Хтон

После того, как и десятое посещение леса ничего не дало, одолеваемый одиночеством Атон вынужден был предположить, что прекрасная женщина ушла навсегда (сделать это было ему легче, чем считать двузначные числа с помощью всего-навсего десяти пальцев), или же начать ее поиски в других местах. Он выбрал последнее. Наверняка она где-то была, и естественно было исследовать длинную равнину, поскольку гулять по горячему черному шоссе ему запрещали. Его тетка всегда прибывала на аэромобиле оттуда, пересекая равнину, и пока он не представлял себе ее местожительство в пространстве, да и не желал его посещать, это прибавило логики его решению.

Вооруженный увесистой ДЗЛ он отправился в путь и зашагал по удивительным полям, мимо извилистых потоков и перелесков. Представший перед ним мир оказался обширнее, чем он предвкушал, но Атон перекладывал тяжелую книгу из руки в руку, иногда отдыхал, приказывал ногам не страшиться немыслимых расстояний и, наконец, оказался у границы Восемьдесят-Первых.

Там он встретил не нимфу, которую искал, а мальчиков-близнецов своего возраста, Лешу и Леню, и их младшую сестренку Любу. Так завязалась дружба, длившаяся ровно семь лет.

— Смотрите, у него хвея! — закричал Леша, заметив целеустремленного путника.

Дети Восемьдесят-Первых окружили Атона, который отреагировал на интерес к его знаку отличия со снисходительной хмуростью.

— А почему у вас нет? — спросил он.

Леня замялся:

— Я пробовал. Она умерла.

— А где ты взял свою? — задал вопрос Леша.

Атон объяснил, что красивая лесная женщина подарила ему цветок на день рождения и что теперь он ее ищет.

— Ну, и врать ты мастер! — завистливо произнес Леня. — А ты можешь сделать бомбу?

— Мы делаем бомбу! — воскликнула маленькая Люба.

Леня хлопнул ее по голой спине.

— Без девчонок, — произнес он. — Это мужское дело.

— Ага, — сказал Леша.

— Ага, — отозвался Атон, хотя бомба была ему неинтересна. — Только мне нужно безопасное место для книги. В ней Словесная Земля. [1]

— Это вроде багрового песка? — поинтересовался Леша. — Может, использовать ее для бомбы?

— Нет! Словесная Земля — поэт. Он пишет в рифму о теплом пепле. «О радость! В нашем пепле…»

— Кому это надо? — сказал Леня. — Настоящие мужчины делают бомбы.

Затем они спрятались втроем в укрытии близнецов — скрытой в густом кустарнике землянке возле загона для свиней. Они мастерили бомбу из камней и разноцветного песка. Леня слышал, что смесь серы (которую они узнавали по желтому цвету) и калийной соли взрывается, если бросить ее достаточно сильно. Но почему-то смесь не взрывалась.

— Наверняка из-за соли, — сказал Леня. — Это обычный белый песок. А нам нужна настоящая соль.

Люба, вертевшаяся возле землянки, не упустила благоприятного случая.

— Я могу достать!

Вскоре она вернулась с солонкой, которую стащила из кухни, но не отдавала ее мальчикам до тех пор, пока они не пообещали принять ее в игру. Оставшуюся часть дня она приставала к Атону, порой вызывая у него отвращение. Она была в грязи с ног до головы, а ее длинные черные косы все время лезли в бомбу.

ДВА

Прошли годы. Началось обучение. Атон узнал об истории и обычаях своей планеты и о великой Династии Пятых. Он научился читать на трудном древнем языке и с изумлением пробирался сквозь огромный текст ДЗЛ. Считал он теперь куда дальше, чем до десяти, и производил с числами разные действия. Он знал К-шкалу температур и §-шкалу времени. Он начал долгое ученичество в хвееведении.

Свое свободное время, теперь более редкое, Атон проводил, в основном, на хуторе Восемьдесят-Первых. Мальчишки бросили заниматься бомбой и перешли к другим затеям. Лешу и Леню не обязывали получать объем знаний, требуемый от сына Пятого, и учеба у них шла гораздо легче. Люба никогда не отказывалась от своей привязанности к Атону. Близнецы же то и дело его дразнили «Поцелуй ее, и она принесет соли. Крепкой соли». Но он воспринимал Любу как сестру, которой у него никогда не было, и довольствовался тем, что дергал ее за косы, достаточно сильно, впрочем, чтобы она вела себя как следует. А время неуловимо воздействовало на всех.

Выращивание нежных зеленых цветов представляло собой сложное дело: смесь науки, искусства и характера. Вскоре стало очевидно, что у Атона к этому призвание. Растения, за которыми он ухаживал, были крупнее и красивее остальных, а его опытные участки цвели вовсю. Будущее хвеевода казалось ему гарантированным.

Был и другой варианта профессия механика. Атон научился управлять аэромобилем Пятых, точно определяя координаты планеты на географическом нониусе машины. Локационная сетка была размечена в стандартных единицах для восточного склонения и нордовой разности широт с наложенной нониусной шкалой, выводящей из фокуса все, кроме правильного показания. Здесь Атон столкнулся с безмерными трудностями. Ему, похоже, не хватало тяги к механике, по крайней мере, в таком возрасте. «Только не ходи на Флот, — предупреждал домашний учитель. — Там из тебя обязательно сделают машиниста. У них жуткая способность выбирать для работы совершенно не тех людей». Но, освоив технику, Атон начал уважать ее. Что-то радостное было в мгновенном фокусировании после нескончаемых попыток.

«Вероятно, — думал он, — красоту фокусирования можно оценить только потому, что она возникает после борьбы».

Одно продолжало затуманивать выбор судьбы: не покидающий его образ лесной нимфы. Пока оставалась эта тайна, Атон не мог верить в себя вполне. Когда он, обливаясь потом под жарким солнцем, работал в поле на прополке сорняков (он думал, что это крелль, хотя крелль намного опаснее), прерванная песня звучала в его голове — настойчивая и мучительная. Откуда пришла нимфа? Зачем? Что она хотела от маленького мальчика?

Постепенно возраст смазал воспоминание. Оставалось лишь ядро неудовлетворения, придававшее Атону чуть неуравновешенности и заставлявшее гадать, правда ли, что жизнь в роли хвеевода — лучшая из возможных? Однако что еще могло быть?

Ему исполнилось четырнадцать лет. Он пересаживал саженцы хвей возле границы усадьбы, когда издали послышалась знакомая мелодия. Руки у него задрожали. Неужели она… неужели она вернулась наконец на поляну?

Он оставил цветы и то бегом, то сдерживая себя последовал за волшебным звуком. Возбуждение бурлило в нем, пока он кружил по лесу у заброшенного колодца. Неужели это нимфа? Неужели она зовет его?

Атон пришел на поляну, не изменившуюся, если верить его памяти, за семь лет. Нимфа была там! Она была там, она сидела и пела; ее легкие пальцы перебирали струны маленького инструмента — иномирянской шестиструнной лютни — которая звучала воистину завораживающе. Прежний образ в душе Атона побледнел перед действительностью. Лес, поляна, даже воздух вокруг были прекрасны.

Он стоял на краю поляны, впитывая ее присутствие. Казалось, лишь мгновение прошло с тех пор, как он стоял здесь впервые; время одинокой мечты — мгновение и вечность. Она не изменилась — он же повзрослел на семь лет. И теперь он видел не только то, что видел семилетним ребенком.

На ней было полупрозрачное в лучах солнца светло-зеленое платье со шнуровкой на лифе — на Хвее таких не носили. Ее лицо, бледное и чистое, обрамляли великолепные волосы — поток темно-красного и иссиня-черного в обворожительном союзе. В фигуре была изящная цельность — не чувственная, не хрупкая. Ее внешность являла собой соединение противоположностей, о поиске которого Атон никогда сознательно не думал. Огонь и вода, обычные враги, совмещались здесь в резком фокусе, наподобие пересечения шкал нониуса.

Атон стоял словно в трансе и в восторге от этого зрелища забыл о времени и о себе.

Нимфа, как и раньше, заметила его и оборвала песню.

— Атон, Атон, иди ко мне!

Она его узнала? Подросток стоял перед прекрасной женщиной смущенный, зардевшийся от первых неловких мужских побуждений. Она была желанием мужчины, ее присутствие делало его большим и грубым, Атон ощущал на своих ладонях землю, а на рубахе — пот. Он не мог остаться, он не мог уйти.