Вейская империя (Том 1-5)

Ванвейлен, однако, заявил в ратуше:

- Я не убежден, что Марбод Ятун виновен в нападении на мой корабль и в суд на него не подам.

"Разумный человек, - подумал выслушавший его судья. - Боится связываться с Ятунами".

- Разумеется, - кивнул он и вручил ему повестку свидетеля.

- Разве, - удивился Ванвейлен, - у вас возбуждают иск, если истец не в обиде?

Он очень твердо усвоил на предыдущем суде, что, если истец или его род не подают жалобу на ответчика, то и суду не бывать.

Судья улыбнулся горделиво.

- Преступление совершено на городской территории. Это в королевском суде не понимают, что преступник наносит ущерб не одному человеку, а общему благу. Не хотите быть истцом - так будет истцом общее благо.

- Так, - сказал Ванвейлен. - Я правильно понял: если человека убивают в черте города, его судят присяжные, а если за чертой - то судят божьим судом. Если убивают в будни - наказание одно, в праздники другое; если убивают, скажем, свободнорожденную женщину, то платят сто золотых, а убивают вольноотпущенницу - пять золотых?

- Пять золотых, - возразил судья, - это за старуху или девочку. А если вольноотпущенница может рожать - то пятнадцать золотых.

- О, Господи, - сказал Ванвейлен и вышел.

Судья посмотрел ему вслед. Купец - а рассуждает, как чиновник империи...

Судебное разбирательство началось в четыре часа пополудни.

Ламасса по праву гордилась своим судом. Городской суд соблюдал древние законы рационального судоговорения. Никаких божьих судов, никаких ордалий, поединков, каленого железа и прочего. Судья, обвинитель, адвокат - и присяжные.

Правда, кого только в королевстве не именовали присяжными! В королевских судах присяжными, точнее, соприсяжниками, назывались те десять, а то и семьдесят человек, которые вместе с подсудимым клялись в его невиновности и, в случае ложности клятвы, делили с ним небесную кару.

В мирских судах присяжными назывались очевидцы происшествия, и число их колебалось в зависимости от характера преступления. Если преступление было тайное, как, например, убийство, то могло не найтись ни одного присяжного, а если явное, как, например, порча или колдовство, - так вся округа ходила в присяжных.

В соседнем городе Кадуме присяжными были три тысячи голодранцев, получавших за судейство три гроша в день. Дополнительные деньги присяжные получали в случае конфискации имущества подсудимого, и недаром говорили, что в городе Кадуме перед судом опаснее было быть богатым, чем виновным.

А в городе Ламассе присяжные, от десяти до двадцати человек, выбирались из числа самостоятельных и ответственных граждан, слушали адвоката, слушали обвинителя и выносили приговор, руководствуясь совестью, законами и прецедентами.

Город гордился, что правосудие в нем было не только способом пополнения казны, и что убийца отвечал за преступление против общего блага, а не уплачивал убыток, нанесенный ответчику.

Город называл свои законы законами Золотого Государя. Это было некоторым преувеличением. Большая часть дел, связанных с убийством, воровством, грабежом и прочим, давно судились по прецедентам. Ну, а если прецедентов не было - справлялись с Золотым Уложением.

Старший брат Кукушонка, Киссур Ятун, слушал назначенного городом защитника. Он был бледен от ярости: только что на городских улицах его челядь оборонялась щитами - добро бы от стрел - от тухлых яиц.

- Главное, - говорил молодой и близорукий крючкотвор, - доказать, что ваш брат не несет юридической ответственности за дневное побоище. Дружинники учинили вышеуказанное побоище после священного перемирия. Если Марбод за него ответственен - то ответственен и весь род. Если ответственен весь род - вы опять вне закона.

Киссур закусил губу. Судейский глухарь нес чепуху. Дружинники уступили Марбоду и свою волю, и свою жизнь, и свои подвиги. Как это не по воле Марбода они убивали?

В королевскими суде никто бы не сказал подобной глупости. Король за сегодняшнее кровопролитие мог бы объявить весь род вне закона, и без сомнения, сделал бы это.

И поэтому Киссур Ятун дал согласие: судиться городским судом по законам Золотого Государя.

В зале суда собрались самые уважаемые граждане.

Общественный обвинитель Ойвен сказал:

- Я обвиняю Марбода Ятуна от имени общего блага. Я обвиняю его в том, что он хотел убить гражданина Ламассы Сайласа Бредшо и с этой целью проник на принадлежащий тому морской корабль. Обнаружив, что на корабле никого нет, он решил убить не человека, а корабль - проступок, естественный для тех, кто с равной радостью истребляет жизни людей и их имущество. Когда его пытались задержать, он убил молодого кожевника Худду, и после Худды остались двое сирот и молодая вдова. Из-за Марбода Ятуна сгорела кумирня Светозарного Чиша, нанеся ущерб городской казне. А дружинники Марбода Ятуна стали убивать во время священного перемирия - такого не было вот уже пятьдесят три года!

Адвокат закричал:

- Заявляю протест! По законам города и Золотого Государя нельзя обвинить человека в действиях, совершенных другими людьми без его ведома и распоряжения.

- Протест принят, - сказал судья.

Обвинитель Ойвен поклонился адвокату.

- Итак, - продолжал он, - ответчики согласны, что в этом деле присяжные должны руководствоваться Законами Золотого Государя?

- Несомненно, - подтвердил адвокат.

Согласие знатного рода подчиниться городским законам польстило присяжным. Они заулыбались. "Оправдают покойника", - зашептались в зале. Адвокат, видя их благодушие, решительно заявил:

- Граждане присяжные! Двое человек, по словам свидетелей, бросились в воду с корабля. Как же получилось, что настичь и убить при этом смогли лишь одного? И кого? Лучшего воина в королевстве, Марбода Ятуна! Никто не может доказать, что Ятун был на корабле, а всякое сомнение в истинности обвинения надлежит трактовать в пользу подсудимого.

Тогда обвинитель Ойвен, многозначительно улыбаясь, подал знак. Писец внес и поставил на стол заседателей железную укладку. Обвинитель, скрипнув ключом, достал из укладки спутанный светящийся клубок и торжествующе поднял его.