Агнец в львиной шкуре (СИ)

— Разве это предательство? Любовь к женщине?

Я внимательно посмотрел на друга.

— Что может значить любовь к женщине по сравнению с нашей целью? — горячо возразил Дев. — Да, это предательство!.. Или, по крайней мере, преступная беспечность.

— Выходит, я тоже предатель? Ведь я люблю свою женщину. Люблю больше жизни!

Я снова взглянул во вспыхнувшие негодованием глаза Дева. Тот потупил взор, произнёс виновато:

— Ты… ты совсем другое дело! Я не видел более сильной женщины, чем твоя Юли. Только такая, как она, могла осознанно пойти за тобой в этот ад!.. Нет, это не предательство. Это совместный путь к общей цели, путь двух равных! Мне даже кажется, что без неё ты бы не стал тем, кем стал сейчас.

Дев открыто посмотрел на меня.

— А кем я стал?

Я слегка прищурился, глядя на друга. В его словах мне послышалась некоторая двусмысленность.

— Разве ты сам не знаешь? — спокойно пожал он плечами.

Да, он прав. И разве может быть какая-то двусмысленность в его словах? Это же Дев!

— Ты прав, — кивнул я. — Именно поэтому мы с ней сегодня вместе… Ладно, не будем об этом. Лучше скажи, как отнеслась к твоему отказу Вибха?

— Как… По-моему, она обиделась и даже разозлилась на меня, — пробурчал Дев, зябко передёргивая плечами. — Чувствую себя просто ужасно! Никогда мне не приходилось так обращаться с женщинами.

Я дружески похлопал его по плечу.

— Не расстраивайся. Хочешь, пойдём, поговорим с ней? Ведь она и ко мне сегодня приходила, утром.

— Как? — ещё больше удивился Дев. — Но ты же… у тебя же есть Юли!

— Видимо, её это обстоятельство не смутило… Да, точно, не смутило, — улыбнулся я. — Женщины — загадочные существа! Согласись. А женщины с чужой планеты тем более!

От моих слов Дев немного повеселел. Мы вышли из его дома под ослепительное полуденное солнце, пахнувшее в наши лица палящим душным жаром, и направились в сторону центра города, где в этот час шла оживлённая торговля на местном рынке.

Под холщёвыми навесами ютились заезжие рыбаки, рано утром вернувшиеся с промысла и к обеду добравшиеся до Тяньгуна со своим уловом. Торговцы овощами и фруктами пытались составить им конкуренцию, но их здесь было значительно меньше. Всё-таки сказывалась близость океана: простые люди добывали себе пропитание в основном за счёт рыболовства — доступного и не столь изнурительного и затратного в здешнем климате, как сельское хозяйство.

Правда, это было вынужденной необходимостью, так как с нашим приходом сюда общественные распределители Народного Фронта перестали снабжаться продуктами. Революционные власти во главе с Чой Чо Реном выставили кордоны на дорогах, ведших на Северный материк, к столице, откуда доставлялось продовольствие, устроив таким образом «мятежным» южанам настоящую блокаду.

Мы ожидали худшего, но части народно-революционной армии, ввиду их плохой организованности и оснащённости, в южные провинции пока не совались. Нас спасало и то, что у режима Чой Чо Рена были серьёзные проблемы с высокотехнологичной техникой. Большинство заводов, производивших такую технику при прежних режимах, были разрушены во время революционных боёв, а специалисты-земляне, способные восстановить это производство и поддерживать его на нужном уровне находились в опале и преследовались по всей планете. Поэтому каждый гравиплан, каждый магнитор, каждый излучатель были у народной власти на особом счету.

Основную угрозу для нас представляли каратели Чой Чо Рена, отряды которых регулярно совершали вылазки за пределы кордонов. Но всякий раз мы отбивали их атаки, пополняя свои запасы трофейным оружием, средствами связи, военной техникой и амуницией. Хотя я прекрасно понимал, что бесконечно так продолжаться не может.

Что-то зрело в глубинах неповоротливой административной машины, созданной Чой Чо Реном, — какие-то перемены, и эти перемены грозили нам серьёзными последствиями. Боязнь потерять власть над планетой толкала вождя ко всё большему ужесточению преследования инакомыслящих и оппозиционеров, желавших перемен для гивейского народа, обещанных ещё тридцать лет назад его предшественниками, когда революция всеразрушающим огнём прошлась по всей планете. Эти мои предчувствия подкреплялись и сведениями, получаемыми от наших людей в северной столице.

По слухам, несколько военных заводов в Шаолинсеу были восстановлены, и сейчас там активно производилось оружие, шедшее на перевооружение гивейской армии, которая к тому же активно пополнялась за счёт принудительного набора среди гражданского населения планеты. Всё это однозначно свидетельствовало о подготовке революционных властей к широкомасштабному наступлению на Юг. А к такому повороту событий мы пока были не готовы. В прямом столкновении мы бы заведомо проиграли битву с обновлённой армией Чой Чо Рена, случись она завтра.

Хотя численный перевес, скорее всего, был бы на нашей стороне, ведь по всему Южному материку действовали многочисленные боевые отряды повстанцев. Но главная наша проблема — отсутствие единства среди сопротивления — сводила это преимущество на нет. Во главе этих отрядов зачастую стояли амбициозные и малограмотные лидеры, взгляды и убеждения которых сильно отличались не только от наших планов, но и противоречили друг другу в своей основе. Каждый из таких лидеров стремился, как говорится, перетянуть одеяло на себя, порождая тем самым разрозненность, непонимание, и даже откровенную вражду среди повстанческих сил. И это беспокоило меня больше всего.

Даже в людях, стоявших на нашей стороне, я не был до конца уверен. Одни из них устали от войны и многочисленных невзгод, ведь многие участвовали ещё в революционных боях, и со временем потеряли веру в справедливость. Другие же были одурманены революционной пропагандой, представлявшей народного вождя Чой Чо Рена великим спасителем нации и борцом за Добро — единственным, кто может вывести Гивею из тьмы инферно. Борьба за умы и сердца этих — самых многочисленных — была особенно тяжёлой.

Здесь, на Южном материке, за последние три года нам удалось собрать сотни землян, кочевавших по планете ещё со времён революции или приехавших сюда уже после неё, по призыву Всеобщего Народного Совета и велению своего сердца. Именно из этих людей сформировалось мощное идейное ядро, возглавившее сопротивление режиму Чой Чо Рена, а так же занимавшееся просвещением и обучением населения планеты. И хотя в своей прошлой жизни эти земляне были в основном техническими специалистами, но смена сфер деятельности в течение жизни была для них обычным делом. Так что многим из них довелось поработать и воспитателями, и медиками, и учителями ещё на Земле, в бытность их стажёрства, когда каждый искал своё предназначение в этой жизни.

Во многих городах и посёлках мы открывали больницы и школы для местного населения, ведь медицина и образование были доступны здесь только в столице, а в остальных уголках планеты почти полностью уничтожены стараниями продажных сановников. Но школы были нужны не только маленьким детям. Взрослые куда больше них нуждались в просвещении и в духовном совершенствовании. Изменив себя и свою жизнь, они могли затем воспитать и своих детей, так, чтобы их будущее было достойным, а жизнь счастливой.

В заброшенных хранилищах южной столицы Линь-Шуй мы смогли отыскать фильмы о Земле и её людях, завезённые на Гивею ещё на заре революционных событий, но забытые или просто запрещённые в последние годы, когда установилась единоличная власть Чой Чо Рена. В провинциях, городах и посёлках, где нам удалось утвердить своё влияние, мы организовывали массовые просмотры этих фильмов, чтобы гивейцы искали в них силу, которая даст им убеждения и идеи, несовместимые с подчинением властям.

Для большинства из них картины нашей далёкой планеты и жизнь её людей — яркая, наполненная творческим трудом, жадным познанием тайн природы и человеческой сущности, терпеливым совершенствованием себя и отважным продвижением вглубь вселенной, куда земляне несли торжество Добра — казались сказкой: прекрасной, но совершенно недоступной.