Черный поток. Сборник

«Дабы стать малыми детьми», — говорилось в мифе. И дальше: «И по воскрешении они не будут вступать в брак и не будут иметь детей». Наше превращение из младенцев в детей было значительно ускорено по сравнению с естественным процессом, но наши тела не дорастали до половой зрелости. Мы, перерожденные херувимы, на всю жизнь оставались детьми, пока не умирали во второй раз. Такова была природа нашей новой плоти, дарованной нам Божественным разумом.

За пределами Идема, на остальной территории Земли, дети вырастали и превращались в нормальных женщин и мужчин. И все же именно мы, херувимы, несли знание простым смертным, находясь среди них в виде маленьких пришельцев, плодов галактики, вечных детей звезд. «Устами младенца…» Здесь, во внешнем мире, нас, херувимов, обожали, защищали, лелеяли.

Через неделю и мне предстояло отправиться во внешний мир. Так что для Сыновей это был последний шанс добраться до меня. Может быть, все это время Божественный разум наблюдал за мной, пытаясь разгадать мой план, и теперь решил, что пора меня приструнить. А может, и нет.

Но я забегаю вперед — вот бы так и с моими преследователями!

Но я забегаю далеко вперед.

Когда я вышла из пространства-Ка и стала младенцем, то оказалась в полном замешательстве. Я лежала слабая, неуклюжая и беспомощная на мягкой ткани в низкой стеклянной колыбели. Меня слепил яркий свет, со мной что-то делали машины.

Эти машины были совсем не такие, как у нас дома. У них было столько же мягких деталей, сколько и жестких. Более того, они действовали сами по себе, как живые существа.

Скоро я успокоилась. Об этом позаботилась одна из машин. Она выпустила на меня струю голубого дыма, и паника моя улеглась.

— Радуйся! — возгласил чей-то голос. — Ты нашла покой в лоне Идема, как и было обещано. Твой новый мозг запрограммирован на язык Панглос, на котором я говорю с тобой. Тебе придется потренироваться, чтобы хорошо владеть своим голосом. А сейчас, будь любезна, мигни три раза, если нужно сказать «да», и два раза, если «нет». Ты меня понимаешь?

Я мигнула три раза.

— Прекрасно. Теперь: ты хорошо помнишь, откуда ты?

Так вот что. Они не знали, кто я или откуда пришла!

Это был щекотливый момент — я имею в виду не трубки и всякие штуки, которые меня щекотали, и не странное ощущение в низу живота, что в меня что-то впрыскивают. Кто из вновь прибывших мог не помнить, откуда он? Вероятно, те, кто прибыл из такого мира, как мой. Интересно, как машины избавляются от нежелательных младенцев? С помощью ножей? Я чувствовала себя беспомощно бьющейся рыбой, которую вытащили на берег и собираются потрошить. Все же мне нужно было рискнуть; я нуждалась в информации. И я мигнула дважды, что означало «нет».

— Принято. — Это был новый голос. Более решительный, словно принадлежал разуму иного типа. — Весьма вероятно, что ты пришла из испорченного мира, в котором Сатана-Змей, предсказанный доисторическим мифом, запутал и полностью разложил мой народ, правильно?

Решив не перечить голосу, я мигнула: «да».

— Поскольку ты согласна с данным анализом, могу предположить, что жизнь, которую я создал, по-прежнему остается в целости и сохранности в твоем мире. Итак, ты стремишься победить Змея?

— Да, — солгала я. (А что, это относилось к половине моего мира. К его худшей половине.)

— Ты с островов?

— Нет.

— Ты с западного берега длинной реки, на одном конце которой дикий океан, а на другом — ущелье и пустыня?

— Да.

Я родилась не на западе, но, несомненно, могла сойти за западную…

— Идентифицировано: Мир тридцать семь.

От следующего вопроса я чуть не упала. (Если можно так выразиться о младенце, который лежит на спине!)

— Ближайший крупный город? — И голос начал быстро перечислять названия западных городов. Божественный разум знал о нашем мире больше, чем я предполагала. Конечно, это было понятно: он принимал вновь прибывших в течение столетий. К счастью, список начинался с севера. Это дало мне несколько секунд, чтобы выбрать какую-нибудь грязную дыру на юге (которую я бы знала).

— …Адамополис?

— …Домини?

— Помилуй Бог? Я мигнула «да».

— Принято. — И сразу другой голос начал объяснять мне все, что было необходимо знать. Это был голос моей Циклопедии.

Циклопедия! Опять я забегаю вперед!

Думаю, что здесь мне бы следовало кратко и быстро изложить положение вещей на Земле, чтобы я могла продолжать свой рассказ. (Льщу себе надеждой, что к концу

«Книги Реки» я уже научилась тому, что критики из Аджелобо называют «приемами повествования».)

Поэтому я позволю себе отвести пару страниц на то, чтобы кое-что объяснить и тебе, добрый читатель; а потом сразу перейдем к моей встрече с Йорпом Экзотическим и его компанией. А если ты думаешь, что я слишком кратко описываю все то, что тебе может понадобиться, когда ты попадешь в Идем после своей смерти, то поверь, что, когда я закончу всю эту мою трепотню, ты будешь знать все, что тебе нужно. И если тебя направят именно в Идем — что вовсе не обязательно, — ты прибудешь туда с такими знаниями по сравнению с другими херувимами, что лучше тебе будет их скрывать, иначе Божественный разум сможет кое-что заподозрить.

Мы, пришельцы, получали тела младенцев в одних из многочисленных детских яслей, разбросанных по всему Идему. Эти тела непрерывно производились в подземных резервуарах машинами Божественного разума, словно пироги в гигантской печке, в которые нужно положить начинку. Когда тела были готовы, они «жили» в состоянии «самоконсервации» в ожидании того, кто прибудет по психосвязи. После «активации» тела начинали быстро и жадно расти — такова была природа нашей новой плоти, — и к восьми неделям мы уже твердо держались на ножках, а через пару лет соответствовали детям восьми-девяти лет. В этом возрасте нам и предстояло остаться.

Мы все говорили на Панглосе, общепринятом языке Земли, изобретенном Божественным разумом еще задолго до того, как стартовал первый корабль с семенами нашего мира. Даже теперь наш язык мало чем отличается от Панглоса. Панглос — такой язык, который нелегко поддается изменениям, и наша современная речь почти не изменилась по сравнению с родным языком Экзотов.

(Экзоты… ну вот опять. Опережаю саму себя.)

Как только мы научились ходить, нас переместили из постоянно заполненных яслей в один из многочисленных минивиллей. Это такие миниатюрные города под куполом, построенные специально для детишек и представляющие собой копии разных древних городов Земли. (Настоящие города, обычного размера, были построены Божественным разумом на своих исконных местах и предназначались для обычных жителей Земли.) Лично я первый этап своего роста провела в Маленькой Италии, сначала а Классическом Риме, а потом в Риме Ренессанса. Все это время меня сопровождала моя персональная Циклопедия, передвижная машина-учительница и нянька, на которой можно было ездить верхом, когда уставали мои растущие ножки.

Потом было прощание с минивиллями и знакомство с Природой — дикой, но все же приятной и ухоженной. Теперь со мной не было Циклопедии. Вместо этого по всему Идему были расставлены станции оказания помощи, в которых можно было достать еду, получить информацию и все, что нужно, включая доставку по подземному туннелю в любую часть Идема. Специальные звери и птицы, которые на самом деле были машинами (и назывались Грации, Любезные Грации), следили за порядком на Земле и за нами.

Разгуливая на Природе, мы, юные пришельцы, должны были узнать запах и прикосновение Земли — и, о чудо (для меня)! прибывания и убывания в небе огромной Луны! Мы также должны были получше узнать друг друга, а заодно и самих себя, чтобы понять, какими мальчиками и девочками мы вырастем.

Наши тела создавались в резервуарах, как я уже говорила, биомашинами. Но все они были разными. Так, в нашей ясельной группе только у меня были миндалевидные глаза и прямые иссиня-черные волосы. (Хотя темным волосам никогда было не почтить другие части моего тела.) Кожа у меня была оттенка корицы, и я была склонна к полноте. С другой стороны, я была довольно высокой для ребенка, что компенсировало полноту. Хотя мне не суждено было стать женщиной, я была по крайней мере женского пола.