«Защита 240» (с илл.)

Напрашивалась мысль — нет ли связи между Браунвальдом и Порто-Санто? К чему готовились в Браунвальде — было ясно. К чему же готовятся там, где в двадцати семи пунктах наблюдались явления, очень схожие с браунвальдскими?

Во что же выльются эти события? Этот вопрос не мог не интересовать советских ученых.

К назначенному часу в обширной приемной Сибирцева начали собираться участники совещания. Егоров вошел в приемную, стараясь быть незамеченным. Он был взволнован и бледен настолько, что его рыжеватые веснушки выступали на лице особенно четко.

— Что, Петр Аниканович, волнуетесь? — спросил его Титов.

— Я? — Егоров привычным жестом поправил очки. — Я не волнуюсь. Собственно, почему я должен волноваться?

— Вы же сегодня основной докладчик.

— Ах, это…

— А вас беспокоит другое? — Титов пристально посмотрел на маленького Егорова, одетого в хороший, но мешковатый костюм. Тот отвел глаза и растерянно переспросил:

— Я не понимаю, что другое?

— Свидание в библиотеке.

— Какое свидание? — в этом вопросе было больше испуга, чем недоумения, которое хотел разыграть Егоров. Титов взял его под руку и отвел в дальний угол приемной.

— Петр Аниканович, совещание обещает быть ответственным, и я хочу немного успокоить вас. Ведь я понимаю, тревожит вас эта история с листочком сплава.

— Иван Алексеевич, так вы знаете?

— Успокойтесь, мой друг, — мягко улыбнулся Титов, — я все знаю.

— Мне сказали, что даже с вами нельзя…

— Правильно. До поры до времени вы ни с кем не должны были говорить об этом, а теперь…

— Значит, вы знали, что я должен был пойти на это свидание?

— Знал. Капитан Бобров, советовался со мной, прежде чем поручить это дело вам.

— Я так хотел поговорить с вами! Хорошо, что теперь уже можно. Вы не представляете, сколько я пережил в эти дни. Я даже переставал верить капитану Боброву, а посоветоваться ни с кем нельзя. У меня закрадывалось сомнение: а вдруг и Бобров… Подумайте, секретнейший сплав отдать в руки явного врага! Иван Алексеевич, как я рад, что…

— Давайте сядем, Петр Аниканович. Я расскажу вам кое о чем.

Титов и Егоров присели на диван, в стороне от собравшихся. Титов закурил папиросу и только после того, как затянулся несколько раз, заговорил:

— Прошлым летом, как вы знаете, я был в Петровском. Вместе с Бобровым. Он занимался расследованием этой истории с Никитиным. О ней вы все знаете. Так вот, помню, в один воскресный день сотрудники филиала отправились на рыбалку. Меня снедало нетерпение поскорее распутать всю эту загадочную историю, а капитан преспокойно целый день ловил рыбку. Откровенно говоря, меня злило это. Казалось, нельзя терять ни минуты, а тут этакое нудное времяпрепровождение. Да, рыболов он заядлый, но оказалось, что рыбалка-то ему и помогла. Понял я это только недавно. Теперь он встречает меня и не без ехидства спрашивает: «Что, клюнуло?»

— Иван Алексеевич, — Егоров глянул в добродушно-хитроватое лицо Титова, — да не томите же. Расскажите, наконец, в чем дело.

— А вы разве до сих пор не поняли?

Егоров усиленно замигал близорукими глазами, быстро поправил очки и пожал плечами.

— Ничего не понял.

— Не поняли! А сами, простите, послужили удочкой. Рыболов-то наш мудрым оказался. Когда вы сообщили ему, что вами как сотрудником, занимающимся «загадкой Браунвальда», заинтересовалась подозрительная личность, он решил через вас пустить приманку — листочек сплава. На приманку клюнули. Листочек пошел по цепочке, и вся цепочка начала излучать. Шпионы стали мечеными, наши приборы помогли их выловить. Выяснилось, что работали они… — лицо Титова стало строгим, — работали на Эверса. Теперь отлегло?

Егоров удовлетворенно кивнул, заулыбался, но тут же стал серьезен.

— А ведь «рыбалка», задуманная капитаном, была рискованной.

— Почему?

— А вдруг листочек сплава каким-нибудь образом ускользнул бы и попал туда… к Эверсу?

— Это было исключено. Листочек, который вам вручил капитан Бобров, радиоактивен, интенсивно излучает, но это, конечно, не секретный сплав БФВ.

Егоров жадно выспрашивал у Титова все подробности, о которых тот только знал, оживился, повеселел. Вскоре к ним присоединился капитан Ливенцов, тоже приглашенный на совещание. Капитан рассказал о своем посещении клиники, где были его моряки, показал составленные им к выступлению заметки.

Пришел профессор Сибирцев и пригласил собравшихся в кабинет. Резниченко отсутствовал. Директор института был даже доволен — не внесет сумбура в серьезное обсуждение, не будет разглагольствовать о своем проекте защиты.

Директору института в свое время нравилась пылкость молодого ученого, упорно отстаивающего свою идею проекта защиты от электромагнитной агрессии. Казалась привлекательной и смелость выбора своего, самобытного пути, правда, до последнего времени сберегаемого им в глубочайшей тайне. Только потом, когда проект рассмотрела правительственная комиссия, Сибирцеву стало ясно, что Резниченко выбрал легкий путь. Защитные каски! Нелепо. Если уж начнется борьба в эфире, если страна подвергнется электромагнитному вторжению, то способы борьбы должны быть другими активными и мощными. В начале своих исследований академик Зорин предложил систему глушителей, которые могли сбить работу излучателей противника. Это предложение легло в основу «Защиты 240». Само собой разумеется, что тема эта была совершенно секретной, Резниченко своим проектом занимался «любительски», не мог, да и, кажется, не хотел знать о том, что уже сделано в этой области. Теперь, когда возникло опасение, не затевается ли действительно какая-нибудь авантюра, Резниченко начал «козырять».

— Мы попросим вас, Петр Аниканович, — открыв совещание, обратился Сибирцев к Егорову, — сделать сообщение о собранном вами материале.

Егоров встал за кафедру, справа от которой почти во всю стену обширного директорского кабинета висела карта. Коротко, но очень обстоятельно доложил о собранных им материалах. Он начал с Браунвальда и закончил Порто-Санто — одним из двадцати семи пунктов. Случай с моторной лодкой проливал свет на многое. Теперь уже можно было точно охарактеризовать качество лучей, применявшихся и в Браунвальде и в Порто-Санто.

После Егорова выступил капитан Ливенцов.

Собравшиеся с напряженным вниманием выслушали оба сообщения и приступили к вопросам.

В самый разгар совещания вошел Резниченко.

— Федор Федорович, я прошу извинить меня за опоздание. Мне пришлось задержаться. Получен чрезвычайно интересный материал. — Резниченко волновался, говорил отрывисто, поглядывая то на Сибирцева, то на товарищей, которые сидели за длинным столом, накрытым зеленым сукном. Смотрите, — показал он несколько листков бумаги, — смотрите! Это то, чего я боялся, что я предвидел, что подтверждает мои опасения. Это должно заставить и вас, Федор Федорович, задуматься и поддержать мой проект защиты. Я знаю, вы тоже являетесь его крайним противником, и вы…

— Сергей Александрович, — лицо профессора постепенно наливалось кровью. — Вы как будто слишком взволнованны. Не кажется ли вам, что сейчас не время…

— Нет, именно сейчас время! Это то, — продолжал Резниченко потрясать бумагами, — что подтверждает мою правоту. Смотрите, вот текст выступления в Юнайтед Холл американского астронома профессора Джемса Кларка. Читайте!

11. КОСМИЧЕСКАЯ КАТАСТРОФА

Сплин, одолевший Диринга во Флориде, слетел с него, как только он окунулся в деловую жизнь Нью-Йорка. Диринг поселился в отеле «Ритц Карльтон», здесь же он вел и все свои дела: его участие в организации «Новой бериллиевой» должно было оставаться тайной, поэтому ему нельзя было появляться в южной части Манхэттена. Официально существовало предприятие по выпуску тонкого листового проката из специального сплава. Назначение проката и рецепт сплава составляли секрет фирмы. Через подставных лиц было проведено вложение основного капитала, и никто из немногочисленных сотрудников фирмы (даже управляющий) не знал, кто является ее подлинным хозяином. О связи Диринга с «Новой бериллиевой» было известно лишь одному человеку, который располагал доверием Диринга и оформлял все необходимое на бирже. В сумрачном ущелье небоскребов, именуемом Уолл-стрит, по соседству с банкирской конторой «Дж.Пирпойнт Морган энд компани» возвышалось громадное здание фондовой биржи. Поседевший на маклерских операциях Метью Гойлет был здесь своим человеком.