Самый далёкий берег

— А что, могли наколоть? — встревоженно спросил Кирьянов, выходя следом за ним из здания и сворачивая в сторону соседнего корпуса.

— Да не должны бы, — подумав, заключил Мухомор. — Ты ж видел, они простые, как перпендикуляр, до того зажравшиеся, что на обман и вообще на мысли им ума не хватит… Но проверить для порядка не мешает. Ничего, у Антохи это быстро. Хваткий парень, уважаю… Ну, как тебе лялька? По роже видно, доволен… — Мухомор приостановился и протянул мечтательно: — Эх, Степаныч, друг ты мой ситцевый, давно уже голову ломаю, как бы к ним воткнуться…

— Это как?

— А взять да и врасти, — сказал Мухомор. — Зацепиться как-нибудь, внутрь просквозить, не в холуи, конечно, а просто поблизости от аристократии… — Он сплюнул: — Черт, должны же быть возможности! Где аристократия, там тебе непременно и карточные игроки, и развлекатели скучающих герцогинь, и прочие тому подобные… Ведь есть это, есть! По обмолвкам видно! У них там взаправдашний король, двор, монархия со всеми причиндалами, а значит, умный человек может карьеру составить. Не такой уж я темный, как тебе, должно быть, кажется, мы тоже и книжечки почитывали, и из глобального информатория много полезного скачивали…

— Заманчивые планы, — сказал Кирьянов. — Наполеоновские.

— А ты не лыбься, не лыбься, — сердито бросил Мухомор. — Ты у нас человек благополучный был и допрежь, а я, как тот портсигар, и без папирос, и без мамы рос, и мотала меня жизнь исключительно по тем закуткам, где дерьмо, вертухаи и раз-два по морде. Нынешняя служба — дело, конечно, чистое и приличное, но маловато этого, ох маловато. Мне бы отъесться за все, что не доел, уважения получить за все прошлое дерьмовое житье…

— Ну и поставь себе такую цель… — пожал плечами Кирьянов.

— Да я ее давно поставил, — серьезно ответил Мухомор. — Только не получается. Пока добьешься от этих пофигистов, чтобы пригласили в гости в какое-нибудь путное место, в приличный дом… Мне бы зацепиться только… Я цепкий, я вылезу. Помню ведь из нашей истории, как иные каторжанские морды и в фельдмаршалы, и в герцоги выходили… Нет, вон в ту дверь давай.

Кирьянов, по привычке свернувший было в направлении “стартовой”, развернулся в другую сторону. За белой дверью с простецкой цифиркой “4” не оказалось ни часового, ни каких бы то ни было систем контроля (как и на “стартовой”, впрочем, откуда тут шпионы и диверсанты…), а обнаружился там небольшой холл с инопланетным деревом в керамической кадке, откуда они прошли в короткий чистый коридор с полудюжиной дверей, и Мухомор, для приличия стукнув костяшками пальцев повыше ручки, решительно распахнул ближайшую.

— Здорово, сексуальные террористы, — сказал Стрекалов. — Отстрелялись? Морды у вас довольные, чего там…

— Ажур, — самодовольно сказал Мухомор, плюхаясь на стул в углу — Клиенты дозрели, ксивочки сбросили…

Кирьянов огляделся. Как и следовало ожидать, кабинет у Стрекалова был небольшой, отнюдь не блиставший яркими образчиками инопланетных технических чудес: главным образом оттого, что техника на данном уровне развития напрочь лишена громоздкости и, как бы это понятнее выразиться, вещественности. Осязаемости. Не огромные агрегаты, а неощутимые, невидимые энергетические поля, выполняющие те же функции. Так что небольшой пульт вроде дистанционки для земного телевизора мог оказаться чуть ли не аналогом Центра управления полетами…

Имелось еще чисто земное дополнение к деловой меблировке — белый шкафчик, откуда Стрекалов проворно извлек бутылку коньяка, стопки и блюдечко с конфетами. Налил гостям, но к своему стопарику пока что не притронулся: вызвав одним движением повисшую в воздухе клавиатуру, словно нарисованную розовым светом, положил перед собой карточки, коснулся пары-тройки знаков, и на пропусках в неизведанную Вселенную скрестились какие-то неяркие лучи, над столом заплясали знаки, символы, кривые…

Мухомор, зажав в ладони нетронутый стопарик, завороженно, с пылающей в глазах надеждой следил за этой вакханалией света и красок, чей смысл был темен и ему, и Кирьянову. Заразившись его напряжением, Кирьянов тоже замер на стуле.

— Ну, я вас поздравляю, герои-любовники, — скучным голосом сказал Стрекалов, выключив всю свою иллюминацию. — Конечно, тут есть несколько знаков, которые машина ни с чем не в состоянии ассоциировать, их примерно треть…

— Антоша, — сказал с тревогой Мухомор. — Ты уж… ассоциируй, а?

— Программа не та, — сказал Стрекалов. — Ясно тебе? Здешний компьютер занимается сугубо прикладными задачами по переброске вас, олухов, туда и оттуда. А вовсе не вдумчивым изучением галактических удостоверений личности. Можно, конечно, сходить в центральный информаторий, но, честное слово, не вижу смысла. Вряд ли вам нужны тонкости, а? Главное и так понятно. Вот эти вот значки, — он показал, — означают “неограниченный кредит”, эти — доступ к транспортным коммуникациям, то бишь цивильным трассам, по которым путешествуют мирные галактические обыватели по своим туристским и прочим бытовым надобностям…

— Антоха! — истово ударил себя в грудь Мухомор. — Так нам больше ничего и не надо! Лавэ и транспорт… Какого еще хрена? — В приливе эмоций он стукнул Кирьянова кулаком по колену. — Эх, и погуляем, Степаныч! С ветерком по Галактике, из конца в конец! Знаю я один кабак, на который раньше честных отпускных не хватало… Координаты записал до цифирки, ошибки не будет… — Он умолк, покосился на хозяина кабинета настороженно, просительно. — Антоха, ты ведь в обратку не сыграешь? Обещал же…

— Да отправлю я вас, ироды, — фыркнул Стрекалов. — Что мне с вами делать? Ближе к ночи и отправлю, когда “главную трассу” снимут с дежурства.

— А раньше никак?..

— Миша, будь доволен тем, что есть, — сказал майор серьезно. — Говорю тебе, до двадцати трех тридцати “главная трасса” на постоянном дежурстве. Запороться хочешь? Ежели автоматы контроля зафиксируют, огребем все… — Он вздохнул: — Интересно, почему я вообще с тобой связался? Почему соучаствую в твоих авантюрах, за которые и мне при неудаче холку намылят?