Червоточина

Тут Ненахов опять сцепил ладони и принялся изучать хитросплетение пальцев.

– Не надо врать, – тихо, но очень четко сказал Бессонов. – Это вам вовсе не нужно. Ведь так?

– Это желательно, – глянул на друга Ненахов, но тут же отвел глаза. – Правда. Иначе тоже снизят балл. Не на много, но все же. Только вот как это сделать без вирусных блоков… Да и с ними – как? Их ведь не перепрограммировать оттуда. В общем, задача попытаться вернуть людей антивирусникам тоже поставлена, но она…

– Не первоочередная, – сухо закончил Геннадий Николаевич.

– Да, – отважился вновь посмотреть на него бывший полковник.

– И ты говоришь, что инспектор хочет уничтожить эту сферу тоже вместе с людьми? То есть Ниче… моему сыну и так, и так конец?..

– Но ведь если… – начал мямлить Ненахов.

– Как я понял из твоих слов, вряд ли будет какое-то «если». Когда инспектор собирается это сделать?

– Он дал мне три дня, – послышалось от окна.

Бессонов вздрогнул и перевел туда взгляд. На фоне светлого прямоугольника был виден лишь силуэт. Но Геннадий Николаевич узнал этот молодой голос. И голос продолжил:

– Если через три дня антивирусные блоки не справятся с задачей, сфера Соперника будет уничтожена. Мне снимут баллы. Хуже того, ровно столько же начислят Сопернику. И это случится. Антивирусам не справиться. События развиваются не в нашу пользу.

Бессонов побледнел.

– Значит, Нича и Соня…

– Я вытащу их, – сказал Студент. – Это против правил, за это тоже снимут баллы, но это будет каплей в море против суммарного наказания.

– Только их? – спросил Геннадий Николаевич, прищурившись на темный силуэт.

– Да, – ответил Студент.

Комментариев Бессонов не дождался. Перевел взгляд на полковника-координатора, но тот лишь пожал плечами. А когда Геннадий Николаевич вновь повернулся к окну, там уже никого не было.

– Ты доволен? – спросил Ненахов.

– Чем? – вновь посмотрел на друга Бессонов. – Тем, что погибнет не мой сын? Сколько там всего людей?

– Порядка пяти сотен. Чуть больше.

– И ты на самом деле думаешь, что я могу радоваться гибели пятисот человек? Впрочем, ты же робот, я забыл.

– Не надо! – хлопнул ладонями по подлокотникам Ненахов. – Не ерничай, Гена, тебе это не идет. Их все равно не спасти, ты же знаешь! Но твой сын останется жить. Я даже не понимаю, почему Студент решил сделать это…

– Потому что ему стыдно, – скрипнул зубами Бессонов. – Потому что он уже сдался. Сдался, хотя впереди еще целых три дня! Такой вот хард-рок.

– И всего три, а скорей – два, антивирусных блока, запутавшихся в ситуации!

– И пять сотен людей, – тихо сказал Геннадий Николаевич. – Их вы, конечно, даже не рассматриваете. Впрочем, вы уже списали их в расход. Ладно ты – робот, но тот-то!.. Впрочем, он ведь тоже не человек…

– Да что ты заладил: робот, робот!.. – подскочил Ненахов. – Я вот сейчас вмажу тебе по морде, тогда узнаешь!

– Что я узнаю? Вот если бы они узнали… – Бессонов вдруг быстро потух, свел брови, провел по внезапно вспотевшему лбу ладонью. – Слушай, а мне туда можно попасть?..

– Что?! – заморгал Ненахов. – Это еще зачем? Нича скоро будет дома!..

– Сомневаюсь.

– Ты не веришь Студенту? Он не может врать.

– Я верю в своего сына. Если он хоть немного понял, в чем там дело, он ни за что не вернется, бросив там остальных. Но я сейчас не об этом. Я спрашиваю: могу ли я как-нибудь туда попасть?

Ненахов посуровел.

– Я уже говорил, что люди – это не программа. Чтобы запустить человека в программный код, да еще в чужой программный код…

– Ну? – подтолкнул Бессонов замолчавшего друга взглядом.

– Для этого надо превратить человека в… вируса.

– Кто может это сделать?

– Ты что, идиот?! – заорал Ненахов. – Ты не понял, что я сказал?! – вскочил он, размахивая руками. – Если ты станешь вирусом, ты никогда уже не сможешь быть человеком!

– А я тебя спрашивал, как мне из вируса снова стать человеком?! – заорал в ответ Бессонов. – Я спросил тебя: кто может запустить меня на эту долбанную сферу?

– Но это нельзя… – поник вдруг Ненахов. – За это снимут такой балл, что…

– А мы никому не скажем, – подмигнул Бессонов, понимая, что друг почти сдался.

– Ты забыл? Я буду об этом знать. И когда я усну…

– Ч-черт!.. – прошипел Геннадий Николаевич. – И как быть?

– Тебе придется убить меня.

– Что?.. – вздрогнул Бессонов. – Снова твои нечеловеческие шуточки?

– Отнюдь. Я отвезу тебя к тому, кто превратит тебя в вирус, но после этого ты должен будешь меня убить. Застрелить. В голову. Пистолет я тебе дам.

Бессонов побледнел. Он сглотнул и сиплым голосом спросил:

– А того, кто… превратит меня… Его тоже придется… – Договорить он не смог.

– Нет, – покачал головой Ненахов. – Он не человек, не ретранслятор, не координатор. Он – антивирусный блок.

– А ты… ты готов умереть?.. – Геннадий Николаевич опустил глаза и пробормотал едва слышно: – Умереть ради каких-то людей?

– Дурак ты, Гена, – вздохнул бывший полковник. – Я ведь тебе уже говорил: люди – это конечный продукт. Результат проекта Студента. А я – лишь его часть. Шестеренка, винтик. Я создан для того, чтобы этот результат выдать. А раз для его достижения меня должно не стать, то – сам понимаешь.

– Ты сейчас пытаешься снова оставить меня в дураках, но тебе это не удастся, – горько усмехнулся Бессонов. – Я просил тебя не упоминать слово «условность», вот ты его и обходишь. А то, что ты сейчас сказал, это и есть чистой воды условность. Упрощенность. На самом-то деле все куда сложней, даже я это понимаю. Такой вот хард-рок. – Он встал с кресла, подошел к поднявшемуся навстречу Ненахову и крепко обнял его. – Спасибо тебе, друг. Ты – настоящий человек.

8

Дорога к «хрущевке» показалась Ниче совсем короткой. Он рассказывал Соне «ужастики» о своих похождениях, слушал ее отнюдь не веселые новости, а внутри него тем не менее все ликовало и пело. Соня была с ним! Соня предложила забыть то, что произошло между ними. Конечно, забыть это разом, подчистую, ни у кого из них не получилось, но главное, что они хотели этого. Сам Нича хотел этого потому, что жить без Сони уже не мог. А Соня… Он боялся надеяться, что ее причина была той же. Но все-таки, раз она смогла переломить себя, то что-то ведь заставило ее это сделать… Конечно, это мог быть страх остаться одной, наедине с кошмарами и смертельными опасностями. Наверняка даже это и являлось основным стимулом для попытки примирения с Сониной стороны. Но, может, и что-то еще? Чуть-чуть… А вдруг? Почему бы и нет? Как бы то ни было, Соня шла сейчас рядом. Нича специально размахивал руками сильнее, чем требовалось, чтобы словно ненароком изредка касаться Сониных рук. При каждом таком прикосновении Соня едва заметно вздрагивала. Сначала Нича подумал, что ей неприятны его касания и девушку передергивает от неприязни. Но следом пришла более оптимистичная мысль: ничто не мешает Соне идти чуть дальше от него, чтобы исключить подобные контакты. Но если она не отходит, значит… ей это нравится?.. Думать так было очень приятно, но Нича боялся обмануться.

Мария Антоновна, шедшая позади, казалось, вовсе не прислушивалась к разговору Ничи и Сони. Она даже тихонечко пыталась напевать. Сначала «по долинам и по взгорьям», потом «шел отряд по берегу, шел издалека», затем почему-то «не кочегары мы, не плотники», а когда спела «если друг оказался вдруг», «хрущевка» была уже совсем рядом, а под ногами стали «таять» серые «льдины».

– Актуальней спеть что-нибудь вроде «призрачно все в этом мире бушующем», – пошутил Нича, перепрыгивая на очередной островок. – И вообще несовременный у вас репертуар какой-то.

– Современному не обучена, – без нотки юмора ответила бабулька, прыгнув раза в два дальше Ничи. – Да и нет таких современных песен, которые бы сами на язык просились.

– Тут впору молиться, а не песни петь, – буркнула первой добравшаяся до подъезда Соня.