тема: "Псы любви"

Не было на почте конвертов из такой грубой бумаги.

Он подозревал, что это может быть неким знаком. Каким-то намеком. Но что за намек… быть может его принимают за кого-то другого, для кого это даже и не намек, а целый монолог?

Быть может, это не значило ничего.

Грубый конверт, а в нем пара снимков, отпечатанных с цифровой мыльницы на дешевом струйнике. Отпечатанных, однако, на специальной дорогой бумаге, так что было видно, что это именно фотографии, а не моделирование на компьютере. А если и моделирование, то делалось оно с реальных фотографий. Только вот не должно быть таких фотографий и не может к нему придти такая распечатка.

Перевернув одну из фотографий, он в который раз прочитал две строчки, напечатанные на какой-то древней печатной машинке с отчетливо западающими влево буквами «е»:

«Инга Бержевская,

25 лет».

Парой сантиметров ниже, уже от руки, ярко-синими чернилами было небрежно набросано:

«Завтра, 12 октября, 20–00». И — строчка цифр, номер мобильного телефона.

Подобное сочетание нового и старого, новейшей технологии печати и каких-то, почти допотопных способов нанесения надписей было странным. Возможно, это было тоже неким намеком. Намеком, которого он не понимал.

Телефон мурлыкнул. Базовая станция определила, что телефон вновь активен и выслала SMS-ку с состоянием счета. Улыбающаяся компьютерная девушка радостным голоском прочирикала с экрана телефона о том, как рада компания МТС своему давнему клиенту, и что счет его составляет… Впрочем, Варган и не сомневался, что на счету еще достаточно. Год назад он кинул на счет почти три сотни евро.

Можно было звонить. Вартан и покупал этот телефон для особых случаев. Незарегистрированный широкополосный телефон и номер на чужое имя.

Быстро просмотрев записную книжку, где по особой системе он записывал номера телефонов, он нашел нужный.

— Здравствуй, это я. У меня есть десяток лишних дисков, если хочешь, отдам их тебе. Список сейчас по SMS пошлю.

— Когда? А то у меня давно свежатинки не было, — голос в трубке был хриплый и нерадостный. Совсем не радостный для человека, которому пообещали подарить этак с триста-четыреста евро в виде лицензионных дисков.

— Можно было бы и сегодня. Если ты ничем не занят, то давай через пару часов в нашем любимом кафе.

— Хорошо. Мне с собой что захватить?

— Если есть последние фильмы со Шварцем и Бретт Ли, то…

— ОК. До встречи.

Вартан, а сейчас он назывался этим именем, покусал губы и больно дернул пару раз левой рукой себя за волосы. Но это ничего не дало — больше никаких разумных идей в голову не пришло. Хотя обычно эти простые действия помогали ему сосредоточиться на обдумывании проблемы. Сейчас же думать не хотелось совсем, хотя после сеанса голова у него была ясная и прозрачная, как стекло.

Да, вот именно, прозрачная — ни одной мысли.

Думать не то, чтобы не хотелось — не получалось. Отчаянно чесались и болели кулаки. Он с удивлением обнаружил, что сжимает правый кулак изо всех сил, до посинения пальцев. Еще немного, и телефон хрустнет в его руке. А из трещин на коже вновь начала сочиться кровь. Хотя крови было немного, и ковер в его кабинете почти не пострадал.

В отличие от стен и коврового покрытия в спальне и стен в ванне, заляпанных каплями его крови и кровавыми отпечатками ладоней.

Через час его машина стояла на площади имени генерала Илларионова. Часто ее называли просто — Площадь Генерала. Центр площади по-хозяйски топтала бронзовая лошадь бронзового генерала. Памятник был установлен в центре большого асфальтового квадрата совсем недавно, не более пары лет назад. Сам генерал был этим недоволен, да это и не удивительно. Кому понравится каждый божий день видеть в окно рабочего кабинета самого себя в камне и металле?

Вартан же против бронзового генерала ничего не имел, поскольку памятник ему поставили вполне заслуженно. Если б не Илларионов, то не стоял бы сегодня Вартан на промозглом осеннем ветру, да, собственно, и стоять было бы негде. Было бы здесь идеально круглое озеро с поспешно обеззараженной водой. В которую периодически сваливали бы КАМАЗами блоки из специального тяжелого бетона и выливали бы всякую дрянь, типа растворов солей бора.

Но вот бронзовая генеральская лошадь его бесила. Хотя, конь это был, конь. Это было хорошо заметно. Мало того, что конь этот был похож на Хаоса, жеребца с отвратительным норовом — а в детстве Вартан занимался конным спортом — но и деталь, отвечающую за отличие жеребца от кобылы, скульптур изобразил с преувеличенной достоверностью.

Полагая, что у бравого генерала и конь должен быть не менее бравым.

Площадь Генерала была излюбленным местом для разного рода встреч и «стрелок». И потому старая серебристо-серая «десятка» Вартана была отнюдь не одинока на площади. Тут и там стояли такие же «десятки», «одиннадцатки» и «пятнашки» и несколько джипов разных марок. Была и у Вартана подобная машина — японский «паркетный» джип, но тот почти все время стоял в гараже. Зачем он его купил, Вартан иногда и сам не понимал. Впрочем, несколько раз джип пригодился — когда надо было выезжать к клиентам, живущим в охраняемых коттеджных поселках. Тамошняя охрана могла и не пропустить приехавшего на «десятке».

Сырой и холодный ветер нес мелкие серые капли дождя. Собственно, это был не дождь, а намек на него, и даже не намек, а так, воспоминание. Но даже воспоминание это было стылым и неприятно пробирающим до костей. Мимо изредка пролетали запоздавшие листья, как напоминание о прошедшем счастливом и теплом лете.

Вартан поднял воротник пальто и поудобнее оперся о машину. Ему оставалось ждать еще минут семь. Можно было все это время провести в относительно теплой глубине машины. Теплой, несмотря на разбитое боковое стекло. Но он заставил себя вылезти под это серое небо и сырость, оседающую на лице стылой пленкой. Пленкой, сковывающей мысли, эмоции и желания.

Хороший сегодня день, чтобы умереть.

Голос человека был хриплым.

Таким же хриплым, как и тогда, по телефону. Кто иной бы подумал, что человек простужен. Да это было бы и не удивительно. Осень. Серая, дождливая холодная осень, раздолье для фармацевтов. Но Вартан знал — это была не простуда, а липкий, удушающий страх. Тот страх, от которого все сжимается внутри и желудок подкатывает к горлу. От которого хочется бежать, но бежать некуда, ибо страх — в тебе самом.

В обмен на цветастый полиэтиленовый пакет с тощей картонной папочкой, человек получил точно такой же с десятком лицензионных видеодисков внутри. И удалился спокойной походкой. Вартан с уважением и почти с завистью смотрел ему вслед. Все же профессионал есть профессионал. Никто из прохожих не поймет, что этот человек несет в душе такой страх, который многих из них придавил бы к земле как свинцовая плита.

Вартан смотрел ему вслед и видел не человека, а лишь его страх. Минутой позже информатор скрылся за углом ближайшего здания. Но страх его никуда не ушел, остался лежать свинцовым надгробием. Для самого Вартана людские страх и ужас представлялись именно в виде серых свинцовых плит, наваливающихся своей тяжестью, давящих тело, крошащих кости.

С трудом сбросив с плеч тяжесть чужих эмоций, он вспомнил последние слова ушедшего:

«Теперь я тебе ничего не должен».

Да, он был прав. Таким расплачиваются лишь раз в жизни. Теперь они были квиты. Вартан тоже когда-то помог ему так, как можно помочь всего раз в жизни.

Сигарета обожгла ему пальцы.

В задумчивости он не заметил, как она дотлела до самого фильтра. И поплатился за это еще одним укусом боли. Но эта боль была ничем по сравнению с той, что сжимала ему сердце.

Хотелось выть от бессилия что-либо изменить.

Вартан стоял, опершись руками о бетонные перила моста, и наблюдал, как маленький стремительный метеор сигареты падает вниз.