«Если», 2008 № 11

На фоне ухоженных самодовольно шевелящихся усов Труадия Петровича возникла и мелко покивала головенка со сглаженным профилем (до некоторых пор я пользовался неподвижными значками, и только вчера вечером обнаружил режим анимации, показавшийся мне более наглядным).

Покивал и я.

— А с того самого момента, Лёня, — любезно пояснил Труадий Петрович, — когда вы перестали упорствовать и честно признались, что не смыслите в геликософии ни уха, ни рыла…

Чип мне в тыкву! Он признался?! Еще и стукач вдобавок… Его счастье, что победителей не судят.

— Окончательно же я утвердился в своем решении после того, как вы, Лёня, согласились продемонстрировать, что именно вы намерены вешать на уши клиентам и публике. Все эти ваши тренды и брэнды, должен признать, прозвучали в достаточной степени заумно…

— Тренды-брэнды балалайка, — неожиданно произнес Лёша Радый и вновь замолчал.

— Примерно так, Лёша, примерно так…

— Давайте сменим тему, — ни с того ни с сего брякнул бот, чем изрядно меня напугал. Хамло да и только! Надо полагать, окончательно запутался.

Труадий Петрович внимательно взглянул мне в глаза. Улыбнулся.

— Ну, расслабьтесь, Лёня, расслабьтесь. Не будьте столь серьезны. Вы же не на собеседовании уже… — И продолжал: — Думаю, вы прекрасно понимаете, что терминология — это всего лишь оболочка… Но это защитная оболочка, Лёня! Без нее не обойтись. Суть всегда проста и неприглядна. Терминология делает ее сложной и привлекательной. Как только термин становится понятен всем, считайте, что его нет. Считайте, что пришла пора придумывать новый, еще более невразумительный. Логистика, дактилономия, геликософия…

— Да, геликософия, — сказал бот.

На работу меня приняли с испытательным месячным сроком, однако визитные карточки по распоряжению Труадия Петровича отшлепали немедленно. К концу нашего недолгого чаепития мне их уже вручили. Кстати, принесла их та самая обезьяноненавистница Лера, что сидела рядом со мной на памятной вечеринке.

Узнав о случившемся, Ева Артамоновна обомлела. Конечно, по справедливости эту весть ей должен был сообщить бот, однако я, каюсь, не устоял перед соблазном и обрадовал супругу лично. Вернее, не то чтобы обрадовал, скорее привел в смятение. Фирма Евы, как оказалось, сильно зависела от фирмы Труадия, поэтому назначение мое было настолько хорошей новостью, что рушило сложившееся равновесие — и поди все теперь просчитай!

Ни разу я не видел Артамоновну такой оробевшей, чуть ли не угодливой. Шутка ли, с «Мицелием» породнилась! На третьей минуте разговора мне стало настолько неловко, что я передал слово боту, а там и вовсе оставил их наедине.

На следующий день поехал в комплекс снимать лангетку. Все срослось нормально, но руку мне посоветовали беречь. В гастроэнтерологию решил не ходить. Во-первых, зачем? Во-вторых, договаривались-то об этом не со мной, а с ботом. И направился я, как легко можно догадаться, к Олжасу Умеровичу.

К моему удивлению, выслушав рассказ об удивительных похождениях своего клиента, оператор нахмурился.

— Это автопилот, понимаешь? — сердито сказал он. — Это как в самолете. Пока все спокойно, пусть рулит! А когда серьезные дела начались, когда на посадку идти — пилот штурвал берет, понимаешь? Пилот! А ты что делаешь?

— Что я делаю?

— Э! — бросил в сердцах Олжас Умерович. — Тебе как было сказано?

Не в настроении он, что ли?

Я пожал плечами.

— Убрать звук и задать непрозрачный фон.

— А думать за тебя кто будет? Бот будет? Олжас Умерович будет? Нет, вы на него только посмотрите! Его на работу берут, а он все глушит и непрозрачный фон выставляет! Кто так делает? Это ж тебе не с друзьями болтать, не с девушками секс дружить! Руку где держат? На пульсе! А если бы не взяли на работу?

— Взяли же…

— Повезло! Крупно повезло! Машину водишь?

— Нет.

— Тц! Представь: отпустил ты руль на скорости. Представил?

В памяти немедленно всплыло наше возвращение из гостей в Евиной «мазде».

— Представил…

— Молодец! Бросил руль, налетел на столб, а потом иск автомобильной фирме, да? Зачем машина сама столб не объехала?

Я был остро разочарован и, пожалуй, обижен. Зашел поблагодарить, а он меня отчитывает!

— Позвольте! — сказал я с достоинством. — А как же все эти сведения в инфе, будто люди на автопилоте государственные экзамены сдавали?

— Не на автопилоте! С помощью автопилота! Разницу чувствуешь? Ты что, думаешь бот за тебя работать будет? Жить за тебя будет? Ишь, губы раскатал… Чтобы он на тебя работал, сначала ты на него поработать должен!

— Это как?

— Грузи его! Контролируй! Установки давай! Типичные ситуации отслеживай! Аты самоустранился… Какой, говоришь, отдел?

— Геликософии.

— Это что такое?

— А бот ее знает! — мрачно сострил я.

— Бот ничего не знает! — вспылил Олжас Умерович. — Он дура железная! Пока не настроишь, ничего не знает. Короче, я тебя предупредил — и чтобы потом не жаловался…

Лучше бы я к нему не заглядывал. Встревожил он меня. Встревожил и вновь лишил уверенности, которая только-только начала потихоньку завязываться в неустойчивой моей психике.

Да, пожалуй, искусственный интеллект по существу ничего в нашей с вами жизни не изменит. Даже если он будет создан, у кого ему ума набираться, а?

И все-таки в главном Олжас Умерович не прав. Конечно, бот — дура железная, конечно, он выбрасывает ответы вслепую, поскольку воспринимает услышанное абы как. Конечно! Но, если его шансы разрулить жизненно важную ситуацию равны хотя бы пятидесяти процентам, это уже замечательно! И знаете почему?

Потому что мои собственные шансы в этом смысле равны нулю.

Проверено.

Глава девятая

Тем не менее первые несколько дней моего правления я честно старался контролировать бота. Установки давал. В бирюзу на рабочем месте не уходил ни разу. Бывало, даже отключал динамик и зачитывал ответы сам. С должным выражением. Ничего доброго об этих нескольких днях память моя не сохранила. Предсмертная тоска, вечная боязнь ошибки и полное непонимание того, чем пытаешься заниматься. Тренды-брэнды балалайка.

Две мои юные сотрудницы, обе с лютым уличным прононсом (ну, из этих девиц, что обиженно привизгивают в конце каждого слова), судя по всему, уважения к новому начальству не испытывали ни малейшего. Равнодушно поправляли при мне чулки и косметику. Наконец пошли тревожные звоночки в виде вопросительных взглядов огромного Лёши Радого и самого Труадия Петровича. А испытательный срок, напоминаю, был мне назначен, образно говоря, с гулькин месяц.

И я сломался.

Послал к чертовой матери Олжаса Умеровича вместе со всеми его предостережениями, вырубил звук, врубил фон, отдал бразды автопилоту и с удовольствием перечитал наконец «Письма к тетеньке». С начала до конца.

Бот меня почти не беспокоил: личное присутствие требовалось от силы раз десять — двенадцать за целый день: выйти из-за стола навстречу особо ценной персоне, оставить подпись на документе — и все в том же роде.

Мог бы и сам этим заняться, скотина ленивая!

Дочитав Салтыкова-Щедрина, я с опасливым любопытством выглянул в окружающую действительность и с неслышным миру истерическим смешком обнаружил, что положение мое в команде волшебным образом изменилось. Юные сотрудницы преданно внимали любой произнесенной мною ахинее, причем с таким видом, будто обе готовы отдаться мне по первому зову. А вечером Труадий Петрович зазвал меня в свой кабинет на рюмку «Камю».

— Ну что, Лёня? — вполне добродушно молвил он. — Вижу, переходный период позади, начинаешь осваиваться. А поначалу я, честно тебе скажу, встревожился… Обычно я в людях не ошибаюсь… Неужели, думаю, все-таки ошибся? Нет, не ошибся… Вот давай за это и выпьем.

Случившееся необходимо было осмыслить. Согласен, в деловом плане я величина отрицательная. А бот, бери выше, нулевая. Но это все в теории. А на практике-то он самый крутой отдел возглавил! Что ж там, в конкурсе, одни отрицательные величины участвовали? Позвольте усомниться…