Забудь о прошлом

Дан выслушал эту тираду и решил обидеться.

— Хочешь сказать, Ника мне не подходит?

— Я этого не говорил, — возразил Маран.

— Но ведь она… Сам знаешь, как она со мной обращается!

— Ника и есть то, что тебе нужно, мой бедный Дан. Ты же сам признался, что если б не она, ты до сих пор сидел бы в какой-нибудь лунной обсерватории. И это было б очень печально. Не только для тебя, но и для меня.

— Тогда на Торену свалился б кто-нибудь другой, — заметил Дан. — Кто-то же летел бы тем рейсом.

— Ты полагаешь, я взял бы себе в друзья любого, кто свалился бы с неба?

— Мог свалиться и кто-то получше меня.

— Получше не надо, — сказал Маран. — Или ты думаешь, что друзей подбирают не по своей мерке, а просят завернуть первых попавшихся, с витрины?.. или первых попадавших с неба?.. Так что, в сущности, я должен благодарить судьбу за то, что вы с Никой встретились. И она тебе вполне впору, не волнуйся.

— А Наи? Ты уже уверился, что сделал правильный выбор?

— Да, — сказал Маран коротко.

— Почему же ты запретил ей тебе звонить?

— Ну, запретил это слишком сильно сказано. Я просто дал понять, что не хотел бы этого.

— А почему?

— А вот этого я тебе сейчас не скажу. Может, вечером… Послушай, Дан, мне нужна твоя помощь. Ты должен нейтрализовать Поэта. Я боюсь, что он вмешается в неподходящий момент и все испортит.

— Объясни ему.

— Невозможно. Он вообще не даст мне действовать. Это видение его загипнотизировало. Когда я подам тебе знак — не здесь, а там — ты возьмешь на себя миссию по удержанию его от все равно каких действий. Если понадобится, хватай его в охапку и зажимай рот. И, естественно, не лезь сам. И еще. Когда поедем, будешь осторожно смотреть в зеркальце. Я должен знать, преследуют нас или нет. Если да, все в порядке. Нет, тогда скажи. Но в таком тоне, чтоб он не понял сути дела. Пусть думает, что нам нужно прямо противоположное.

— А где он сам?

— В ванне.

— Может, просто оставим его там и смоемся?

— Да, а потом он кинется вслед и смешает все карты. Пойди лучше стукни в дверь, скажи, что пора. — И Маран закрыл глаза.

Но когда через десять минут переодевшийся в более подходящую для физических упражнений одежду Дан и порозовевший от горячей воды Поэт вошли к нему, он уже расхаживал по комнате.

— Что вы возитесь, — сказал он недовольно. — Сколько можно?

— Куда ты вдруг заторопился? — поинтересовался Поэт. — То валялся на диване, то бежишь куда-то… Маран, по-моему, ты задумал нечто эдакое. Смотри. Если тебя убьют…

— Ты позаботишься, чтобы холм надо мной был высок и крут, — нетерпеливо прервал его Маран. — Давай, поворачивайся.

Маран продвигался столь неспешно, что Поэт в конце концов обратил на это внимание. Неспешно не значит медленно, он то набирал скорость, то сбрасывал, кружил по улицам, пару раз даже останавливался, разглядывая какое-нибудь здание или сквер.

— Странно ты себя ведешь, — сказал Поэт нервно. — То лежишь пластом, то торопишься, как на пожар, то тащишься, словно моллюск в раковине…

— Я смотрю на Бакну, — объяснил Маран. — Ты ведь не даешь мне ходить пешком.

Тем не менее он добавил газу, бросив предварительно незаметный взгляд на Дана. Тот на секунду прикрыл глаза, и Маран, успокоившись, поехал без остановок.

Дан время от времени посматривал вправо. Благодаря тому, что Поэт взял с собой охапку каоры, которой была заставлена его комната, завалил ею большую часть заднего сидения и сам влез в оставшийся свободным угол, Дан смог без помех сесть вперед и поглядывать в правое зеркальце, повернутое Мараном так, чтобы он держал в поле зрения максимально большой кусок пути.

Машина преследователей то появлялась, то пропадала, что Дана не удивляло, на пустоватых улицах Бакны вести слежку было сложно. Последний отрезок дороги к северному кладбищу, расположенному на соответствующей окраине Бакны, лежал вне жилых районов, между территориями крупных заводов, потому, очевидно, был более широкий и гладкий, и выехав на него, Маран выдал головокружительную скорость. Смысл этого маневра был понятен, он хотел оторваться от преследователей, чтобы не угодить под пули, выходя из машины у ворот. Впрочем, преследователи не рискнули последовать его примеру, видимо, боясь быть обнаруженными, дорога на этом участке оказалась совершенно пуста. Когда Маран развернулся у ворот, Дан увидел идущую сзади машину в виде отдаленной точки. Маран сразу выскочил из мобиля, Дан тоже, он боялся, что Поэт, собиравший свои ветки, задержит их, но тот, увидев, что Маран уже идет быстрым шагом к воротам, моментально выбрался на дорогу. Впрочем, оказавшись за кладбищенской стеной, Маран остановился, стал разглядывать какой-то крупный надгробный камень необычной формы и медлил до тех пор, пока за воротами не раздался визг тормозов, тогда он сорвался с места и устремился по дорожке вглубь кладбища.

Дан был здесь однажды, когда хоронили Лану, но тогда подъезжали с другой стороны, все происходило почти рядом с входом, да и настроение у него было не из тех, в каком глазеют по сторонам, так что он ничего толком не увидел. Теперь у него была возможность если не рассмотреть окружающее основательно, на что стремительно шагавший Маран не давал ему времени, то хотя бы составить некое общее представление. На кладбище не было аллей и широких проходов, во все стороны разбегались извилистые дорожки, петлявшие между большими и малыми надгробиями, деревьями, кустами и холмиками. На надгробиях выделялись белые надписи самой разной длины, от двух-трех слов до нескольких абзацев. Поэт, вышучивая на Перицене честолюбивые устремления Марана, говорил правду, действительно, иные выбивали на камне целую биографию. Впрочем, надгробий с одним словом Дану так и не попалось, видимо, это была редкость. Зато он быстро понял зловещую стихотворную строку. Кое-где были насыпаны холмики с примерно одинаковым основанием, но разной высоты и, соответственно, крутизны.

Неожиданно впереди возникла поросшая травой земляная насыпь, уходившая в обе стороны. Она возвышалась над могилами метра на полтора, и по ее верху тоже пролегала узкая тропинка. Маран перешел через насыпь и зашагал дальше, пройдя за ним десяток метров по той стороне, Дан понял, что насыпь разделяла, так сказать, века, могилы позапрошлого стодвадцатипятилетия, ибо в торенском веке было не сто лет, а сто двадцать пять, от прошлого. Еще двадцать минут этой гонки, и Маран остановился. Только теперь до Дана дошло, что направлялись они не на могилу Ланы. Впереди высился узкий, крутой холм, в подножье которого была вделана небольшая плита. На плите сверху маленькими буквами: Вен Лес, а ниже крупными: Мастер. Нижняя надпись явно новее, наверняка сделана значительно позже верхней. Поэт обошел остановившегося рядом с Мараном Дана и сложил свои ветки к подножью, потом отступил к большому дереву, прислонился к стволу и задумался, глядя на холм отсутствующим взглядом. Маран тоже некоторое время, не очень долго, смотрел на холм, потом осторожно коснулся Дана локтем и чуть кивнул в сторону Поэта. Дан понял, что это и есть тот самый знак. Даже не посмотрев на Марана, он медленно подвинулся к Поэту, повернулся боком и только потом бросил взгляд влево… Марана там уже не оказалось, он переместился бесшумно, как всегда, и теперь медленно, прогулочным шагом шел по дорожке в направлении следующей насыпи. Мастер умер в самом конце прошлого века, и его холм был невдалеке от границы с веком нынешним. Маран дошел до насыпи, поднялся на нее и зашагал поверху, теперь его не заслоняли ни надгробья, ни деревья, он был весь на виду, его все еще юношески стройная фигура просматривалась на фоне серебряного неба до малейшей черточки. Отличная мишень для хорошего, да и не самого блестящего стрелка. Что он делает, чуть не простонал Дан и только тут наконец понял все. Маран расставил ловушку, роль приманки в которой играл сам. Дан дернулся, но вмешиваться было поздно, он сдержал крик и прижал к груди стиснутые кулаки. Очнувшийся от своих мыслей Поэт рванулся было вперед, но Дан схватил его за руку и приложил палец к губам. Тот, видимо, тоже понял, что изменить уже ничего нельзя.