, но за иллюминаторами по-прежнему была ночь, теплая августовская ночь. Было понятно, что мы находимся где-то на юге, может быть, в Крыму. Я, знаете ли, тоже хорошо понимаю, куда можно долететь на транспортном самолете менее чем за два часа. Тогда я думал, что, скорее всего, это был один из незнакомых мне крымских аэродромов.

Выгрузив нас из самолета, встречающие быстро провели перекличку, и повели к стоящему поодаль зданию. Пройдя длинным узким коридором, мы снова очутились на улице, но, черт возьми, почему-то стало гораздо холоднее. Ночной ветерок сразу полез ледяными пальцами под влажную от пота гимнастерку, и стало как-то совсем неуютно. Но, по счастью, местное начальство, не стало долго держать нас на улице, а почти сразу же направила к странной большой надувной палатке, внутри которой стояли такие милые нам в этот поздний час двухъярусные койки, снабженные всеми необходимыми постельными принадлежностями. А еще внутри было относительно тепло, так что мы раздевшись попадали в кровати, и уснули как убитые, еще не понимая, во что мы ввязались.

Утро ударило нас, как обухом по голове. Выйдя из палатки, я не поверил своим глазам — на соседнем флагштоке, рядом с флагом СССР, как будто так и надо, развевался белогвардейский сине-бело-красный триколор. На территории аэродрома находились, как командиры РККА, в том числе и старшие, так и самые настоящие белые офицеры с погонами на плечах.

Из ступора меня и моих товарищей вывел окрик сержанта, который, как оказалось, был назначенного к нам в «дядьки», — Эй, лейтенанты, что глазеете, давайте мыться, бриться, и на бегом построение, — я почувствовал себя так, как будто вернулись времена летной школы, и схватив мыльно-рыльные принадлежности, побежал со всех ног к умывальникам, возле которых уже толпился народ.

После умывания сержант повел нас не на построение, а на завтрак в полевую столовую, временно разместившуюся под навесом. На всю жизнь запомнился вкус натурального кофе, который разливала в кружки дебелая раздатчица в белом халате. А вот сливочное масло, щедро намазанное на толстый кусок хорошего белого хлеба, мне не понравилось. Какое-то оно было не такое. Ну, и конечно, вездесущая в армии утренняя овсянка — куда от нее деться. Потом, как-то разговорившись, наш дядька-сержант сказал, что овсянку на завтрак трескали еще римские легионеры, и ничего — побеждали всех подряд.

А вот после завтрака началось построение, и перед нами — полутора сотнями летчиков, штурманов и стрелков — выступил генерал-майор авиации Георгий Нефедович Захаров, коротко и без преамбул изложив текущее положение вещей.

Вот тут-то мы и обалдели по-настоящему. Оказывается, мы находимся в глубоком прошлом, за шестьдесят две с половиной тысячи лет до начала нашей эры, на тренировочной авиабазе Ставрополь-65. Присутствующие здесь люди в погонах — никакие не белогвардейцы, а наши потомки, предупредившие товарища Сталина о том, что на будущий год фашистская Германия, вероломно нарушив Пакт о Ненападении, вторгнется в нашу страну, и начнет самую ужасную в нашей истории войну.

Товарищ генерал-майор сказал, что именно здесь, в далеком прошлом, вдали от немецких, английских и американских шпионов, будет выкован меч, который отразит вторжение немцев и повернет его вспять. Здесь не только летчики, но и танкисты, артиллеристы, пехота и кавалерия. Родина даст нам самое лучшее в мире оружие, а мы, за оставшееся до начала войны время, должны научиться пользоваться им в совершенстве, чтобы из желторотых птенцов превратиться в грозных сталинских соколов, наводящих ужас на врага.

При этих словах генерала раздался оглушительный гром, и со взлетной полосы находящейся по ту сторону штаба в небо поднялся странный самолет без винтов, с откинутыми назад крыльями. И тут я окончательно поверил в слова генерала, и понял, что старая жизнь осталась безвозвратно в прошлом.

После построения, нас всех повели в расположенную за рощей техническую зону. Первое, что бросилось в глаза — это два лобастых истребителя неизвестной марки, чем-то отдаленно смахивающие на И-16. Еще с десяток таких же машин техники сейчас извлекали из огромных ящиков. Чуть в стороне стояли три двухмоторных бомбардировщика, все неизвестных мне марок, и гигантский четырехмоторный ТБ-7. Моторные гондолы у них были раскапотированы. С них снимали двигатели. Сверкали искры электросварки, слышался грохот и скрежет работающего инструмента, и голоса рабочих.