тема: "Псы любви"

Ребята не хотели играть с ней, им не нравился ее правый башмак со странными железными вставками. В жару и в холод, в любую погоду, Мариша выходила на улицу в одной и той же обуви — высоких рыже-коричневых ботинках. Потом, когда узнали про ее ногу, они стали дразнить ее, обзывали одноногим Сильвером, и гнали прочь. Поначалу она плакала, уходила домой и давала себе самой честное-пречестное слово никогда больше не выходить на улицу. Но солнце так ярко и весело светило за окном, так звала к себе зеленая трава и деревья, что Мариша каждый раз не выдерживала, и все начиналось по-новой. В конце концов, она привыкла к одиночеству, к тому, что у нее никогда не будет друзей. Она не злилась на ребят, но теперь старалась держаться в стороне. Хуже всего было возвращаться потом домой, мимо беседки, где они собирались. Мальчишки никогда не упускали шанс подразнить или напугать ее. Они смеялись, когда видели, как она бегает. Нога не давала Марише бежать быстро и плавно, как все дети, она лишь неуклюже ковыляла, стараясь быстрее миновать опасный участок.

Наконец, она нашла выход. Мариша выходила из дома вместе с бабушкой, когда та шла на работу — большому стеклянному дому за высокой оградой. Там, около маленькой калитки, она нашла Свое Место, площадку для игр, где можно было навоображать себе настоящих, верных друзей и играть с ними. А потом бабушка возвращалась и забирала Маришу с собой. Идти домой теперь было не страшно — при бабушке ребята не осмеливались ее дразнить.

В тот день она играла со своим любимцем — плюшевым жирафом, — как вдруг калитка открылась, и прямо перед ней появился незнакомый человек. Раньше отсюда никто никогда не выходил, кроме бабушки, и сначала Мариша испугалась…

— Я знаю эту девочку, — сказал Ахметьев на бегу. — Это внучка нашей гардеробщицы, Клавдии Викторовны. Она часто здесь играет, бабушку ждет.

— Что у нее с ногой?

Глазастый. А я и не разглядел так сразу-то — бедная девочка заметно прихрамывала, из-под истрепанной штанины торчал ортопедический ботинок.

— Совсем маленькой ее сбило грузовиком. Кости срослись плохо… Надо делать операцию, но семья бедная, денег нет.

За моей спиной сочувственно вздохнули.

— Смотрите! Он подошел к ней! — воскликнул «папа».

Действительно, Сын Человеческий, так же как и Алеше, возложил девочке на лоб свою руку.

Нет, она не упала перед ним на колени, и не стала целовать руки. Она просто счастливо, чисто по-детски обняла его за талию, а потом — я глазам своим не поверил! — нагнулась, стащила проклятый ботинок и зашвырнула его в кусты. И закружилась в каком-то одной ей понятном танце. Он кивнул, растрепал ей на прощанье белесые волосенки и спокойно, не оглядываясь, пошел вверх по улице.

Босоногая девочка танцевала, наверное, в первый раз в своей жизни. Кто-то благоговейно выдохнул:

— Чудо…

— Да, коллеги, — голос «папы» Иммануила был сух, но в нем звучали явные нотки торжества, — это было Его первое чудо. Алеша и эта девочка…

— Марина, — подсказал Ахметьев.

Мы как раз миновали ее. На детском личике цвела поразительная улыбка, такая, что хотелось самому скалиться до ушей, а Марина, закрыв глаза, кружилась и кружилась в бесконечном танце, что-то тихо напевая себе под нос.

— …Алеша и Марина любят Его и всех нас. Их вера, их всепрощение и любовь питает Его силы. Теперь Он способен творить чудеса. Пока еще мелкие — исцеления, просветления и так далее. Но дайте срок…

Сын Человеческий шествовал по улице, в некотором отдалении мы шли за ним, не осмеливаясь приблизиться, хоть как-то попытаться остановить его.

Из неприметной подворотни прямо на Него выскочил длинноволосый паренек в яркой куртке, на шее у него болтался плеер, к ушам тянулись черные ниточки проводков, в такт музыке меломан раскачивался на ходу.

Сегодня — чудесный, невероятный день. Сегодня в школе он пригласил Ингу на танцпол, и она согласилась! Вау! От избытка чувств Корень чуть не закрутил пару рэперских кульбитов. Ну, ничего, сегодня он покажет Инге на что способен, не зря же его ник Root красуется на третьем месте в рейтинг-листе рэперов района. Вообще-то его звали Олегом или Аликом, но он предпочитал кличку Корень — от фамилии, Корнеев.

Самая неприступная и красивая девчонка в классе обратила на него внимание! Вау! Супер! Он штурмовал эту крепость четыре месяца, но она того стоила. Парни поначалу смеялись, но сегодня Корень успел заметить, как завистливо цокнул языком Штанга. А Скип, лучший друган, украдкой показал большой палец — так держать, мол!

Красота!

Ой, извини, парень, не заметил. Блин, да что с твоим лицом…

Рука Сына Человеческого привычным жестом легла на лоб меломана, еще до того, как тот успел что-то почувствовать.

— Третий! — восторженно сказал Макеев.

— Ну вот, Благодать снизошла на поколение пепси, — беззлобно усмехнулся «папа». — Неужели и он способен на любовь и всепрощение?

— Почему нет?..

И, правда, почему нет?

Парень стоял на коленях, плакал от счастья и смотрел Ему вслед. Мы подошли ближе, но он не заметил нас, он тер покрасневшие от слез глаза и повторял:

— Я люблю! Я люблю!

Следующим стал немолодой уже мужчина с седеющими висками. Аскетичный, строгий костюм, волевое лицо — человек, многое повидавший и знающий цену добру и злу, скорее всего учитель или воспитатель. Только вот глаза из-под черных в роговой оправе очков смотрят на удивление мечтательно…

Вячеслав Семенович никак не мог забыть этого момента. Да, конечно, он ругался с ними, он ставил двойки нерадивым, выгонял из класса, даже пару раз грозился сводить к директору, но вдруг… Утром он даже и не вспомнил, какой сегодня день. Да и, по чести, сказать, Вячеслав Семенович, уже давно перестал считать эту первую субботу октября за праздник. Это только первоклашки, еще не умеющие ненавидеть своих учителей, тащат в школу здоровенные букеты, а ему нечего и надеяться. Математику не любит никто.

Первый урок был у девятого «А», его девятого «А» — с начала прошлого года ему пришлось согласиться стать у них классным руководителем. Меж ними бывало всякое, однажды парни вымазали стул клеем, а-а… да что вспоминать!

Он все простил им. Разом. В тот момент, когда Аллочка Синицына, первая красавица (и стерва) класса неожиданно встретила его в дверях с огромным букетом роз. А все остальные «шалопаи», отмороженные, по-нынешней классификации, — все до единого, никто не опоздал, не «заболел», — встали и молча ждали пока он сядет. Раньше они никогда не делали ничего подобного.

Вячеслав Семенович проворчал: «Не думайте, что это спасет вас от контрольной!», изо всех сил стараясь сглотнуть подкравшийся к горлу предательский комок.

Он брел из школы домой привычным, сотни раз хоженым маршрутом и рассеяно улыбался. Наверное, теперь, когда никого нет рядом, можно себе признаться, что он любит их всех, этих хулиганов, непосед и двоечников. И ничего, старый хрыч, ты с этим не сделаешь!

Правда, прохожий? Ты, наверное, читаешь мои мысли, если умеешь так заговорщицки улыбаться…

Учитель обхватил руками Его ладонь, поднес к своим губам, потом что-то спросил, я не расслышал. Сын Человеческий кивнул, приглашающе указал рукой рядом с собой. Пожилой мазнул по нашей группе счастливым, светящимся от внутренней силы взглядом, и пошел рядом с Ним. Теперь вверх по улице они шли вдвоем.

— Что же, — «папа» Иммануил задумчиво потер лоб. — Похоже, Он нашел первого Ученика, а?

Лакушев криво усмехнулся, поправил:

— Апостола…

— Вроде того, Юрий, вроде того. Надеюсь, мы все знаем, сколько их будет? Ладно, прибавим шагу, они вот-вот свернут за угол!

У дальнего конца ограды притулилась маленькая тележка продавца «хот-догов». Мы часто бегали к нему — в запарке эксперимента как-то не получается поесть вовремя, а желудок склонен напоминать о себе в самый неподходящий момент.