Вариант "И"

И тогда, опережая его, я двинулся к могиле, над которой уже вырастал холмик. Три венка стояли пока еще в сторонке, прислоненные к соседней решетке. Самый большой принадлежал скорее всего «друзьям», из маленьких один был наверняка от дочери, а что третий лично от меня, я знал совершенно точно. Позаботился об этом еще вчера. Я подошел. Тот парень следовал за мной на дистанции в три шага, готовый остановить меня, едва только последует сигнал. Но пока сигнала еще не было. Все, кроме не поднимавшей глаз Натальи, смотрели на меня настороженно, однако без страха. Чтобы совершенно успокоить их, я провел пятерней по лицу, сдирая маску, подставляя весеннему воздуху все свои морщины. При этом я постарался улыбнуться как можно более миролюбиво.

Странно, но никто из них не удивился моему преображению — или не показал удивления; народ был, впрочем, ко всему привычный. Я отдал общий поклон, подошел к Наталье, которая только сейчас подняла на меня глаза, взял ее руку и поцеловал. Я не хотел говорить ничего, да и не нужно было. Она сжала мои пальцы — крепко, но только на мгновение. И тут же — неожиданно, я полагаю, для всех — уткнулась лицом мне в грудь. Я провел рукой по ее волосам, едва прикасаясь к ним, и обнял за плечи.

Так мы постояли несколько секунд. Все молчали, только Батистов несколько раз тяжело вздохнул. Наталья подняла голову, глаза у нее снова повлажнели. Продолжая обнимать ее за плечи, я дружелюбно улыбнулся — на этот раз персонально Батистову:

— Как поживает Herr Oberst?

Ему не оставалось ничего другого, как ответить в том же духе:

— Привет, привет, спецкор. Хорошо, что пришел. К тебе есть вопросы.

Это меня не смутило: я и так знал, что есть. И ответил:

— У меня тоже.

— Вот и прекрасно. Приезжай все-таки ко мне и поговорим.

От предложенной чести я отказался:

— Жаль, но не получится. Я ведь говорил уже. В ближайшие дни, во всяком случае — никак. Вот разве что после дня "Р"…

То есть после референдума. Но тогда я ему буду на фиг не нужен. И он со мной не согласился:

— Я тебя по-доброму приглашаю. Но могу иначе.

— Можешь, как же, — согласился я. — Но знаешь, кому это не понравится?

Очень не понравится?

— А мне на…

— Акимову, — закончил я.

Генерал Акимов вообще был фигурой странной. Порой казалось, что он — не кто иной, как дослужившийся до больших звезд подпоручик Киже. Слухи ходили всякие. Лет двадцать назад он служил во внешней разведке. Но затем его работа приняла какой-то секретно-дипломатический характер. Он появлялся то тут, то там — преимущественно на Востоке, — когда у России возникали там свои интересы, а возникали они всегда. И было замечено, что всякий раз, когда мнение Акимова по какому-то поводу — о ситуации либо о конкретном человеке — становилось известным и им пренебрегали в России или за ее пределами, обязательно происходило нечто, в результате чего то ли ситуация круто менялась, то ли с человеком что-случалось.

Чаще всего всплывали неблаговидные факты, после чего репутация рушилась раз и навсегда и человеку в пору было идти торговать сигаретами. Чьи-то сверхнадежные банковские счета в мировых финансовых крепостях оказывались вдруг арестованными. В общем, за Акимовым укрепилась слава этакого международного разоблачителя. Наверняка зна чительная часть рассказывавшегося относилась к слухам; но дыма без огня, как известно, не бывает. И поэтому когда кто-то упоминал эту фамилию, к нему всегда внимательно прислушивались.

— …Акимову, — сказал я.

И Батистов задумался. Он наверняка подозревал, что я блефую. Но настаивать на своем не решился. Раздумья его продолжались ровно полминуты.

— Ладно, — сказал он. — Предлагаю компромисс. Мы все сейчас едем на поминки. Будут еще кое-какие люди. У Ольги покойной — тесно, и мы сняли зальчик в центре, на Пресне, в одном из ресторанов. Присоединяйся к нам.

Там и поговорим. Спокойно, без эмоций.

Я перевел взгляд на Наталью. Она кивнула и даже попыталась улыбнуться:

— Правда, поедем. Пожалуйста…

— Согласен, — кивнул я.

— Вот и хорошо. Машина, как я знаю, у тебя своя…

— Ну еще бы не знать, — усмехнулся я.

Кажется, он принял это за похвалу.

— Так что поезжай за нами.

— Идет, — сказал я.

— Наташа, приглашаю в мою машину. Там удобнее, чем в автобусе.

— А я, к сожалению, с вами попрощаюсь. Увы, дела… — Это были первые слова, сказанные Севериным.

Я кивнул и взял Наталью под руку. Она не противилась.

Народу в арендованном зале оказалось не много. Садясь, Наталья показала мне на место рядом с нею; сесть во главе стола она наотрез отказалась.

Батистов поместился рядом со мной — слева. Его ребята сидели напротив.

На другом конце стола поместились в основном какие-то ветераны — наверное, сотоварищи еще покойного генерала, Ольгиного отца. Пили, как полагается, не чокаясь. Стол был богатый. Наталья почти не ела, я тоже.

Очень хотелось сказать ей что-то утешающее, но присутствие этих «друзей» мешало мне.

Постепенно, по мере выпитого, голоса стали громче, даже ребята напротив немного разогрелись. Кто-то, чтобы поднять настроение, даже стал рассказывать старые анекдоты. И тут полковник легко тронул меня за плечо:

— Выйдем покурим?

— Я на минутку, Наташа, — сказал я, не забыв взять свой маленький, прихваченный из машины кейс. Она слабо улыбнулась.

Мы вышли из зала. Я послушно следовал за Батистовым. Ему лучше знать, какие углы здесь не прослушиваются.

— Ну, — начал он. — Какие у тебя вопросы?

— Как с тем стрелком, который хотел на мне потренироваться? Взяли след?

— Ну, — он помедлил, — кое-что есть.

— А если детальнее? Пуля.

— Нашли?

— Пошарили там, где ты принимал грязевую ванну.

— Пылевую, — поправил я. — И что она?

— Деформирована, сам понимаешь. Но пуля обычная. Вид оружия приблизительно предположить можно.

— А место, откуда он стрелял?

— Нашли без труда. Могу сказать: вторым он бы тебя достал. Но его вспугнули. Помешали. Да ведь, наверное, кто-то из твоих сработал?

— Я покачал головой:

— Моих там и близко не было. Да и какие ту у меня могут быть свои?

— Ну-ну, — сказал он, нимало мне не поверив. — Но и не наши тоже.