Метаморфозы вампиров

Поначалу он считал, что душевная бодрость — просто результат взятой от Линды Мирелли энергии, действующей подобно легкому хмелящему напитку. Но вскоре обнаружилось, что она от места к месту варьируется, сильнее всего сказываясь там, где наиболее людно. Все это интриговало настолько, что вместо того, чтобы взять такси на Баттери, Карлсен на Мэдисон-сквер повернул налево и двинулся по Бродвею на юг. Пешеходов здесь было поменьше, и стала наконец читаться энергетика отдельных людей — у каждого своя. Некоторые ею просто лучились, да бодро так — в особенности школьники, густо сыплющие сейчас с уроков, и молоденькие девушки.

Выявилось и то, что различные «жизненные поля» так или иначе, ассоциируются со слабо уловимыми, но вместе с тем вполне определенными запахами. Впервые он обратил на это внимание, проходя мимо гуляющей в обнимку молодой парочки, от которой исходил аромат, напоминающий чем-то розы. Минуя бизнесмена в светлом костюме, всем своим видом выказывающего напористость и триумф, он уловил нечто схожее с запахом хвои. А вот от старого пропойцы, застывшего с протянутой рукой (Карлсен, кстати, сунул ему доллар), попахивало, наоборот, чем-то неприятным, с металлической примесью, и жизненная аура была явно негативная, словно выискивающая из кого бы побольше выцедить.

Впрочем, интереснее всего были встречные андрогены на Гринвич-Виллидж. С сороковых годов двадцать первого века, когда операция вошла в моду, андрогены (или просто «гермы», как их называли) стали расти числом, составляя на сегодня уже пять процентов населения Соединенных Штатов. Одежду они обычно носили черную, как шкура пантеры и ходить предпочитали босиком, даже зимой. Они твердили о своей ненависти к биологическому полу, с которым родились на свет, и предпочитали ему «асексуальность». Женщины нередко удаляли себе груди, мужчины — гениталии. Гермы-«мужчины» и гермы — «женщины» часто жили вместе, заявляя, что наслаждаются физическим контактом без полового возбуждения. Популярностью пользовались гермы-проститутки: их «странность» многих возбуждала. Так вот от андрогенов, когда Карлсен проходил мимо, цедился такой же металлический привкус, что и от пропойцы, мешаясь к тому же с любопытной агрессивностью, напоминающей чем-то магнитное отталкивание. Похоже, гермы как-то всегда млели от ощущения своей «несхожести» с остальным обществом, относясь ко всем и вся нарочито свысока. Это укрепляло в них чувство собственной ценности, причем они не испытывали ни малейшей тяги сделать что-либо в подтверждение этой самой ценности. Карлсену вдруг отчетливо подумалось, что андрогены по сути — те же пришельцы, сосущие из окружающих энергию с презрительно-независимым видом. Ну, чем не вампиры?

Такая мысль настораживала. Этика энергетического вампиризма? Это что-то новое. То, что у Линды Мирелли оказалось возможным взять с ее полного согласия, — некоторое количество энергии — блаженство, просто прелесть; фокус восприятия от этого как-то повысился. И тут Карлсену открылся один нелегкий секрет. Проходя мимо школьниц и молоденьких женщин, он теперь обостренно улавливал запах их жизненности, сладким хмелем слегка кружащий голову. Стоя позади двух старшеклассниц на перекрестке у светофора, он сдерживал безотчетное желание незаметно к ним прижаться и впитать сколько-нибудь жизненной силы, сочащейся у них через одежду — белье фактически ощущалось настолько четко, будто легкие платья были полностью прозрачны. В этот момент как раз и дошло: ощущеньице-то без малого то же самое, что у совратителя малолетних. И неважно, что похищать у девчонок энергию он не собирался; все равно реакция была как у сексуального маньяка. Карлсен испытал поистине облегчение, когда на той стороне улицы школьницы повернули в другом направлении.

На Купер-Юнион он решил взять такси: сколько можно шлепать пешком. За рулем восседала маститая матрона средних лет с короткой стрижкой; обычно на таких Карлсен и внимания не обращал. Жизненное поле с заднего сиденья не ощущалось, блокируясь, похоже, кожаной спинкой переднего кресла. Так что пришлось чуть усилить настройку, наподобие того, как он делал со слоговым процессором. Секунду ощущение было такое, будто блуждаешь на ощупь в тумане. И тут с небывалой внезапностью он глубоко вник в ее тело, причем настолько явственно, что даже удивился, как она сама этого не замечает. Чувствовались ее увесистые груди, тяжелые бедра и, мреющая ровным, глухим огнем сексульность, составляющая, казалось, естественную часть ее жизненного поля. То, что она не в его вкусе, стало вдруг и не таким уж важным. В эти секунды он с радостью готов был притиснуть ее к себе и втягивать, втягивать тягучую, медлительную сексуальность, как пчела — нектар. Вскоре пришла пора рассчитываться.

— Ой, да сколько ж вы мне даете! — запротестовала было матрона.

— Ничего, возьмите.

За такое удовольствие можно было дать и больше. Космический Музей располагался на верхнем этаже Всемирного Торгового Центра. Вначале здесь была просто популярная экспозиция для туристов, которая постепенно превратилась в один из самых известных научно-космических музеев мира.

В стоимость билета (десять долларов) входил богато иллюстрированный каталог с электронными кинокартинками. Карлсен первым делом уткнулся в указатель и разыскал там «Карлсен, Капитан Олоф А». Ого, на деда значилось три ссылки, никак не меньше.

Первая — на всю страницу — «Инцидент со „Странником“». На картинке — «Гермес» — корабль капитана Карлсена в поясе астероидов, и то, как капитан впервые выходит на гигантское космическое судно, названное «Странником». Реагируя на свет, картинка начала показывать, как отряд Карлсена высаживается на «Странник», находит в эдаком стеклянном склепе пришельцев и получает разрешение доставить кое-кого из них на Землю. Дальше текст пояснял, что все попытки оживить пришельцев закончились неудачей, и тела их, в конце концов, разложились.

Во второй ссылке речь шла об экспедиции Карлсена на Марс и о кропотливых, тщательных изысканиях, давших в кои-то веки действительное представление о том, как Марс из планеты лесов и рек превратился в теперешнюю безводную пустыню. И опять электронная киноиллюстрация о высадке Карлсена в Море Сирен и еще одна, демонстрирующая ископаемые останки ранне-марсианских форм жизни.

Третья ссылка — краткая: насчет того, что в одном популярном журнале вышла статья, где событию со «Странником» придавался сенсационный оттенок, а Карлсен — к тому времени старый и больной — очевидно, подтвердил некоторые из тех спекуляций в странной книге под названием «Инцидент со „Странником“». В комментарии звучал прозрачный намек, что нечистоплотный издатель решил погреть руки на сенсации, не погнушавшись использовать для этой цели имя умирающего старика.

Карлсена разобрала такая злость, что вот взял бы сейчас и швырнул эту писанину в ближайшую урну, не входя; ну да ладно — за билет все же уплачено, можно хотя бы погулять по экспозиции.

И правильно, что решил: жалеть не пришлось. Последний раз что-либо подобное по размаху Карлсен видел лишь лет десять назад, на открытии антарктического Диснейленда, так что впечатление от технических новинок успело за это время сгладиться. На выставке в Диснейленде он надевал тогда очки виртуальной реальности и наушники к ним, и таким образом отправлялся на экскурсию по истории Южного полюса, начиная со времен его освоения выходцами из Атлантиды. Теперь надобность в очках и наушниках отпала. Стоило ступить в зал экспозиции, как датчики в куполе моментально начинали резонировать с его мозговыми ритмами. Поэтому теперь вокруг каждого экспоната мониторы навеивали невесомый «фасад» виртуальной реальности (это означает, что при определенном усилии за иллюзорными картинами можно было различить стены помещения). Вступительный раздел, охватывающий историю Земли, давал головокружительную панораму рождения Солнечной системы, остывания Земли и становления жизни.

От эпохи динозавров просто мурашки шли по коже (помнится, на первых порах не обходилось и без дебатов насчет испугов у детей); тиранозавр смотрелся так реалистично, что, казалось, чувствуется его дыхание. А когда вздымающийся на сотню футов диплодок, свесив уродливую головенку, начал шумно обнюхивать, Карлсен, уж на что взрослый, и то опасливо застыл. Подавляла атмосфера болот юрского периода — никак не удавалось свыкнуться с мыслью, что вот бредешь по колено в воде, а ноги сухие. С пугающей достоверностью воссоздавалась картина гибели динозавров, когда в Землю врезалась гигантская комета, подняв температуру планеты.