Корректировка1.1 (СИ)

- Да, жарища! - согласилась Женя, - С конца мая ни одного дождика.

Я хмыкнул. Знала бы она, что великая засуха, поразившая в семьдесят втором европейскую часть СССР, только начинается.

- Ну-ка, примерь, - потребовала девушка, - Да не стесняйся, стеснительный какой, выйду я.

И действительно вышла.

Скинув злосчастные трикотаны и стянув через голову влажную от пота майку, я быстренько облачился в принесенное. Действительно оказалось впору. Но что это была за одежка. Светло-коричневые брюки в обтяг на бедрах, расклешенные от колен сантиметров на тридцать, внизу заботливо обшитые молниями, чтоб не обшаркивались об асфальт. И приталенная рубашка с огромным отложным воротником, вытачками на спине и узором из оранжевых огурцов.

Блядь, клоун и клоун! Первым желанием было вежливо отказаться, но затем я взял себя в руки. Ведь и вправду такое носили в семьдесят лохматых годах. С запада мода пришла, а наши умельцы ушивали и перешивали неказистый советский ширпотреб.

Я вышел из кухни и наткнулся на восхищенный Женькин взгляд.

- Класс! - она показала большой палец. - Андрюха еще и расстегивался чуть ли не до пупа, типа, так девчонкам больше нравится.

Глянув в зеркало, я обнаружил, две вещи: что прикидом своим напоминаю волка из "Ну погоди", и что на ноги тоже что-то надо одеть, не идти же в сланцах. Подняв глаза, я понял, что Женька следит за моим взглядом.

- И туфли тоже краской испачкал? - тон ее голоса при этом был немножко издевательский.

Андрюхины парадные туфли имели апельсиновый оттенок, толстую подошву и высокий каблук. Такие, мы в свое время называли копытами.

- Женюш... мне уже стыдно просить... но, не заняла бы ты мне...

- Что, и деньги краской испачкались? - лукаво улыбнулась девушка. Похоже, насчет ее наивности я несколько заблуждался.

После некоторого ожидания мне был вручен рубль. Настоящий советский рубль. "Рваный" как мы его тогда называли.

- Женечка - солнышко, ты прелесть! С меня презент!

- Не выдумывай, - покачала она головой, - ничего не надо!

Но взгляд ее при этом говорил: дурак будешь если поверишь.

Хотел было чмокнуть ее в гладкую щечку, но девушка ловко уклонилась, погрозив пальчиком.

Уже на пороге я вспомнил.

- Жень, а чей это кот, такой здоровый рыжий. В окно сегодня ко мне забрался.

- Кот? - она задумалась. - Рыжий? Нет у нас такого. У тети Марины с первого этажа есть кошка сиамская... злая такая. А кота нету. Может с соседних домов забрел.

На том и расстались.

* * *

И вот я на улице. На часах, которые я подвел по Женькиным ходикам, около двух. Я одет как попугай, в кармане у меня рупь, а в голове отсутствие четкого плана. Значит, буду действовать, как обычно, по наитию.

Наитие привело меня на автобусную остановку.

Зачем спрашивается?

И тут я понял зачем.

В школе у меня был закадычный друг Генка Скворцов. Мы знали друг друга с самого детского сада, правда, ходили в разные группы. А в школе попали в один класс и так и просидели за одной партой до восьмого, пока я не свалил в Новосибирск. Сперва переписывались, но потом, как часто бывает, наши контакты прервались и больше я его в той жизни не видел. А почему бы не повидать в этой?

Проблема была в том, что я не только Генкин телефон забыл, но даже где он жил, помнил весьма смутно. А чего вы хотите, пятьдесят лет как-никак прошло. В отличие от внешности, память реципиента ко мне не вернулась. Видимо, как это не обидно признать, я являюсь дубликатом того самого двадцати однолетнего настоящего меня, студента только что закончившего четвертый курс универа.

Хотя, если рассудить, чего тут обидного? Мне, старому пердуну, дана возможность снова стать молодым. Пусть неизвестно на какой срок, пусть даже на один день, но этим надо воспользоваться сполна и всласть покуролесить!

Жара набрала силу. Над раскаленным асфальтом, на котором казалось можно жарить яичницу, колыхался воздух.

На лавочке под бетонным навесом в ожидании автобуса прятались от солнца пара бабушек с кошелками, и патлатый подросток с сигареткой, да в телефонной будке трепалась по телефону пергидрольная девица неопределенного возраста. Других желающих тащиться куда-то жару в душном чреве автобуса, не наблюдалось.

А поеду-ка я в Центральный район, где жил Генка, похожу по знакомым местам, глядишь и вспомню.

От нашей окраины до центра, на автобусе минут пятнадцать. На легковушке можно и за пять домчаться, но автобус, словно следуя поговорке: "кто понял жизнь, тот не спешит" тарахтит себе потихоньку, тормозя на каждой остановке, коих натыкано чуть ли не через каждые триста метров.

Однако, пора разменять свой рубль. На кондукторах уже тогда начали экономить, и дать мне сдачу будет некому.

Возле остановки расположились киоск "Союзпечати" и желтая бочка с квасом. Купить ли мне газету или выпить квасу? А, пожалуй, и то и то.

От киоска Союзпечати пахло типографской краской. Витрина пестрела обложками журналов, конвертами пластинок-миньонов, открытками с физиономиями артистов, школьными тетрадками и прочей канцелярской хренью. Киоскерша читала журнал "Огонек".

При взгляде на первые полосы давно забытых газет, мне вспомнился древний антисоветский анекдот, где киоскер общается с покупателем: читали что в "Известиях" пишут? "Правды" нет! "Советскую Россию" продали, остался только "Труд" за две копейки.

Этот "Труд" за две копейки я и купил, получив на сдачу весомую пригоршню мелочи.

Сунув газету под мышку, я отправился к квасной бочке, где под брезентовым навесом коротала время дородная продавщица в желтовато-белом халате. Прейскурант гласил: Квас хлебный;

Литр - 12 коп.

Большая кружка - 6 коп.

Маленькая кружка - 3 коп.

- Налейте, пожалуйста, маленькую, - попросил я, протягивая пятак. Полюбовавшись на сомнительное полоскание кружки в фонтанчике, получил ее наполненную неожиданно прохладным квасом и две мокрые копейки сдачи.

Что интересно, вкус кваса из бочки не изменился до наших дней - удивительная стабильность.

Усевшись на краю скамейки, я развернул газету.

Что там пишет профсоюзная пресса?

Не особенно вникая, пробежал глазами по заголовкам.

"Повышать культуру производства" - пространный текст на четверть полосы. "Механизация и автоматизация, - писал безвестный капитан-очевидность, - важный, но далеко не единственный показатель культуры производства. Успешное использование механизмов и автоматики немыслимо без образцового порядка на рабочем месте". Интересно, вот умели же писать таким суконно-посконным слогом, что начиная читать второе предложение уже забываешь, о чем было первое.

"Тебе пятилетка" - очередные достижения советской промышленности обещали обувным фабрикам Сибири сколько-то миллионов квадратных дециметров хромовой кожи.

"Рабочая высота", про знатного токаря-пекаря

"Вечная дружба" с братским чехословацким народом. Они друг другу-то оказались не братья, не то что нам.

"На полях страны" - яровым клином засеяна хренова туча гектаров.

"Выступление Р. Никсона" - главгад из Вашингтона рассуждал о непростом выборе: вывести своих обосравшихся вояк из Вьетнама прямо сейчас или подождать пока им не наваляют еще побольше.

В рубрике "физкультура и спорт" сообщали, что Старшинов успел наколотить уже триста восемьдесят шайб и, наконец, "Последняя колонка" задавалась вопросом: "Сколько глетчеров в Казахстане?"

Глетчеры эти меня доконали, я свернул газету аккуратной трубкой и засунул в урну.

Тут кстати подкатил автобус - двадцать четвертый маршрут "микрорайон - вокзал". Он тоже изнывал от жары, о чем говорило несчастное выражение его квадратной морды и тяжелое дыхание перегретого мотора.

Старушки с подростком окинули автобус равнодушными взглядами - им было со мной не по пути. Девица из будки куда-то исчезла, видать просто приходила позвонить.