Через тысячу лет

Когда он говорил о себе, то частенько с улыбкой добавлял:

— За хорошие показания в службе, которую я исполнял, надеюсь, со временем мне дадут орден.

Жесткие волосы, ниспадающие на его морщинистый лоб, массивный нос, который напоминал сидящую лягушку, пронзительный взгляд зеленых глаз,—придавали ему вид сурового, даже злого человека. Он был предан работе, отдавая ей всю душу. Он знал всех собак своего села по кличкам! Если вдруг узнавал, что в каком-то селе собака заболела бешенством, то не давал покоя ветеринарным врачам ни днем, ни ночью, пока не убеждался, что опасность для населения миновала. Но, жаль, он был туповатым.

Трудно было определить в каких отношениях он находится с семьей. Со своими односельчанами он разговаривал официально. Умел уважительно относиться к своему начальству, юлить перед ним. Если начальство скажет ему—иди, он бежит, а если скажет — беги — летит, а порой, перестаравшись, получает нагоняй.

«В льдине найден труп», — сообщила ему. Он сказал сообщившему: «Мы сейчас приедем, посмотрим и проверим. Пока я не подойду, стой у дверей!»

После этого Туйлек побежал на почту, чтобы позвонить начальнику, сообщить ему о чрезвычайном происшествии.

Туйлек ворвался в комнату, громко топая ногами и, не поздоровавшись, обратился к девушке, которая сидела у коммутатора:

— Ну-ка, вызови начальника по прямому проводу! Девушка, привыкшая к его грубоватому характеру, улыбаясь, подала трубку служебного телефона:

— Говорите!

— Я-то поговорю, только ты не имеешь права слушать мои секретные донесения. Можешь заниматься своими делами, — сказал Туйлек и, понизив голос почта до шепота, начал разговаривать с начальником.

— Товарищ майор, старшина Найзаев сообщает вам важные сведения о происшедших событиях. Во вчерашней льдине, которую школьники привезли с реки, найден труп.

— Примите срочные меры! — раздался в трубке голос майора милиции. Видимо, майор давал указания старшине, надеясь, что в этот раз Найзаев сумеет отличиться. Закрученные усы старшины во время разговора еще больше затопорщились.

После разговора с начальством Туйлек пришел во двор школы и увидел, как Ялкаб и учителя, не переставая, спорили друг с другом. Всегда молчаливый Ялкаб сегодня был просто неузнаваем.

Туйлек знал Ялкаба с детства, приходил к нему почти каждый день, когда мучился от зубной боли. На сей раз, однако, старшина, приложив руку к фуражке и козырнув, сказал официальным тоном:

— Гражданин, прошу вас следовать за мной! Ялкаб сначала с удивлением посмотрел на него, а потом на учителей, и все громко рассмеялись.

— Тихо! Остальные разойдитесь и займитесь своими делами! Гражданин, вы что, не Слышите, что я вам сказал? — рассердившись, промолвил Туйлек. Прислонившись к столу, который стоял в тени, вытащив из потрепанной сумки стародавнюю тетрадь, Туйлек приготовился писать:

— Фамилия, имя?

— А зачем тебе? — спросил Ялкаб и, снова не сдержав себя, улыбнулся.

— Вы не имеете права задавать вопросы. Прошу только отвечать!

Повторяя несколько раз один и тот же вопрос, он тщательно брал показания у Ялкаба о найденном трупе. Туйлек с усердием писал тупым чернильным карандашом, допуская чуть ли не в каждом слове ошибки. Иногда он исправлял их, слюнявя карандаш. Он так усердно писал, что измазал себе весь рот и нос чернилами.

Поднимая пыль, к школе подъехала машина «ГАЗ-69».

Ялкаб узнал тех, кто приехал в машине, это были; начальник районного отделения милиции Туваков и следователь прокуратуры. Когда машина остановилась недалеко от них, Ялкаб хотел встать, но Туйлек строго приказал:

— Гражданин, прошу сесть!

Ялкаб, покачав головой, снова сел.

Поправив фуражку, ремень и рубашку, Туйлек побежал к начальнику. Отдав честь, он сообщил о том, как был найден труп:

— И потом, товарищ майор, Ялкаб Пальванов разрубил топором льдину, — сказал он и протянул свои записи начальнику.

Туваков просмотрел их и, улыбаясь, направился к Ялкабу.

Они любезно поздоровались, поговорили друг с другом о житье-бытье. Туваков посмотрел на Туйлека, который стоял рядом, вытянув руки по швам, и сказал ему:

— Эти бумажки можете порвать, и потом идите к речке и смойте с губ чернила. Вы свободны!

Туйлек порвал бумаги с показаниями, которые так усердно писал и разбросал по ветру клочки, которые, развеявшись, попадали на землю. Ступая по ним, он торопился выполнить приказ начальника.

Труп, лежавший в середине льдины, следователь сфотографировал, сначала стоя у головы, а потом у ног.

В деревянном сарае, включив три высоковаттные лампочки, приготовились к обследованию трупа. Следователь, рассматривая его одежду, сапоги на ногах, шапку, сказал:

— По моим предположениям, все эти вещи относятся не к нашему веку.

Чтобы уточнить это предположение, вызвали учителя истории из школы. Он тоже подтвердил догадку следователя и, уточняя, сказал:

— Вещи этого человека производились где-то в десятом-одиннадцатом веке.

Туваков удивился:

— Так давно?

— Может быть, и в более раннее время. Когда труп перевернули на другую сторону, все увидели на правом бедре вонзившуюся глубоко стрелу,

— Что я говорил?! — торжествуя, проговорил учитель истории.

Ялкаб, оголив бедро, вытащил стрелу и подал следователю. Все собравшиеся здесь люди рассматривали стрелу. К ним присоединилась и Аннабег Курбанова.

Вокруг сложенных в поленницу дров бегала охотничья собака учителя истории, неизвестно когда она забежала в дверь. Собака гонялась за крупной кошкой. Кошка сидела среди колючих дров и дразнила собаку, уставившись на нее своими небольшими, как копейки, глазами, вертя хвостом и взъерошивая шерсть на спине. Собака, ощерив пасть и стуча клыками, лаяла, злясь на кошку.

Аннабег Курбанова, не выдержав, крикнула:

— Пошел! Пошел вон отсюда!

Собака, поджав хвост, отошла от поленницы. Когда проклятый враг удалился, кошка, осторожно ступая, легким своим шагом подошла к трупу. Без конца трясь об его густую бороду, кошка с удовольствием замурлыкала.

— О, да по-моему, эта кошка не знает разницы между мертвым и живым. Посмотрите вы только, как сладко она мурлыкает, — сказала Аннабег Курбанова рядом стоявшим.

— Да какая ей разница, мертвый или живой, ведь она же кошка?!

— Уж она-то наверняка тоже знает разницу, — ответила, не задумываясь, Аннабег.

— А? Что ты сказала, Аннабег? Что она знает разницу? — спросил Ялкаб, вздрогнув словно от тока.

Он еще ближе подошел к трупу и стал рассматривать ранку, оставленную стрелой. Ранка была очень маленькая, не больше ногтя на мизинце младенца.

Хотя стрелу вытащили совсем недавно, цвет раны изменился, и сама рана, которая была с ноготочек, немного увеличилась в размерах.

Увидев, что в трупе происходят изменения, Ялкаб пришел в дрожь от сильного волнения. Он, медик, никак не мог объяснить эту загадку природы.

Когда Ялкаб обращался с каким-либо вопросом к людям, которые находились рядом, голос его дрожал.

— Товарищи, разрешите труп немедленно доставить в больницу! Потому что так надо, потом все объясню!— заявил, наконец, он категорическим тоном.

Разрешение было получено.

После этого Ялкаб позвонил в больницу и вызвал «Скорую помощь».

Когда труп срочно доставили в больницу, Ялкаб обработал рану от стрелы, помазал мазью и наложил повязку.

Врач начал снова обследовать труп вместе с должностными лицами, приехавшими из района.

На операционном столе лежал здоровый человек лет тридцати — тридцати пяти. Его верхняя губа была толстой, отчего рот казался чрезмерно большим. Усы свои он, видимо, выщипывал не ленясь: над верхней губой не было ни одной волосинки. Его закрытые миндалевидные глаза погасли под крыльями черных бровей. Черная борода, которая почти доходила до груди, придавала особенную красоту этому крепко спавшему человеку.

Найденный нож, лежавший около трупа, еще раз доказывал, что этот человек — посланец древнего мира.