Шайтан-звезда (Часть 2)

И год протекал за годом, и я научился справляться с делами государства, и мне даже понравилось решать судьбы людей, ибо я по натуре человек мягкий и радуюсь, когда удается сотворить добро. И я призвал аш-Шамардаля, и поселил его в хорошем доме, предоставив ему все, что необходимо для ученых занятий. А он радовался за меня и огорчался тому, что я не могу уделять много времени науке.

А кто смог бы заниматься наукой, когда с утра у дверей толпятся вазиры, и кади, и вали, и нужно разбирать споры, и читать письма, и назначать, и отменять, и вознаграждать, и карать? Иногда к вечеру я чувствовал, что содержимое моей головы напоминает пилав с фруктами, где все содержимое настолько тщательно измельчено и перемешано, что, захватывая пилав горстью, не знаешь, до чего дотянулась твоя рука.

Разумеется, аш-Шамардаль огорчался, и не жил постоянно в назначенном ему доме, и постоянно уезжал надолго, а что я мог тут поделать?

И вот я пришел к нему и напомнил, что близок срок, когда мне придется доказывать свою правоту против Сабита ибн Хатема и прочих звездозаконников Харрана. И он рассыпал песок на доске, и погадал - и вдруг оказалось, что дочь франкского эмира стала банщицей в хаммаме, а зовут ее Джейран! Я очень удивился - никогда он еще при мне не занимался таким простым и ненадежным гаданием, и спросил, не освоил ли он еще и способа бедуинов, когда о будущем судят по полету и крикам ворон. Но он сказал, что золотая доска с оборотной стороны покрыта сильными заклинаниями, и она досталась ему нелегким путем, так что точность гадания несомненна.

И вот что придумал мудрый аш-Шамардаль, еще раз доказав свою благосклонность ко мне.

- О дитя! - сказал он, ибо он привык так звать меня, и не называл иначе уже сорок лет. - Нет для тебя иного пути, кроме встречи с этой девушкой. Поезжай, найди ее и убедись, что она еще девственна. Если твои руки дотянутся до нее - то сделай ее своей наложницей или даже женой, а если нет - присмотри за ней, ибо за те два месяца, что нам остаются, может совершиться много неожиданного. А мы с тобой непременно должны одолеть звездозаконников!

И я оставил царство на опытного вазира, и уехал из дворца, и прибыл в тот город, где жила Джейран, и отыскал старуху-посредницу, которая была способна выманить хитростью большую змею из норы, и сказал ей:

- О матушка, я из богатых купцов и хочу сойтись с женщиной сильной, статной и малоразговорчивой. А мне сказали, что в одном из хаммамов есть

банщица по имиени Джейран, и она обладает всеми этими свойствами. Пойди к ней, о матушка, предложи ей десять динаров и приведи ее ко мне!

- На голове и на глазах! - отвечала посредница. Она ушла и вернулась ни с чем.

- О купец, - сказала она мне. - Девушка по имени Джейран и слушать ни о чем таком не желает. И я поговорила о ней с другими банщицами, а они сказали мне, что она уже давно любит хозяина хаммама и сохраняет девственность. Может быть, если ты предложишь ей побольше денег, она согласится?

Я сказал, что подумаю над этим.

А мое любопытство разгорелось.

Я пошел к хаммаму в женский день и взял с собой старуху, чтобы она под каким-либо предлогом вывела Джейран на перекресток и показала ее мне. Мы пришли туда как раз когда уличный рассказчик историй, благообразный старец с необъятной бородой, усаживался на свой коврик и раскрывал книгу с историями. И он заговорил - но ты уже поняла, о Шакунта, что за историю начал рассказывать этот враг Аллаха!

Я отослал старуху и остался слушать, и чем больше я слышал, тем яснее понимал, что в этом рассказчике таится для меня угроза. Ни один человек не мог знать того, что он говорил! Кроме старухи аз-Завахи, разумеется, но они и тогда уже была очень дряхла годами, так что я был уверен в ее смерти.

О Шакунта, а что я должен был подумать, услышав собственную историю, которую тщательно скрывал от всех и даже от себя самого, из уст уличного рассказчика?

Этот скверный сделал из меня потеху для толпы!

Я стал наблюдать за рассказчиком - и вдруг понял, кто это такой!

Царевич Салах-эд-Дин, очевидно, перед тем, как броситься на меня с джамбией, долго слушал мои разговоры с аз-Завахи, а там ведь поминалась и пропавшая Захр-аль-Бустан - то есть, ты, о Шакунта, и собрание мудрецов, и много иного. А чего он не знал - то он придумал сам, ведь он был очень сообразителен, и на то, чтобы постоянно держать в страхе своего учителя, ума у царевича всегда хватало!

И я не знал, радоваться ли мне тому, что он остался жив, или огорчаться тому, что он, этот сын греха, выделывает!

К тому же, я не мог понять, зачем он рассказывает на перекрестке историю, которая произошла в действительности, да еще поглядывает при этом в книгу, да еще припутывает неизвестно зачем самого Сулей... О Шакунта, ты больше не услышишь от меня этого имени!

И вот я пошел к цирюльнику, который немного укоротил мне мою бороду и за немалые деньги продал другую, закрывшую мне чуть ли не все лицо, окрашенную хной и лежащую волнами, наподобие овечьей шерсти. А у Салах-эд-Дина была борода черная, блестящая, с изгибами и завитками, не длинная, но широкая, и я сперва хотел точно такую же, ведь моя собственная борода тоже черная, но цирюльник понял, что я затеял какое-то непотребство, и что он в этом деле имеет власть надо мной, и он всучил мне рыжую бороду, да лишит его Аллах вообще всякой бороды!

Нацепив это бедствие из бедствий и спрятав под тюрбан веревочки от петель на ушах, я пошел на следующий день к дверям хаммама, и сел поближе к рассказчику, но он не продолжил начатую историю, а поведал совсем другую, и ту уж рассказал от начала до конца.

И, когда он собрал свое имущество, я подошел к нему и спросил, сколько он возьмет за то, чтобы обучить меня своему ремеслу.

- О человек, - сказал он. - Ты уже довольно далеко зашел в годах, и если ты до сей поры не освоил никакого ремесла, мое тебе тоже впрок не пойдет, ибо ты не способен учиться и зарабатывать себе на пропитание.

- О друг Аллаха! - сказал я ему. - Ремесло у меня есть, и оно хорошо кормило меня, но превратности времен лишили меня этого ремесла. И я вынужден скрывать свое имя и звание. У меня зычный голос и хорошая память, а что еще нужно рассказчику?