Начало тьмы (СИ)

— Но ты ведь любишь своего дядю? — совершенно нейтральным тоном произнес он между тем. Девушка подозрительно покосилась, но руку не вырвала:

— Да… Хотя, конечно, он не прав — с тобой… Но он вообще-то хороший.

— Кстати, ты ведь его, кажется, видела недавно, — еще более равнодушным тоном изрек Отари, изо всех сил притворяясь, что это ему неинтересно. Напрасно — ехидный демон вновь ожил в Инар:

— С чего это ты заинтересовался? Хитришь?

Отари поднял на нее глаза, но не успел ничего сказать — Инар не дала:

— Вот-вот, хитрые глаза! — вскричала она. — Ты всегда отводишь глаза, когда врешь — ну-ка, признавайся!

Он пожал плечами, виновато улыбнулся:

— Да ничего особенного… Действительно, к чему эти хитрости — привык, знаешь…

— Знаю-знаю! Но на станции ничего интересного не происходит — я говорила с дядей, если тебе интересно.

— Почему ты решила, что ничего не происходит? — поинтересовался Отари, продолжая рассеянно перебирать ее пальцы.

— Я ведь знаю дядю Эша, — уверенно заявила девушка, — если бы он был чем-то взволнован, я бы сразу заметила…

— Он может быть взволнован? — не на шутку удивился координатор. Инар отняла у него руку, сказала язвительно:

— Конечно, не все имеют столько чувств, как некоторые!

— Некоторые? Это кто? — скроил Ило невинную физиономию. Инар фыркнула:

— Ты! Кто же еще? Ну, ладно… — и, внезапно посерьезнев, отвернулась к пульту, всем своим видом давая понять, что разговор закончен. Что ж, он узнал, что хотел — и, оглянувшись еще раз, не спеша побрел в свое уже обжитое убежище. В экспедиции все в порядке. Ни ПУВ, ни беглый координатор не нарушают более спокойствия, и работа идет своим чередом… Зевнув, Отари ощутил, как же он устал. Войдя в свою каморку, скинул ботинки и рухнул на койку даже не потрудившись раздеться. Он испытывал облегчение — Эш Бронтом, как его ни ругай, а все же высококлассный специалист, и уж конечно он подумал о последствиях увеличения концентрации ПУВ. Уж кому, как не ему, знать все свойства подопытного вещества. Да и случай на «Бронзовой» — энергомеханик и Крин наверняка передали все, что видели. Можно сказать, что он, Отари Ило, внес свою лепту в работу экспедиции. Невесело усмехнувшись, он повернулся набок и поудобнее подоткнул подушку. Сон пришел сразу, сморив ласковым прикосновением… Тревога утихла на этот раз — почти. Он спал спокойно — спал, не подозревая, что этот период его жизни уже завершен бесповоротно.

Глава 27

Сквозь невразумительное бормотание прорезался чей-то смутно знакомый голос, скрипучий, как простуженный дискант попугая: «Я-а… прышел к… оннужен… н…» Бормотание усилилось. Отари заворочался, просыпаясь. Голоса доносились из-за двери: «Нуж-жен, да! Мы все посл…» Непонимающе похлопав глазами, координатор приподнялся. Теперь он уловил голос Инар: «Он спит! Спит, понимаешь! И ничего — потом зайдешь… Кому говорю!» Скрипучий голос издал обиженный вопль — Отари поморщился. Что делает Уном на станции? «А имеет он право отдохнуть?» — донесся из-за двери риторический вопрос.

«Имеет… Как же!» — подумал Ило и опустил босые ноги на прохладный пластик пола. На часах, прилепленных к стене, около пяти — по местным меркам, уже вечер. «Мало ли что Жюль говорил — а сам-то еле-еле живой!..» Картина прояснялась. Прошлепав к выходу босыми ногами, Ило осторожно повернул ручку — дверь распахнулась, и на него с писком упала Инар. Перед ней, ошеломленно мигая, стоял Уном. Отари сразу взял быка за рога:

— Жюль тебя прислал?

Не дав ответить плонийцу, Инар обиженно выдохнула где-то в районе подбородка:

— Я старалась, старалась — а все равно разбудил… Вот идол! Стоит и моргает…

Отари хотел добавить, что старались они с «идолом» на пару, но передумал. Вместо этого он покрепче прижал к себе гибкую, как стальной прутик, девушку — она умолкла, блаженно вздохнув. Уном вроде как пришел в себя:

— Жюль… прийти… Я — мы! Прийти…

— В деревню? — Отари машинально сдул от лица мешающие прядки золотистых волос и вновь посмотрел на плонийца. Что-то в нем было не так.

— Д… да… Деревня… Ее не… Пора! — Уном мелко подергивался, с видимым усилием выталкивая из себя тягучие слова. Отари вдруг понял — плониец нарочно растягивает слова, чтобы быть понятым. Но это ему плохо удавалось. Смысл дробился — слово заменяло фразу… Отари сморгнул, погасив свой слишком пристальный взгляд:

— Надо идти, — сообщил он своему подбородку.

— Ох уж этот Жюль! — буркнула Инар, строптиво выбираясь из его объятий. — Разбудил в такую рань…

— Что он сказал? — поинтересовался Ило, стоя натягивая ботинки.

— Ах… — девушка махнула рукой. — Разве поймешь… Что-то там с его деревней. Пожар, что ли?

Дрожь, сотрясавшая Унома, казалось, достигла апогея. Инар испуганно покосилась на него:

— Он не заболел?

— Нет, — кратко ответил координатор. Поняв, что он спешит, Инар бросила дуться и озабоченно заглянула в глаза:

— Ты надолго?

Ило молча пожал плечами. Нервный озноб словно передался ему от плонийца. А какое-то шестое чувство подсказывало, что безмятежное существование кончилось.

…Деревня была такой же — по крайней мере, издали. Запыхавшемуся координатору было не до разглядывания. Нынче он одолел путь в рекордный срок — не сколько из-за беспокойства о Жюле, сколько из-за бесплодных попыток догнать Унома. «Там!» — взвизгнула пила, вгрызаясь в керамит — Отари непроизвольно дернулся. Общее ускорение сыграло злую шутку с голосом плонийца — так визжать могла бы девчоночья половина целого детского сада. «Зато, наверное, мой голос кажется ему рычанием…»

Выйдя на равнину, они в одну минуту достигли строений деревни. Отари окунулся в знакомый зеленый сумрак и вспомнил свое обещание не возвращаться. Усмехнувшись, продолжил путь, то и дело встряхивая головой — в заложенных, как при насморке, ушах словно звенели сотни колокольчиков. Навстречу то и дело попадались жители, волокущие связки прутьев и какую-то кладь; некоторые несли горшки со светящейся «забродкой». Уном вплотную прижался к землянину, видимо, опасаясь, что тот потеряется в этом хаосе. В первый раз он прикоснулся к нему рукой — Отари поразило, какая она горячая… Он чуть было не вырвал кисть из цепких пальцев, но тут же устыдился и послушно пошел следом — провожатый, наверное, и не заметил мгновенного порыва. А скорее всего терпеливо переждал его…

Внезапно посветлело — задрав голову, Отари разглядел зияющие проемы в крышах всех уровней. На них кишмя кишели туземцы, что-то делая… Приглядевшись, он понял — расплетают ветви и сучья. Словно распускают огромный свитер… Осмыслить этого он не успел — в глаза ударило солнце, и они оказались на центральной площади. Эпицентр суматохи, вне всяких сомнений, находился здесь. Площадь буквально кипела народом — координатора взяла оторопь. Звон в ушах усилился, став почти непереносимым — морщась, он беспрестанно тряс головой, пытаясь от него отделаться.

Уном остановился и начал вертеть головой — Отари тоже огляделся. В центре площади возвышался довольно солидный ворох веток и сучьев — подбегавшие туземцы подваливали к ней все новые. Эта куча хворосту живо напомнила координатору его первое знакомство с плонийцами… Основное кипение наблюдалось как раз вокруг этого объекта — остальное население просто беспорядочно сновало туда-сюда, мешая работающим и Уному. Наконец, будто уверившись в чем-то, он сильно дернул человека за руку, и, несколько раз беззвучно открыв рот, указал куда-то за кучу. Тут и Отари заметил Жюля Кутюрфа — тот стоял с независимым видом, словно говоря сам себе: «Ну и пусть я в дурацком положении — и в этом положении нужно сохранять достоинство». Среди муравьиной суеты высокая фигура этнографа казалось воплощением спокойствия. Обрадованный Отари бросился к нему, несмотря на молчаливый протест Унома, цеплявшегося за комбинезон. Получив, в подтверждении его опасений, несколько болезненных тычков и потирая ушибленные места, он все же пробрался к месту «стоянки».