Червь на осеннем ветру

«Даже теперь вряд ли что-то изменилось», — подумал Грэм. Однако воспоминания не на шутку его растревожили. Приступов амнезии больше не было, но слишком уж послушно, как по заказу, память воспроизводила нужные кадры. Но больше всего Грэма беспокоило то, что это были не обыкновенные воспоминания. Время словно бы возвращалось вспять, и Грэм заново и слишком отчетливо переживал тот миг, о котором подумалось, — во всех мельчайших подробностях: с ароматами, звуками, зрительными образами и даже тактильными ощущениями… Как много странностей за один день!

Он поморщился, склонил голову и наткнулся взглядом на недоеденную галету. Аппетита не было, поэтому он просто выбросил галетку в ручей, и плывшие по течению рыбешки тут же устремились к еде.

Грэм встал и принялся собирать ранец. Дебора все еще грелась на солнышке. Казалось, она дремлет, но на самом деле ни одно движение друга не ускользало от ее внимания.

— Грэм, ну, может, еще чуток отдохнем? — умоляюще протянула пантера.

— Нет, нам пора, — сказал Грэм, закидывая ранец на спину. — У нас слишком мало времени.

Он боялся признаться даже самому себе, но вовсе не загадочные огоньки внушали ему опасения. Во время выполнения миссий он влипал и не в такие передряги. Возможно, лучшим было остаться дома и подождать, как будут развиваться дальнейшие события. Логика и опыт подсказывали, что именно так он и должен был поступить. Настоящий ужас пробуждал в нем тот бардак, воцарившийся в его сознании. Он пытался убедить себя в том, что странные срывы памяти устроили огоньки, но что-то внутри подсказывало: «Все дело в тебе самом, внешние обстоятельства тут ни при чем».

Он где-то читал, что, когда человек сходит с ума, он не отдает себе в этом отчета. «Развинтившееся» сознание объясняет симптомы болезни исключительно внешними обстоятельствами. Конечно, в отличие от сумасшедшего он отдавал себе отчет в том, что с его сознанием что-то происходит, да только что с того?

Склон постепенно становился более пологим. Время от времени в лесу встречались поляны, с которых хорошо просматривалась равнина. Направление Грэм выбрал правильное, так что спускались они как раз к берегу реки. Лес закончился на краю широкой полосы песчаных наносов. Кое-где из песка торчали оголенные весенним половодьем корни деревьев.

Сбросив ношу на песок, Грэм извлек прикрепленный к ранцу миниатюрный виброрезак. Критически оглядел его — пожалуй, не самое лучшее орудие для валки леса. Ну ничего, на этот случай он припас кое-что другое.

Несколько минут спустя ствол выбранного Грэмом дерева захлестнула тонкая металлическая нить, связанная с вибратором и дополнительной ручкой. Надавив красную кнопку, Грэм почувствовал мелкую, едва уловимую вибрацию зажатого в руке приспособления и медленно потянул на себя нить. Она вошла в ствол как нож в масло и вышла наружу с другой стороны. Дерево осталось на прежнем месте, но, стоило Грэму с Деборой упереться в ствол, крона заволновалась и великан стал медленно крениться.

Вскоре с десяток мощных деревьев уже лежало, подмяв под себя подлесок. Переключив резак в другой режим, Грэм принялся освобождать стволы от веток. Наконец вместе с Деборой они откатили готовые бревна к воде и приступили к сооружению плота. Пантера оказалась незаменимой помощницей: улегшись поперек бревен, она впивалась в них когтями и плотно притягивала друг к другу, пока Грэм обматывал их тонким синтетическим фалом.

К четырем часам плот был готов — шесть метров на четыре, посередине большой шалаш и очаг из обмазанных глиной камней. С большим трудом они столкнули свое творение на воду и прыгнули на влажные, терпко пахнущие смолой бревна. Широко расставив ноги, Грэм уперся длинным шестом в дно и вывел плот на середину реки. Поначалу едва заметно, а затем все быстрее и быстрее течение понесло их самопальный «ковчег» к цели. Отныне руководство дальнейшим путешествием брала на себя река. Грэм положил шест и только теперь обнаружил, что вымок до нитки. Он разделся и распластал одежду на стенках шалаша, после чего с чувством выполненного долга извлек из ранца складной спиннинг.

Дебора улеглась рядом и принялась вылизывать мокрую шерстку, однако не забывая поглядывать на красный поплавок, волочившийся за плотом. Но рыба отказывалась клевать. Разморенный Грэм сидел на краю плота, свесив ноги в прохладную воду. К нему наконец вернулось почти забытое за день ощущение покоя. Думать о неприятностях не хотелось. Река поможет.

И вдруг леска вздрогнула и натянулась. В двух метрах за кормой дернулся и скрылся под водой поплавок. Охваченный азартом заправского рыболова, Грэм тут же подсек. Рыбина попалась крупная. Рыба отчаянно боролась за жизнь, но постепенно слабела, и Грэм стал подтягивать ее к поверхности. Крупное серебристое тело мелькнуло рядом с плотом, скрылось, снова показалось. Припав животом к бревнам, Дебора подползла к самому краю плота, и, когда в воде снова блеснула спина рыбы, пантера стремительно выбросила вперед черную лапу. Сигарообразное тело рыбины шлепнулось на бревна.

Через некоторое время в импровизированном очаге уже полыхало буйное пламя. Грэм ворошил сучья, чтобы они поскорее превращались в угли, Дебора лапой придерживала все еще трепыхающуюся добычу.

Наконец огонь погас и в очаге остался лишь толстый слой угольев, подернутых легким серым пеплом. Грэм выпотрошил рыбу и зарыл ее в жар. Отряхнув руки, он ощупал разложенную на шалаше одежду. Все уже высохло. Облачившись, Грэм вернулся к очагу.

Наступил тот предшествующий вечеру час, когда все в природе затихает. Река словно застыла в своем безмолвном движении, красные, как осенние листья, блики легли на воду. Ничто не шевельнется в степях по обе стороны реки. На горизонте солнце окуналось в медно-желтые перины облаков. Даже соблазнительный аромат, струящийся от очага, казалось, неподвижно повис в воздухе. Легкий ветерок, вечный спутник реки, прервал свое незримое движение и замер. Опустившаяся на мир благодать вытравила из Грэма все желания, кроме одного — вечно плыть вот так, в кротости и безмолвии.

Но прежде чем окончательно потонула в облаках багровая горбушка солнца, миг тишины истек, и наступила первая секунда вечера. Последний мутноватый луч, будто прощаясь, прорвался сквозь крошечное оконце в завесе облаков и — погас. В ту же секунду отяжелели тени на берегах, и все крутом накрыла синева, вдалеке зашуршала тронутая легким ветром трава, едва слышно отозвался плеск воды.

Медленно текло время, и медленно проплывали мимо однообразные берега. Рыба испеклась. Они с аппетитом поглощали ее горячей, вместе с прилипшей кое-где золой. Насытившись, они молча улеглись под темнеющим небом, отдаваясь пленительной власти ленивого вечера. Последние красные отблески заката растворялись на западе.

— Будет гроза, — зевнув, промурлыкала Дебора.

— Ага, — согласился Грэм. — Надо бы покрыть шалаш.

Пантера утвердительно рыкнула, но никто из них даже и не подумал вставать. Они еще долго вот так лежали на теплых бревнах, слушая музыку тихого вечера. И, лишь когда тьма сгустилась над ними, они наконец заставили себя подняться и растянуть над шалашом полотнище из водоотталкивающей синтетики.

Заметив на берегу небольшую рощицу, они решили сделать остановку, чтобы пополнить запас хвороста для догоравшего костра; в полной темноте человек и пантера натаскали на плот охапки ломких сучьев и снова двинулись в путь по течению.

Ночная мгла со всех сторон обхватила светлый круг, растекшийся вокруг очага. Лишь повернувшись к нему спиной, можно было различить крупные звезды, сверкающей крупой рассыпавшиеся по небу. С берега долетали тревожные голоса ночных птиц.

Подойдя к краю плота, Дебора всматривалась во тьму. Казалось, она внимательно вслушивалась в какие-то только ей доступные звуки загадочной жизни ночи. Наконец, стряхнув оцепенение, пантера вернулась к очагу и устроилась у ног Грэма.

— Что-нибудь не так? — вяло спросил он.

— Все нормально, — не открывая глаз, пробормотала Дебора. — Вы, люди, давно утратили инстинкт, наследственную память… Вам не понять таинство ночи, не увидеть духов, что бродят во мраке. В отличие от тебя, Грэм, я ближе к природе, ко многим ее тайнам… Твои предки, должно быть, вот так же вглядывались в темноту и жались поближе к огню, сами не ведая, почему они так поступают. А ты, человек техногенной цивилизации, безмятежно лежишь, не ощущая страха…